Священник Московской Патриархии Филипп Парфёнов разместил в сети статью Владимира Френкеля 2002 года. Смысл статьи – в последней фразе:
«Те, кто живёт под тенью ислама, в любой момент могут превратиться в безумцев, готовых уничтожить и себя, и нас. И тогда цивилизованному миру ничего не останется, кроме как погасить этот огонь безумия любой ценой».у
Что такое «любая цена»? А это именно готовность уничтожить весь мир, то есть, атомная война. Всякая иная цена – не «любая». У кого есть такая готовность, помимо русской номенклатуры? Слово «меценату и юристу» Лейбу Фогельману («Новая Польша», №9, 2012, с. 3):
«Сегодня Израиль для самозащиты может быть вынужден прибегнуть к страшной силе. … Израиль имеет несколько сотен бомб, каждая из которых обладает силой тысячи Хиросим».
Френкель– еврей с точки зрения нациста, латышский русский, сидел за «самиздат» при большевиках, эмигрировал в Израиль, в поэзии постоянны аллюзии на православие. Именно православные, причём считающие себя «либеральными» (не антисемиты, не монархисты, не антизападники) с одобрением отнеслись к этой исламофобской агитке, как ранее с одобрением относились к исламофобским текстам Фалаччи и её аналогу, еврейской русской из Ташкента Дине Рубине.
Некоторым извинениям или, по крайней мере, объяснением странностей русского либерализма может служить русский антисемитизм, считающий каждого либерала евреем, а каждого еврея либералом. Что, конечно, вовсе неправда.
Главный метод «либерально-православной» исламофобии Френкеля – в религии существует Буква. Священный Текст. Либо это буква – Свет, Логос. Либо – нет. Иудео-христианская Буква – Свет, иудеи и христиане – люди Света. Буква ислама – Тьма, поэтому всякий мусульманин «живёт под тенью». Если он миролюбив (таковы, по социологическим данным, 97% мусульман; для сравнения – среди русских православных таковых менее 85%), то это случайность. Миролюбивый христианин верен Букве своего текста, миролюбивый мусульман неверен букве Корана.
Статья Френкеля написана сразу после трагедии 11 сентября и использовала эту трагедию, как и вообще израильская исламофобия, для пропаганды образа Израиля как форпоста цивилизации в борьбе с исламским Мордором. Аргументы «от буквы» вполне традиционные – ошибочный анализ высказываний Корана о войне и мире. Френкель, кажется, сам сознаёт слабость этого анализа.
Очень своеобразен и аргумент:
«В течение трёх первых веков, с самого своего возникновения, христианство утверждалось и распространялось как религия мучеников за веру, а не воинов и завоевателей. В отличие от ислама».
Нашли чем гордиться! А что, спросим вкрадчиво, хотелось бы?
На тезис «Христианство может существовать и без войны и принуждения, а вот ислам этого не может, это против его природы» можно ответить одним: посмотрите на современное кремлёвское православие, воскресившее самые зубодробительные тезисы крестоносного милитаризма. «Возьми крест свой» – «возьми атомную бомбу свою». «Положи жизнь за ближних» – «убей иноверца». Но про атомную бомбу в глазу кремлёвскому православия людям, находящимся в заложниках у оного, рассуждать не хочется. Их интересует нарисовать бревно в глазу мусульманина.
Один аргумент Френкеля оригинален:
«В мусульманском вероучении нет одного очень важного догмата, который присутствует в иудаизме и христианстве. Бог, конечно, и по исламскому учению является творцом вселенной и человека, но там не сказано, что Бог сотворил человека по Своему образу и подобию. Предвижу скептические возражения: ну можно ли придавать такое значение богословским тонкостям! Но история религий показывает, что за словесными, казалось бы, расхождениями может стоять целое мировоззрение, формирующее человеческое сознание. «По образу и подобию» означает, что Бог вложил в человека при сотворении часть Своего собственного существа, Своих свойств, в отличие от любого другого Своего творения. Одним из главных этих свойств является свобода. В том числе, конечно, свобода грешить, но и свобода к покаянию. И к милосердию. И главная свобода – любви».
