Во время путча 1991 года я не собирался идти к Белому дому. Паны дерутся… Но по радио я услыхал неторопливую речь литовца, который не призывал никуда идти, а объяснял, как надо одеваться, чтобы не замёрзнуть хотя бы и августовской ночью, напомнил, что термос должен быть вместительный, потому что нужно рассчитывать и на тех, кто термос не возьмёт. Он делился опытом, приобретённым во время стояния у вильнюсской телебашни полугодом ранее, 12 января 1991 года.
Теперь видно, что между двумя стояниями – качественное различие. В Вильнюсе за свободу стояли представители большинства народа, в России за свободу стояли представители ничтожного меньшинства. В Вильнюсе свобода не отождествлялась с конкретным политиком, в России уже создавался культ личности Ельцина – под лозунгом «из двух зол надо выбирать меньшее».
Именно в церковной сфере реакция на события в Вильнюсе и на события в Москве оказалась очень симптоматичной.
Патриарх Алексий Ридигер протестовал против расправы с литовцами, но промолчал, когда двинули танки против москвичей.
Промолчал сам, промолчал и митрополит Кирилл Гундяев, нынешний патриарх, тогда пресс-секретарь патриарха.
Они поддержали Ельцина только после того, как стало очевидно поражение ГКЧП. На первый взгляд, странно, но надо знать, что Ридигер был креатурой Горбачёва. Горбачёв ведь тоже осудил кровопролитие в Литве – и только после того, как это сделал Хозяин, с осуждением выступил и его ставленник. К тому же в этом «осуждении» патриарх умудрился над телами убитых литовцев осудить их стремление к свободе, осудить в абсолютно советском стиле:
«Ошибки, что привели к сегодняшней скорби, были с обеих сторон. Литовцы, думаю, сами смогут найти свои промахи и трезво оценить, где и в чем они поддались духу утопизма и националистической мечтательности и где в отстаивании своих законных прав они перешли ту грань, за которой следует ущемление не менее законных прав других людей...».
Миролюбие по-советски: мол, убивать нехорошо, но убитые того… перешли грань… ущемили людей… Кстати, точно такие же кощунственные слова написал тот же патриарх Алексийза полгода до вильнюсского кровопролития, когда убили отца Александра Меня, – мол, богословские взгляды покойника далеко не всеми одобрялись… И это звучало над свежей могилой!
Спустя три года трагедия в Вильнюсе повторилась около телебашни в Останкино. В обоих случаях власть пыталась свалить вину на погибших – они, мол, сами себя застрелили… Свои стреляли по своим, чтобы дискредитировать белую и пушистую кремлёвскую власть. Про Вильнюс эту идею популяризировал, между прочим, Невзоров, который и сейчас бравирует тем, что верно служил КГБ.
Власть стреляет одинаково, но идеалы, в которые она одинаково стреляет, — очень разные. Для тех, кто двинулся на Останкинскую телебашню, она была не символом свободы, а символом власти. Кто в телевизоре, того и тапки! Это – вера не в силу свободы, а во всесилие пропаганды.
Литовцы собрались у телебашни отнюдь не потому, что верили, будто телепрограммы определяют их жизнь. Могли и в другом месте собраться, и собирались в самых разных местах. Место, где убивать, выбирали не литовцы, а враги Литвы.
В России же и 25 лет назад, и сейчас правит не свободолюбие, а цинизм. Самый свежий и яркий пример – Владимир Познер цитирует Германа Геринга:
«Народ всегда может быть приведен к послушанию. Это просто: надо только сказать ему, что на него нападают. И при этом обвинить пацифистов в отсутствии патриотизма и в том, что они подвергают страну опасности. Это срабатывает в любой стране».
Геринг ведь соврал, как врал и Геббельс про всесилие лжи. Ничегошеньки не «срабатывает», почему и Гитлер, и Ельцин, и Путин основные деньги вкладывали отнюдь не в телевидение и не в пропаганду, а в тайную политическую полицию и прочих «силовиков».
Литовцы не потому вышли к телебашне, что их охмурили телеведущие, а потому что они не хотели, чтобы их охмуряли. Они понимали, что свобода – не выбор между тем, кто тебя будет дурить, а выбор между тем, кто тебя дурит, и тем, кто будет по твоему поручению и под твоим контролем работать на правду и говорить правду. Наверное, не всю, наверное, искажённую, но правду, а не заведомую ложь.
На Литве сбылась русская поговорка – не было бы счастья, да несчастье помогло. Национализм, конечно, несчастье – одна из форм коллективизма. Однако, эта форма коллективизма помогала, помогает и, видимо, и впредь будет помогать бороться с куда более опасными и смертоносными коллективизмами – в частности, с империализмом. Литовцы победили русский империализм. И мы, русские, должны победить русский империализм. Только добиться победы над русским империализмом невозможно, опираясь на русский национализм, невозможно.
Русский национализм так же отличается от литовского как Останкинская телебашня – от вильнюсской, как литовцы, которые погибали от пуль, отличались от русских, которые стреляли в литовцев. Победить русский империализм можно, но труднее – это ведь означает победить и русский национализм, а нужно ещё победить и его самую извращённую, но до сих живую форму – «советский интернационализм», веру в то, что русский может и должен всюду ездить без виз, потому что мы самые миронесущая нация в мире.
Трудно, но вполне возможно, главное – сформулировать цель. Литовцы же – как и европейцы в целом – умеют же преодолевать литовский национализм в пользу нормального, «европейского» — а вообще-то общечеловеческого – индивидуализма, гуманизма и персонализма (перечисляю в восходящем порядке). И для этого даже не нужно штурмовать Останкино. Достаточно самому быть Останкино, излучая вокруг себя критическое мышление, готовность к диалогу и презумпцию доброты.
