«Яков

Оглавление

Александр Мень.

2000 год: история с канонизацией Меня

В пятницу 8 сентября 2000 года, накануне десятой годовщины смерти отца Александра Меня, на его могилу приехали представители Апостольской Православной Церкви. Было торжественно зачитано постановление о канонизации священника Александра Меня, отслужен молебен ему как новопрославленному святому.

А ещё до канонизации, уже утром этого дня Михаил Александрович Мень, после смерти отца ставший сперва депутатом Думы, а теперь уже и вице-губернатор Московской области, разослал по интернету заявление для прессы:

«С чувством глубокого недоумения я узнал сегодня об организованной группой лиц, не имеющим никакого отношения к Русской Православной Церкви, канонизации моего убиенного отца. Учитывая, что устроившие эту акцию люди, ведут активную пропагандистскую кампанию против Церковного Священноначалия, я рассматриваю все происшедшее как неумелую попытку прикрыть свои сомнительные начинания авторитетом моего погибшего отца, который всегда был чужд какой-либо политической суеты, и отношусь к этому как к провокации, направленной против всей нашей семьи».

Акт о канонизации был подписан людьми, большинство из которых, начиная с митр. Стефана Линицкого, никогда не подвергали критике руководство Московской Патриархии. Единственный среди подписавших человек, к которому можно было бы отнести упрёк М.А.Меня, это свящ. Глеб Якунин, в 1997 г. анафематствованный собором архиереев Московской Патриархии за «хулу» на них.

М.А.Мень начал свою политическую карьеру сразу после гибели отца. Репутация Меня-старшего как человека демократических взглядов, единомышленника Сахарова, Галича, Солженицына и т.п., была его главным пропагандистским козырем и помогла ему стать депутатом различных уровней власти. Когда в середине 1990-х годов подобная репутация стала фактором, скорее мешающим избранию в депутаты, М.А.Мень сменил стезю, став сперва вице-губернатором Московской области, а затем вице-мэром Москвы. Губернатор Московской области и независимые от мэра Москвы журналисты во время этого перехода позволили себе высказывания совершенно определенного рода в адрес М.А.Меня. В 2005-м году Михаил Мень достиг очередной вершины: он был назначен губернатором Ивановской области.

М.А.Мень показал себя слишком опытным политиком, чтобы его заявление можно было рассматривать как отражение его человеческой позиции. Но именно потому, что как политик М.А.Мень опытен, его заявление — документ исторический, отражающий, видимо, не только его личные проблемы. Действительно, на протяжении нескольких лет, предшествующих этому заявлению, люди, защищавшие память о.А.Меня от нападок критиков из числа православных реакционеров (наиболее активным и именитых из которых стал А.Кураев), вели между собой полемику о возможности и необходимости канонизации Меня.

Зачем было издано такое заявление? Чтобы добиться отмены канонизации, следовало бы действовать другим способом. Чтобы предотвратить канонизацию, следовало предпринимать закулисные шаги. Чтобы обесценить канонизацию, следовало бы промолчать. Публичное обращение с заявлением, использование в нем слова «провокация», характеристика людей, канонизировавших Меня как «лиц, не имеющих никакого отношения к Русской Православной Церкви» (не к Московской Патриархии, а именно к Церкви вообще), обвинение их в проведении «активной пропагандистской кампании против Церковного Священноначалия», — всё это проявление хорошо известного советского дискурса. Та же логика и те же обороты речи использовались советскими пропагандистами для обличения правозащитников и демократов как «отщепенцев», не имеющих отношения к «советскому народу», «активно клевещущих» и допускающих «антисоветские высказывания».

Заявление М.А.Меня, таким образом, есть проявление хорошо известного аспекта российской истории 1990-х годов, а именно реставрации советского режима с несущественными модификациями в риторике: в контроле над экономической жизнью замена социалистического дискурса на капиталистический, а в контроле над идеологической жизнью замена атеистического дискурса на православный.

*  *  *

Острота, которую приобрел вопрос о канонизации, сама по себе свидетельствует о своеобразии религиозного сознания данной среды. Церковная традиция раннего христианства вв. вовсе не требовала формального причисления к лику святых церковной властью, чтобы относиться к умершему как ко святому: молиться ему, изображать его на иконах. В Средние века, особенно начиная с XII cтолетия, церковная иерархия формализовала канонизацию в той её части, которая касалась общественного богослужения. Тем не менее, еще и в XIX в. в русском православии считалось вполне естественным почитать умершего человека святым, изображать его на иконах, которые размещались в частных домах, молиться ему как святому в личных молитвах и добиваться его причисления к лику святых на официальном уровне. Именно так вели себя в 1990-е годы почитатели различных деятелей русского православия XX cтолетия. Более того, церковная власть не преследовала даже тех, кто переступал официально обозначенные границы и помещал в храмах иконы с изображениями еще не канонизированных святых, например, Ивана Грозного, Григория Распутина, Евгения Родионова и др.

