Есть проблемы языка, а есть проблемы речи. Слова могут быть абсолютно точные, истинные, верные, правильные, а речь — пустая. Из двух главных типов речи — научной и бытовой, естественно-научной и гуманитарной — это проблема в основном гуманитарной речи, хотя, как показала знаменитая шутка аспирантов MTI 2005 года, и научное сообщество не на сто процентов защищено от twaddle, как говорят англичане. Страшно подумать, какого размаха достигнет это явления благодаря AI, хотя, с другой стороны, куда любому AI до раздухарившихся аспирантов Техноложки.
Простейший пример из мира отошедших в лучший мир: Новодворская и Жириновский. Помянутый AI не сможет отличить полнокровной, реальной, глубокой, веселой речи Новодворской от имитационной речи Жириновского, даже если будет использовать ресурсы всей вселенной. Пьяненький мужичок распознает различие за долю секунды, не взирая на лица, между прочим. Распознает — и решительно предпочтет Жириновского. Если у мужичка — или у его гендерной оппозиции — был диплом, а Жириновский умер, то он выбирал Навального, как до Жириновского выбирал Евтушенко, а до Евтушенко Радека и так в глубь веков. Всегда были два мира: мир велосипедистов и мир велотренажорщиков. Слова одни, а результаты разные, точнее, у первых результаты, пусть и слабенькие, у вторых скорость высокая, а смыслу нет.
Проблема не в том, что есть люди, склонные к пустословию — empty talk, используя точный английский же аналог (обозначений для пустозвонства в культуре тем больше, чем более развито общество коммуникационно, и тут, конечно, Оксфордский словарь сильно опережает словарь и Даля, и Ушакова),— а в том, что пустопорожняя болтовня пользуется большим спросом. «Большим» с ударением на первый слог, большим в сравнении с нормальной речью. Спрос на демагога выше, чем на Ликурга. Это абсолютно рациональное поведение. Пустота может быть очень прагматична, Торричелли свидетель.
Шекспировское «ад пуст, все бесы здесь» подразумевает, что бесы здесь, а мы в там, в пустоте. Человек есть слово, и обезьяна в человеке не слишком этому рада. О, обезьяна может использовать слова, но пассивно, отвечая. Она сама не спрашивает, вполне себе AI. Но обезьяна не просит «Не спрашивайте!», а человек просит, хотя из совершенно противоположных соображений. Один человек устал отвечать, другой человек спросить, а третий может просто сказать нечто новое, выходящее за плоскость вопросоответности.
«Бездна бездну призывает» это пустота тянется к пустоте. Поэтому пустопорожний Быков популярнее Вайля с Генисом и без Гениса. Речь не идет о внутренней пустоте, было бы пошлым цинизмом, прикрывающимся как фиговым листком цитатой из Евангелия про мир во зле лежит, считать, что человеку свойственно клевать на искусственную муху, а не настоящую. Это не человеку свойственно, а несвободе. Насколько человек ничего не может сделать, настолько он делает ничего. Читать ничто и есть одна из форм изготовления ничто. Зачем читать про «люби врага», если ты поставлен в такое идиотское положение, что врагу твоя любовь по барабану, причем военному барабану. Легко любить врага, когда он избит и ограблен, валяется на пути, а ты богатенький самаритянин, у которого есть время и деньги, а не только совесть. А когда ты родился в банде тех разбойников, которые грабят и избивают, и ходу тебе из этой банды нет, и ты детишек этих бандитов учишь греческому или экономике, стрижешь и рисуешь для них живопись, какая уж тут морковь-любовь... Впасть в детство, пустышку в рот, пустозвонство в мозг. Родился ты в пустоте, в пустоте и помрешь!
С родившихся в пустоте спросу нет, но сколько же людей рождаются в мире вполне насыщенном, густом, интенсивном, а клюют на пустоту. Наверное, по разным причинам, но итог-то опять — ад пуст, все бесы там. Именно «там», а не тут, где клюющие пустоту по зэрнышку, а в сотнях километрах от них.
Впрочем, что нам, живущим в настоящей пустоте, в настоящем ненормальном мире, до дырок в нормальном мире. Нам надо восхищаться тем, что и среди пустоты люди стремятся к полноте. Результат обычно кривой. На одного раба типа Эзопа-и-Венечки тысяча рабов типа всё того же пьяненького мужичка или — как это гендерно правильно обозначить? — мужички.
Пустословие отнюдь не угнетенными придумано. Это поведение прежде всего агрессивное, а уж в ответ реактивное. Идеальное звонопустотство — речи и манифесты диктаторов от Навуходоносора и Тутмоса до Медвепутина и Путидведева. Сколько в мире издается пустых книг, пустых газет, постановлений ООН и правительств, исследований коллективных и монографических. Да, за деньги, чтобы заполнить неприятное, разоблачительное молчание. Голые короли любят и умеют одеваться, вы же не думаете, что король реально был гол. Пустой ад преисполнен слов, тирад и резолюций. Так ведь пустословие и без денег пустословится! Не платят же буйным сумасшедшим за буение, и пустослову многие абсолютно бескорыстны, если не считать корыстью и прибылью ощущение полнокровной жизни. Хотя как же «не считать»! Да за это ощущение... это ощущение... Ну, понятно.
На фоне пустословия даже глупословие добродетель. Фрики и кое-какеры, проповедники разных вздоров и благоглупостей, — они хотя бы искренни. Они насыщенны, они не пусты. Другое дело, что они ошибаются, но это добросовестное заблуждение, честный самообман и обычно даже не агрессивный самообман, разве что самую малость слюни в стороны летят.
Одна приятная черта есть у пустословия: не такое уж оно прилипчивое. Да, оно прет из тебя, но из тебя много чего прет, можно регулировать прение. Другое дело, может ли пустобрех осознать свое пустобрешианство. Хорошо, допустим, тут эпистемиологический тупик. Но ощущение автоматизма, заученности, повторения того, что уже тысячу раз сказал, перепевности, оно же копошится в душе. Это Слово в тебе копошится, и оно вообще-то неповторимое, но ради тебя, любимого, так уж и быть, будет повторять, что стоп, слово в землю, жми тормоз, меняй профессию, фамилию, имя, гендер, что угодно, но слезь с велосипедного сиденья, выпусти руль, спустись на землю, отойди и посмотри — где твоя жизнь велосипед, а где велотренажер...