Историческая безграмотность автора очевидна – когда, к примеру, он утверждает, что крестовые походы были ответом на вторжение мусульман в Европу (на самом деле – на взятие Иерусалима сельджуками в 1071 году).
Богословская безграмотность автора очевидно –что Бог сотворил человека по образу и подобию Своему, это не догмат. Очевидна и наивность, напоминающая анекдот о том, был ли Моисей в ермолке, когда беседовал с Богом – конечно, был, он же не мог её не надеть. Что «образ и подобие» заключается в свободе, милосердии, любви, покаянии, – это не буква Библии, это интерпретация. В одном пункте тоже безграмотная – покаяние не может быть свойством Бога в силу Его совершенства, так что способность человека к покаянию основана не на его богоподобии. Когда Библия говорит, что Бог кается (например, после Потопа), то это антропоморфизм – уподобление Бога человеку, а вовсе не откровение о том, что человек подобен Богу способностью каяться.
Нечего и спорить с заявлением Френкеля:
«Так вот – в исламе ничего этого нет. Человек, если он не сотворён «по образу и подобию Божию», является именно инструментом, пусть даже в руках Бога. Вот почему в исламском вероучении нет ни слова о любви, милосердии, покаянии. Зачем это все инструменту?».
«Ни слова в исламе о любви и милосердии» – это сильно. Грандиозно. Внушает. Но не более того.
«Зову лишь любить ближнего». Мухаммад, Коран, 42, 23.
«Добро и зло не могут быть равны. Так отклони же зло добром». Мухаммад, Коран, 41, 34.
Если перейти от теологии, истории и религиоведения к вере, то принципиально другое. Вера открывает не только Бога, но и человека. Открытие заключается в том, что вера человека – не производное от текста. Да, Откровение говорило о пришествии Спасителя и описывало Спасителя. Однако, ни одно из этих описаний само по себе не помогало людям уверовать в то, что Иисус есть Спаситель, Мессия. Помогала благодать Духа Святого. В классическом виде дилемма показана в беседе апостола Филиппа с эфиопским придворным, читающим Библию. «Разумееши ли, что чтеши» – в русском языке это почти идиома. Для разумения и понимания необходим проповедник, верующий, но необходим – хотя текст Деяний этого не говорит прямо – и Дух Божий. Проповедник успешен лишь постольку, поскольку он в Духе. Сама по себе буква есть лишь буква, она не животворит. Между буквой и верой – как между обезьяной и человеком, должно быть недостающее звено Духа.
Из этого следует, помимо прочего, что Дух может дать всё необходимое и без буквы. Поэтому первые христиане, не имевшие текста Евангелия, не были ущербнее современных христиан. Мягко говоря. Дух у них был. А у современных христиан буквы есть, но если нет духа, то – вот, из «отдай жизнь за ближних», «умри» выводится «убей».
Это религиозный, христианский взгляд. Он, как и должно быть, совпадает с научным. Психика человека так устроена, что ни один текст сам по себе не определяет взглядов человека. Поэтому найти цитату и заявить, что эта цитата – «решающая», «определяющая», что человек «должен» вести себя в соответствие с этой цитатой – нонсенс.
Герменевтика же, наука о понимании, подтверждает: любой текст в принципе, по природе своей не может быть источником одной-единственной интерпретации. Любая буква – квант, любое слово имеет потенциал на бесконечное множество скачков, бесконечное множество смыслов.
Слово не монологично, а диалогично, коммуникативно, и уже поэтому невозможно сказать, что наличие или отсутствие того или иного слова в самом авторитетном для человека тексте «окончательно», «железно», «намертво» определяет взгляды и, тем более, поведение человека. Поэтому человек – это человек, а не компьютер. Слава Богу.