В таком контексте страх почитателей Меня перед его канонизацией начинает казаться иррациональным. Многие аргументы против канонизации носят, действительно, далёкий от логики характер.

*  *  *

Ничто не отстоит так далеко от духа Меня как его канонизация в пику «официальному православию». Хотя, конечно, по-человечески приятно, что святой Николай Александрович уравновешен теперь святым Александром Владимировичем. Ясно, что возражений против канонизации Меня куда меньше, чем против канонизации отставного царя. Легко себе представить, как при виде подобной канонизационной вакханалии отец Александр улыбнулся бы своей ласково-разбойничьей улыбкой и сказал бы что-нибудь недлинное вроде: «По Риму и Пантеон…».

Однако, можно ли назвать «провокацией» почитание священника Александра Меня — святым? В 1999 году назад один православный болгарин попросил убрать с интернет-сайта, посвящённого Меню, его иконописное изображение, тоже сказав, что это провокация, ведущая к расколу Церкви. Так что тут дело не в личности того или иного священника, а в оценке того, насколько почитание отца Александра Меня допустимо.

Конечно, как сказал Михаил Мень, канонизация его отца — провокация. Другое дело, что «провокация» — замечательное явление, святое явление, а вовсе не какой-то грех. «Провокация» есть буквальный латинский аналог русскому слову «вызов». Можно понять страх коммунистов перед провокацией: их вызывали показать, как они решают экономические или политические задачи, а они никак их не решали или решали скверно и кроваво.

В нормальном мире, однако, вызовы любили и любят, и умение принимать вызов — это добродетель. Твоего отца, брата, мужа причислили к лику святых? Это вызов — легко быть родственником священника, а ты попроси у Бога сил быть родственником святого.

Канонизация не возвышает человека, в отличие от культа личности. Напротив — она ставит его на очень скромное место — перед Богом. В этом отношении канонизация Меня резко снижает тональность, в которой о нём говорят многие его почитатели, называя его, к примеру, «духовный просветитель Руси» (Илюшенко, 2000). Это и слишком мало (ну что такое «Русь»... узор в калейдоскопе), и слишком много (ну, не просветилась она, не просветилась). Человек любит, но не умеет выразить своей любви иначе как корявым языком пропаганды. Жонглёр и молится, жонглируя. Перенос топоса с Брежнева на Меня. И не ставил о.А. такой задачи, а если он её ставил — то не выполнил.

Трогательная наивность:

«Я знаю: найдутся люди, которые скажут, что я создаю новый культ личности. Это ошибка. Культ создавался вокруг людей, которые вовсе его не заслуживали... Здесь другой случай. Я ничего не приукрашиваю, а лишь нахожу слова, адекватные той реальности, с которой я столкнулся».

Разве можно сердиться на такое?! Впрочем, наверное, конечно.

Канонизация избавляет от манипуляции человеком. «В момент, когда всё рушится, нужны скрепы, ограждающие мир от распада. Андрей Сахаров, Мераб Мамардашвили, о.Александр Мень», — перечислял Илюшенко (2000, 32). Между тем, ничего, увы, не рушилось, кроме истлевших лозунгов. Железный костяк диктатуры оставался незыблемым. Обнажилась и укрепилась его связь с «народом». Да хотя бы и распадалась Россия, неужели хотя бы одну жизнь позволительно было сделать «скрепой»?

Русская православная традиция обозначает признание человека святым не только словом «канонизация» (оно вошло в употребление лишь в XIX столетии), но, прежде всего, словами «свидетельствование» и «прославление». Слово «канонизация» обозначает формальный аспект почитания: имя человека вписывается в список имён христиан, к которым обращаются православные в совместной публичной молитве. Слова «свидетельствование» и «прославление» подчёркивают, что Церковь через своих пастырей и пасомых признает святость человека явленной всему миру.

Канонизация, свидетельствование и прославление не предшествуют почитанию святого, а следуют за ним. В спорах о канонизации Меня, как и в дискуссиях о некоторых других православных христианах ХХ века, обнаружилось непонимание этого факта. Раздаются призывы не писать икон Меня, не молиться ему частным образом до его канонизации.

