«истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф 18:3)
Роже Шютц писал:
«Дать возможность Христу проникнуть через непроницаемое – значит безустанно возвращаться к духу детства. Он не мешает вырастать в полный рост, тут нет никакой склонности к ребячеству. Быть самим собой, без грима, без уловок. Ничто так не искажает общности людей и не разрушает целостность человека, как надетые маски».
Шютц побаивался публичных выступлений и, чтобы преодолеть робость, говорил себе: «Будь как ребенок, как тот, каким ты был, когда старшая сестра учила тебя читать и писать».
Это сугубо викторианский, буржуазный культ Питера Пэна. Да, викторианские буржуа носили маски, детство казалось им золотым временем. Это их проблема. Реальное детство вовсе не есть «бытие самим собой». «Я» в ребенке есть, любовь к себе, к этому «я» в ребенке есть, а личности нет, личность формируется. Внешняя среда тут второстепенна, это внутренний процесс. Считать взрослость «маской» означает признаваться – признаваться косвенно, обманывая самого себя – что ты неполноценная личность, что ты маска. Стесняться себя и надевать на себя самую глупую маску – маску ребенка. Это не ребячество – ребячество веселая игра в ребенка, а инфантилизм – это серьезная попытка спрятаться в фантазиях о детства от свои сегодняшних проблем.
«Будьте как дети» — метафора, в которой от ребенка берется лишь размер. Ученики спрашивают, кто в Царстве Божием больше, Иисус отвечает: «Тот, кто меньше, тот и больше». Униженные, буквально. В Екклесиасте ровно то же слово обозначает просевший потолок. Не «микро/макро», «нано/мега», а «тапейнос/мэйдзон». «Уменьшенный/увеличенный». Ничего про искренность, только о смирении. «Смиренный/гордый». «Я смирен духом» — Мф 11:29 – именно «тапейнос». Не «Я мал духом», а «Я унижен». Ровно то же в Мф 23:12: «Кто возвышает себя, тот унижен будет».
Искренность как антоним лицемерия – проблема совершенно другая. Чем унижен Иисус? Да тем, что Он – Бог, а стал Человек. Только этим, и незачем искать других указаний на то, что Иисус – Бог.
Озабоченность искренностью – явление очень локальное, специфическое. У Шютца, кажется, это протест против протестантского и католического лицемерия. Лицемер именно носит маску – именно эту маску Шютц и называет «непроницаемым».
Если Шютцу воспоминание о детстве помогало публично выступать и не быть лицемером, так и слава Богу. Но большинству людей совершенно не нужно возвращаться «к духу детства», напротив, нужно взрослеть – а взрослость это рост в Духе Божьем. Не разрушить целостности человека? Да где она, эта целостность? Ну, на небесах, а так-то ее нет, и тоже слава Богу. Лицемер как раз целостен, а нормальный человек разнообразен. Разница как между памятником и живым субъектом.
Вообще, «давать возможность Христу» — странный оборот. Христос может все. Разрешения Ему не нужно. Ничего «непроницаемого» во мне нет даже для психолога, не говоря уже о Боге. Подумаешь, бином Ньютона. Есть грех – эгоизм, извращающий любовь к себе, агрессивность, извращающая творческую способность, лень, извращающая дар созерцания. Сказать «Боже, милостив буди мне, грешному» — и вперед. И не пытаться быть больше других – вполне достаточно, чтобы стать меньше других. Кстати, дети – малы только размером, а по части пытаться быть больше других они те еще рекордсмены. Но им простительно, а взрослым нет.
