Отдохнув на атеисте, Ленин 1 мая участвует в субботнике, три часа носит брёвна, а затем едет на закладку памятника Марксу, на закладку памятника «Освобождённый труд» и на Трёхгорную мануфактуру.
Субботник 1920 года — инициатива не снизу. Он проводился по решению IX съезда, то есть, был обязательным для членов партии. В Кремле Ленин таскал брёвна с курсантами, то есть, с военнослужащими, выполнявшими приказ. На Трёхгорке же вышел настоящий конфуз. Ленин приехал аккурат к моменту, когда рабочие вернулись с субботника и пришлю на кухню. Они и вышли работать только, чтобы получить дополнительный паёк.
Работница Трёхгорной мануфактуры Евдокия Старостина — на фабрике работала с 1895 года — вспоминала в 1935 году:
«Председатель партийной ячейки Горшков сказал, что всем участникам субботника будет выдан особый паек».
Во всех позднейших мемуарах это деталь отсутствовала. Правда, упоминалось недовольство участников субботника тем, что им не выдали паёк, но о том, что пайком заманивали — молчок.
Старостина невероятно точна этом мемуаре. Фабрика к маю 1920 года давно стояла. Вышли работать не на фабрику, а на Ходынку, разбирали, извините, «колёса от пушек», ещё какое-то «железо». Пришли на кухню — позднее её сильно перестроили, превратив в театр, в 2010 году здание подожгли в ходе каких-то споров субъектов, так и стоит руина. А пайка нет! Вообще! То ли не рассчитали количество народа, то ли кто-то, как считала Старостина, вообще не ходил на субботник, а прибежал на кухню пораньше и забрал паёк:
«Продуктов после субботника не получили только опоздавшие, но недовольство было со стороны многих, даже тех, что пришли вовремя. Получилось это вот по такой причине: обещали всем выдать по фунту ситного, по полфунту колбасы или ветчины и по восьмушке конфет. К моменту выдачи выяснилось, что продуктов не хватает на (всех, и норму пришлось урезать: хлеба получилось по полфунта, колбасы по четверть фунта, только конфет запасли, сколько полагалось. Из-за этого все и получилось. Дело было в пятом часу, а в пять надо было начать митинг».
Переведём недовольство в цифры по метрической системе.
Обещали всем выдать по 450 грамм белого хлеба, по 220 грамм колбасы или ветчины и по 60 грамм конфет.
В это время кремлёвский («совнаркомовский») паёк для 370 человек (и 900 их домашних) был 300 грамм муки, столько же рыбы, 375 граммов мяса, 15 граммов соли, 30 граммов сахара.
Но был и спецспецпаёк для самой верхней верхушки. Например, 27 ноября 1920 году Ленину выдавалось 4,5 кг. ржаной муки, 0,9 кг. манной крупы, 1,2 кг. сыру, 60 гр. чаю, 0.9 кг. сахара, 0.9 кг. икры, 0,1 кг. кофе, 0,9 кг. сала, 0,9 кг. сливочного масла и 100 штук папирос.
В июне 1920 году московские чекисты докладывали Ленину, что в городе «красноармейский паек, оцениваемый в 40.000 рублей в месяц, получают только 150.000 человек, включая гарнизон. Остальные обеспечены только на пять дней в месяц. Кремлевский паек оценивается в 200.000 рублей. … Каким-то путем они это добывают, ибо мрут не все».
В январе-марте 1920 года в Москве смертность составила 40 человек на 10 000, в Петербурге 79. Каменев предлагал: «Обеспечить 300.000 служащих и рабочих красноармейским пайком, рассматривая весь «служилый состав» как армейскую часть … Расстреливать каждого, приобретающего что-либо сверх пайка».
Рабочие стали «шуметь» — очень нехороший признак. В августе 1918 года, когда фабрика ещё как-то работала, ЧК арестовала владельца, который продолжал руководить производством, Ивана Прохорова, и приговорила к расстрелу за то, что тот посмел платить рабочим не «дензнаками», а тканями, которые они же выпускали. Так рабочие «зашумели», объявили забастовку, выбрали делегацию — и Прохорова освободили. И не просили, а — сохранилось постановление забастовщиков:
«Требовать немедленного освобождения из под ареста директора фабрики Ивана Николаевича Прохорова и управляющего фабриками Николая Хрисанфовича Рябченкова, так как фабричная лавка была открыта по категорическому требованию рабочих и служащих товарищества под влиянием голода. Во избежание дальнейших недоразумений по сему конфликту арестов не производить, а произведенный арест считать несправедливым».
Конечно, такие резолюция были от неправильных рабочих. Правильные рабочие не требуют, а выполняют требования.
Прохорова потом ещё арестовывали, и в 1937 году приходили за ним, он тогда уже 10 лет как был на Ваганьковском.
Толпа в несколько тысяч голодных обманутых людей могла задавить. Работница вспоминала:
«И в то же самое время подошел к нам тихой походкой небольшого роста мужчина в серенькой кепке, чуть сгорбившись. Воротник у его пальто был поднят. Сначала никто не заметил этого человека, обернулись только на его голос. Он спросил: «Чего вы, товарищи, волнуетесь?» … Мы ему объяснили все дело, как обещали нам паек от советской власти и не дали; кто не работал, тот получил, а нам не дали. Он выслушал, сказал, что все уладится, и куда-то ушел. Мы сразу о нем забыли — и опять шуметь».
Товарищ исчез, и вдруг появился на трибуне. Начал говорить о Милюкове, Гучкове, Керенском, о Колчаке — к тому времени уже расстрелянном. Как раз весь апрель 1920 года Ленин решал вопрос о том, где хранить золотой запас, отбитый у колчаковцев. Но с трибуны сказал: «Буржуи оставили нам худое корыто; золота у нас мало». Да и то сказать: золота много не бывает. Вождь отождествил себя с пушкинской бабкой, видимо, это разжалобило людей. Но сказано откровенно: «у нас», не «у вас». Как и сейчас по улицам плакаты: «Это наша страна».
По другим воспоминаниям Ленин даже принёс извинения: «Получилось это от того, что на субботник вышло на Пресню 80 тысяч человек — неслыханная цифра. Такого количества людей мы не предвидели». Тут же он обратился к секретарю райкома: «Колбасы, кажется, сейчас нет, а ситный обязательно выдайте, достаньте и выдайте».
80 тысяч человек — цифра фантастическая. Даже в лучшие годы на Трёхгорке работало не более 10 тысяч, а к 1920 году оставалась пара тысяч. Или Ленин назвал цифру по всей Москве? Неважно.
На другой день рабочим выдали хлеб.
Тем не менее, в конце того же 1920 года директор Трёхгорки заявлял, что рабочие, «изнуренные постоянным недоеданием в массах стали покидать места, в поисках лучших продовольственных условий». Тут Ленин и придумал НЭП.