Между тем, церковные власти полномочны регулировать лишь общественное богослужение. Богослужение, каковым является любая молитва отдельного человека, является даром Божиим и здесь лишь метафорически можно говорить о «регуляции», осуществляемой благодатью Духа Божия, воздействующего на молящегося. Совесть, ум, воля молящегося могут сопротивляться благодати, могут неверно понимать её действие, но лучше человеку следовать неверно понятому водительству Духа Святого, чем ожидать указаний церковных властей.

Частные молитвы отцу Александру Меню, равно как и любым другим умершим в общении с Церковью христианам, частное почитание их изображений, изготавливаемое ли в традициях средневекового иконописания или современного изобразительного искусства является делом совести христианина. Человек не должен смущаться тем, что желание молиться усопшему собрату по вере, соединяясь с ним в молитве Создателю, вытесняет у него молитву о прощении грехов умершего. Такое почитание не следует преследовать, к нему следует относиться уважительно. Такое почитание не раскалывает Церковь, а укрепляет, если человек не ограничивается словами о почитании, а действительно молится Богу непосредственно или молитвой человеку, которого почитает святым Божиим, святым Христовым. Молитва не может не укреплять Церковь.

*  *  *

Причисление к лику святых есть и свидетельствование о том, что священник Александр Мень не только был выдающимся апологетом христианства, не только верным служителем Церкви, мудрым и добрым духовным наставником, но и остаётся молитвенником за всех людей, верующих и неверующих, перед Богом. Его канонизация подчеркнула бы как для членов Церкви, так и людей, только задумывающихся о смысле христианства, что все труды отца Александра были лишь частью его жизни в Боге, что главное в его жизни, как и в жизни всякого верующего христианина, было общение с Богом Отцом через Воскресшего Господа Иисуса Христа силою Духа Святого. Это общение не ограничивается прижизненной интеллектуальной и эмоциональной деятельностью, оно возможно и по смерти. Это общение не прерывается мученичеством, но благодаря верности мученика становится полным и плодотворным.

Прославление священномученика и равноапостольного просветителя Александра Меня откроет многим верным христианам возможность обращаться к нему с молитвами не только частными, но и в общественном богослужении. Оно покажет со всей очевидностью, что на гонения Церковь отвечает не только терпением, но и творчеством, что на вызов атеизма и коммунизма возможен ответ по-христиански кроткий, незлобивый, но одновременно интеллектуально мощный.

Свидетельствование церковной иерархией святости отца Александра Меня станет орудием детоводительства паствы Христовой на пути к стяжанию полной и зрелой веры. Именно сейчас, когда к Церкви приходят люди, воспитанные при коммунизме, чья воля не искушена и ослаблена, кто привык возлагать все свои упования на царство кесаря и его средства, от насилия до тонкого обмана и самообмана, необходимо дать зримый и надёжный пример того, как христианин должен воздерживаться от обольщения миром сим, одновременно не отвергая того доброго и светлого, что создано в этом мире благодаря творческой силе, поддерживаемой в людях Духом Божиим.

Не только для паствы, но и для пастырей Церкви Христовой прославление священника Александра Меня станет ежедневным напоминанием о том, каков должен быть верный ученик Христов в своих отношениях с собратьями по Церкви: имеющий власть вязать и решить, руководить и наставлять должен быть как не имеющий, покрывая властные отношения любовью, наставляя собственной жизнью. Этому научают воспоминания об отце Александре знавших его людей, его книги, в которых много говорится о выстраивании отношений между христианами, его живой облик, открывающийся в молитвенном с ним общении.

Именно ради последнего особенно необходима процедура формальной канонизации, поскольку большинство современных христиан уверовали недавно, лишь учатся различать духов, часто плохо знают Предание Церкви и потому либо боятся самостоятельно молиться святым, не прославленным Церковью, либо не умеют еще молиться. Обращение к священномученику и равноапостольному просветителю Александру за общественным церковным богослужением наставит таких людей в молитве, откроет им более глубоко полноту Царства Божия, явленную в святых Божиих.


 *  *  *

Против самой постановки вопроса об общецерковном прославлении священника Александра Меня выдвигалось то возражение, что смерть его совершилась слишком недавно, живы его супруга, его близкие родственники, его друзья и знакомые.

