И взял кусочек хлеба, обмакнул в соус и дал Иуде, сыну Симона Искариота. И после этого вошел в него сатана» (Ио 13:26b-27).
Встает вопрос: Иуда, выходит, сидел тоже не слишком далеко? На расстоянии вытянутой руки – то есть, вообще-то, очень близко. Может быть, Иоанн справа, со стороны груди, Иуда слева, со стороны спины. Или стол был квадратным, а не в виде буквы «П», как обычно ставили, чтобы слуги могли подавать блюда, проходя внутрь.
Ясно одно: Иисус вполне мог шепнуть «Искариот», но не шепнул. Хочет ли Иоанн сказать, что других учеников Иисус причастил хлебом и вином, как описано у Марка и других евангелистов, а этого – хлебом с соусом? Причем соус, видимо, был горький, на Пасху специально ставили такой как символ горьких приключений во время Исхода.
«Вошел сатана»… Что же, Иисус использует сатану? Да нет, просто идиома, по-русски бы сказали «Иуда взбесился» или «ожесточился». Может быть, такое «угощение» было необычным и должно было восприниматься как намек или даже прямое оскорбление? Ты мол, горе мое луковое… Хрен ты горький, а не ученик…
Мы не знаем, и это неплохо, потому что, кажется, тут автор ориентируется на читателей, которые как раз знали, то есть, были вполне «в теме». Современники.
Вот что понятно, так это то, что Иоанн не считает, что Иуда вполне определился к этому времени. «Сатана вошел» - то есть, бесповоротно решился. Отзеркаливание «на него Дух сошел» - Дух Божий. Топтался человек, топтался, примеривался к Богу пойти – и вот, Бог в него вошел и контакт совершился. А тут то же самое, только полный наоборот. Не ту дверь человек открыл. Даже не дверь, это Бог входит через дверь. Сатана входит через пролом в стене, и этот пролом в собственной душе мы долбим сами, в основном головой, но и сердцем – точнее, бессердечностью.