«Несколько Его учеников стали спрашивать друг друга: «Что означает сказанное Им «Еще чуть-чуть, и вот, вы не видите меня. И еще чуть-чуть, и — увидите» и «Я иду к Отцу»? Они спрашивали так: «Что Он называет «чуть-чуть»? Непонятно, о чем речь» (Ио 16:17-18).
Ученики повторяют сказанное в ст. 16 («еще чуть-чуть») и в ст. 10 («Я иду к Отцу»). Единственное крошечное отличие: по-гречески есть короткое «нет», а есть подлиннее, «у» и «укети», и в речи учеников длинное заменено на короткое.
Иоанн использует повтор, чтобы выделить деталь, которая смутила учеников: это самое «чуть-чуть», «то микрон». Ясно, что когда-нибудь все расстаются. Когда-нибудь мы потеряем из виду и самых близких людей. Но «совсем немного, еще чуть-чуть» — это из другой оперы, это про какое-то близкое несчастье. Именно несчастье: ученики тревожатся, и правильно делают, Иисус явно не на какой-то званый ужин собирается.
Браун уже в 1960-е годы писал, что католические и протестантские богословы не считали, что Иисус знал наперед о предстоящем распятии и о воскресении. Мол, божественное в Иисусе было под замком, чтобы не путалось под ногами. Может, божественное и было в Иисусе под замком, но дураком Он же не был. Понимал, чем рискует, на что нарывается. Вероятность распятия была не так уж велика, формально, но она была – и нормальный человек должен был ее учитывать. Более того: Иисус, может, и не знал, но автор-то евангелия знал, мог и присочинить. Хотя зачем присочинять, если у него все повествование и вся вера – вокруг того, что Иисус знал, на что идет, и шел, чтобы пролом между Богом и людьми, образовавшийся в Рождестве, не затянулся, чтобы земля навсегда соединилась с небом. Не веруете в это? Хорошо, считайте, что Иоанн сочинил все речи Иисуса задним числом. А, не хочется! Хочется слегка подрезать тут, урезать там. А потом удивляются, что это люди фыркают на Церковь.
Главное всегда на расстоянии поцелуя. Главное – не локоть, который близко, да не укусишь. Главное самое кусается – ну, покусывает, словно щенок, взобравшийся на руки. И в минуту искушения, и в минуту счастья, главное – всегда чуть-чуть выше того, что мы считаем пределом. Но без спроса оно не входит в сердце и в душу. И когда нам кажется, что еще чуть-чуть, и мы разочаруемся, свалимся, плюнем на все – как Иуда – про «чуть-чуть» мы почувствовали верно, только это чуть-чуть может быть не к отчаянию, а к взлету.
