«Яков

Оглавление

Священник Александр Мень. Я и Мень или Как же читать Библию

Ничего себе названьице, а? Когда все издеваются над мемуаристами, что они о других лишь, чтобы себя выпятить? Ну-с, выпячусь!

Меня-с-ударением-на-последнем-слоге как тип точно описал Толстой в «Карениной», где монографию Кознышева едко критикует один литератор, и Кознышев вспоминает, что видел этого литератора в кампании: «Автор статьи был очень молодой и больной фельетонист, очень бойкий как писатель, но чрезвычайно мало образованный и робкий в отношениях личных». Та же разница внешнего и внутреннего, которая делает самых забитых и робких людей самыми агрессивными и громогласными троллями в социальных сетях.

Тем не менее, я несколько раз и в реальной жизни проявлял смелость. Например, в ноябре 1991 года на епархиальном совете, где меня духовенство проверяло на предмет рукоположения. Вопроса задавал только отец Дмитрий Смирнов. Один: «Что символизируют вервии у поручей». Ну, я всю эту вздорную византийскую аллегорику знаю, хуже того, она мне нравится, в ней возвращается Христос, изгнанный обрядоверием. Второй: «Как вы относитесь к книгам отца Александра Меня?» Я пришёл в ярость и робким голосом сказал: «Он же мой духовный отец, как я могу его судить». И то хлеб, а если по Божьи, то следовало послать на три буквы!

Я отца Александра Меня любил и люблю, то есть, если выяснится, что он насиловал своего маленького сына, я пожму плечами и своего отношения к нему не изменю. К сыну, правда, стану относиться с большей симпатией, хотя и так его люблю, как люблю всех, кого любил отец Александр, что мне кажется психологически неизбежным, хотя доставляет дискомфорт. Но любовь и комфорт — две вещи несовместные.

При этом практически всё, что писал отец Александр, вызывает у меня глубокое стилистическое сопротивление, а иногда и фактологическое. То же было у Аверинцева, который, сказав, что специалисту читать отца Александра мучение, добавлял: «Но это лучше всех наших книг!». Мой научный отец — Александр Станиславский — прочтя одну из книг о.Александра, пожал плечами и сказал: «Ну, здесь же одни ответы». По этой же причине я не ходил ни разу на лекции отца Александра, был только на вечере памяти Бердяева, но как раз на сцене, на подпевках. Мне кажется, между книгами и лекциями отца Александра и его же проповедями и письмами (разговорами на исповеди) — фантастическая пропасть. Вряд ли случайно, что его книги спокойно читают те же люди, которые восхищаются мерзопакостями нынешней российской «православной апологетики». 

У меня плохая память — фотографическая, я помню отдельные кадры-вспышки, я лучше помню места, освещение, чем событие (что страшно раздражало гебешников, которые меня допрашивали, они не верили, что я не помню; впрочем, с ними я, как один из них выразился, «был не до конца искренен», действительно — а как иначе?). И вот я помню яркий солнечный день, нас человек десять, сидим среди сосен за столом (но чья дача? не помню), и отец Александр говорит: «Вот, Яша не даст соврать...» — а я его, по свойственной мне привычке, перебиваю и говорю: «Вам — дам» — и мы все смеёмся. Господи, это же был рай!.. Конечно, я гордился, когда отец Александр смеялся над моими хохмами — тоже вспомнилось, как мы идём по проспекту Мира, это, видимо, уже совсем в конце, потому что отец Александр должен был идти на телевидение записываться, а запись отменили; зачем я с ним встречался, совсем не помню, но помню, что идём, и я говорю «Во Христе нет ни иудея, ни эллина, одни русские» — да, это моя острота, я довольно много популярных и ныне анонимных хохм запустил, вроде интернет-варианта первого псалма — и отец Александра улыбается. Я не помню, чтобы он смеялся, тем более, чтобы хохотал. Но наверняка смеялся, просто у меня память на звуки плохая, а не образы лучше.

Ещё помню очень ярко, как у нас дома на Потылихе — точнее, на Сетуньском проезде — отец Александр должен был кого-то крестить, что ли, или какая-то беседа, где-то около 80-года, и я вот спешу из архива древних актов, где работал, стою на остановке 91 автобуса около Окружного моста, а мимо проезжает такси, в котором как раз сидит отец Александр, к нам едет, меня не заметил. А самое последнее яркое воспоминание — не про Новую Деревню, а как я на Варварке пришёл спросить у него благословения уйти с госработы (я был директором крохотного музея Пушкина в Больших Вязёмах) и попытаться всё-таки рукоположиться в области, в Раменском, где в церкви был наш общий хороший знакомый священник (ничего не вышло, покойный владыка Григорий при первой же встрече — это май 1990 года — произнёс горячую инвективу в адрес интеллигентов, но я не понял, что это отказ). Он там читал лекцию. И вот поговорили, он согласился, и я подымаюсь по лестнице (это та церковь, которая в низине, ближайшая уже к метро), а он стоит и, пощипывая бороду, очень задумчиво смотрит мне вслед. Сколько раз я смотрел и ещё буду смотреть сам на людей таким взглядом (он есть и на знаменитой фотографии, сделанной Виктором Аромштамом) — вроде бы мудрым и вдохновенным, а на самом деле растерянным и неуверенным, когда вся надежда на то, что Бог, а не мы, распоряжается жизнью.

Другое дело, что отец Александр никогда не врал, но его тональность как популяризатора мне очень чужда. Я вырос на научно-популярной литературе именно такой тональности, и она хорошая, она восходит к классике XIX  века, к библиотеке Павленкова и Жюль Верну, но она — до Розанова и Бердяева, а я — после. Она до Освенцима и Гулага, а я — после. Она с майонезом, а я — с горчицей и хреном. Для меня и израильские ревизионисты, и Докинз слишком слащавы и системны. Нашатырю мне, нашатырю, а свет оставьте себе!

Это я к чему вдруг разразился несвойственным мне воспоминательством? Ах да — как читать Библию... Так вот — апеллировать, как это делал отец Александр, к тому, что Библия — первая книга, которую перевели... которую издали... и прочее — ни в жизнь! Он писал для тех, кому важно не быть подозрительным меньшинством, а я прямо наоборот — пытаюсь растолочь большинство, превратив его в меньшинство. Он писал для тех, кому важно быть в культуре как в чём-то одобренном, включённом в список, а для меня культура начинается там, где заканчиваются одобренные списки.

Далее: как же читать Библию?

Мень А. Как читать Библию. Руководство к чтению книг Ветхого и Нового Завета в 3 частях. М., 2005. PDF издания 20190. Epub 41711.

См.: История человечества - Человек - Вера - Христос - Свобода - На первую страницу (указатели).

Брюгге, 1542

Внимание: если кликнуть на картинку
в самом верху страницы со словами
«Яков Кротов. Опыты»,
то вы окажетесь в основном оглавлении,
которое одновременно является
именным и хронологическим
указателем.