В конце ХХ века историки оказались перед проблемой: как определить тоталитаризм? Слово, которое сочинил Муссолини, использовалось с энтузиазмом и сторонниками, и противниками тоталитаризма, а когда он исчез, то исчезла ясность в его понимании.
На самом деле, тоталитаризм никуда не исчез. Северная Корея заурядный тоталитаризм, Китай более приодетый, а всё ж тоталитаризм.
Тоталитаризм не вполне совпадает с деспотизмом. «Царь Петр был большевик» (Макс Волошин) это поэзия, к тому же написано на заре тоталитаризма.
Тоталитаризм ровесник информационной революции ХХ века. Это не просто контроль над тем, что читает, говорит и думает человек. Это контроль над тем, что читает, говорит и думает человек, чьи возможности читать, говорить и думать многократно больше, чем у людей до ХХ столетия.
Тоталитаризм не нужен и невозможен там, где девять десятых населения не умеют читать. Тоталитаризм многократно усиливается, если появляется интернет: блокирование интернета это тоталитаризм, а ссылка в Сибирь за листовку это деспотизм.
Вот почему не является оппозицией тоталитаризму борьба с паспортами, слежкой и т.п.
Во-первых, сам по себе контроль и учёт не означают подавления того, что учитывается и контролируется. Билет в библиотеку не есть запрет выдавать книги.
Во-вторых, даже создание в библиотеке спецхрана, тотальный контроль круга чтения это ещё не тоталитаризм, если никто ничего не читает.
Тоталитаризм это социальная болезнь Альцгеймера, но болезнь Альцгеймера не поражает даунов — или незаметна у даунов, что одно и то же.
Тому не надо переживать за свою свободу, кто не любит свободу и не использует её.
Самая большая ошибка Орвелла, Замятина, Платонова и других: тоталитаризм не против любви. Любовь существует и при тоталитаризме, она ему не опасна. Это цена свободы. Если бы любовь и рабство были несовместимы, все бы любили свободу.
Вот почему любовь может быть пошлостью, свобода никогда не пошлость. Она либо счастье, либо проклятие.
Тоталитаризм оказался избыточной политической конструкцией. Большинство людей не нуждаются в поводке, потому что они самостоятельно передвигаются именно так, как предписал бы хозяин.
Информационная революция даёт и средство совершить рывок в коммуникации, познании, личном росте, и средство пресечь этот рывок. Если власть начинает регулировать информационный поток (в чём ранее особой нужды не было), то контролю подлежат не все люди, и сравнительно небольшой процент. В отношении их можно и не применять воспитательные меры (так поражающие у Орвелла). Достаточно просто убить (или выслать) — и стагнация, она же стабильность деспотизма упрочивается.
Муссолини ошибся (что простительно, потому что он имел дело с самым началом информационной революции). Тоталитаризм вовсе не нуждается в тотальном контроле. Точечный тоталитаризм намного надёжнее. Чтобы человек захлебнулся, не обязательно бросать его в океан, достаточно сунуть его голову в ведро с водой и не отпускать.
Иллюстрация: Зверев к «Голому королю».