Это возражение опровергается церковной традицией свидетельствовать о святости христиан вне зависимости от того, живы или умерли знавшие их. В Католической Церкви ХХ в. на беатификационных процессах часто свидетелями святости выступали ближайшие родственники умершего, в том числе, иногда, родители. Сама суть веры в Господа Иисуса Христа как Спасителя означает веру в то, что Его искупительный подвиг очищает человека и делает святыми верующих в Него здесь, на земле. Существование людей, которые знали святых при жизни, находились с ними в общении, смущает, как всякое соединение сверхъестественного и чудесного, каковым является и святость человеческая, с естественным и даже греховным порядком вещей. Но такое соединение является продолжением дела Господа Иисуса Христа, пришедшего в мир не для погубления его и осуждения, а для спасения, общавшегося и с грешниками.

То, что у человека, чей образ помещён на храмовой иконе, есть жена, родственники, друзья для христианина не более удивительно, чем то, что семья и друзья были у Самого Спасителя. Действительно удивительно то, что, по словам Спасителя, верующие в Него и исполняющие Его заповеди уравнены с Его Матерью. Вера не отдаляет нас и от святых, а приближает к ним так, как не может приблизить никакая земная близость.

Более того, предпочтительнее и естественнее, если почитание человека святым начинается при жизни людей, знавших его. Если они знают какие-либо обстоятельства, противоречащие почитанию человека святым, они обязаны по христианской совести об этих обстоятельствах сообщить.

Люди, почитающие отца Александра Меня святым, часто затрудняются с выбором одного из двух оснований такового почитания. Они считают святой и его жизнь, и его смерть, но полагают, что прославление подразумевает причисление человека к одному из «ликов» святых: мучеников, преподобных, равноапостольных, праведников, юродивых на основании какого-то одного, главного подвига.

Это мнимое затруднение. Святость человека есть приобщение к святости Бога, а в Боге нет «ликов», нет различий и оттенков существования, но есть простота и свет. Разделение святых на определённые разряды введено в Церкви для облегчения понимания причин, по которым они прославлены, для облегчения почитания, а не для затруднения почитания и прославления. Число этих разрядов не ограничено раз и навсегда, оно может и возрастать. Возможно прославление святого и как «князя», и как «равноапостольного» (подобно святому равноапостольному князю Владимиру).

Особенно естественно и часто почитание человека святым и по обстоятельствам его жизни, и по обстоятельствам его кончины. Церковное предание предупреждает о том, что смерть есть особенное и последнее испытание для каждого человека, в том числе для христианина. Прожитая в вере и праведности жизнь может быть обесценена хулой на Бога, произнесённой на смертном одре. Напротив, предсмертное покаяние, как бы кратко и слабо оно ни было, достаточно для прощения всех человеческих грехов и принятия со Христом в небесные обители.

Точные обстоятельства смерти отца Александра Меня остаются по сей день неизвестными и, видимо, достоверно их узнать уже вряд ли когда-нибудь представится возможным. Конечно, верующие предпочли бы, чтобы светская власть произвела основательные дознание и суд, уясняющие обстоятельства этой кончины, однако обстоятельства российской действительности сделали это маловероятным. Более того, именно некоторые представители светской власти, производившие дознание, безо всяких причин говорили о том, что кончины отца Александра Меня могла быть следствием его греховного поведения или еретических убеждений. Все эти утверждения следует прямо отмести как хулу, по одной своей голословности неприемлемую по отношению к любому умершему.

Возможность, что священник Александр Мень был убит из-за своего греховного поведения, следует решительно отмести как необоснованный хульный помысел. Возможность, что он был убит как отступник от веры следует отмести так же решительно, поскольку чистота его веры священника Александра Меня засвидетельствована его пребыванием в с момента крещения в детстве в лоне Церкви Христовой в общении с церковным священноначалием и церковным народом, а после его смерти — одобрением его трудов церковным священноначалием и церковным народом.

Нельзя вполне исключить той возможности, что гибель отца Александра Меня была следствием случайности, что убийца не задумывался над тем, кого убивает, не имел сознательного намерения лишить смерти именно верующего во Христа праведника, не предоставлял отцу Александру выбора между смертью и отречением от веры. Но это не есть препятствие для его почитания святым мучеником. Гонители, мучавшие до смерти христиан во все времена, не всегда поступали так с полным знанием основ христианского вероучения и с намерением обратить христианина в свою веру. История Церкви, напротив, показывает, что большинство гонителей плохо представляли сущность веры Христовой, более думали о соблюдении государственных интересов, и, если уж начинали гонения, далеко не всегда предоставляли гонимым выбор между верой и смертью. Святость создаётся не греховностью палачей, а благодатью Божией.

Для верующего в Промыслительную волю Творца существенно не отсутствие знаний о точных обстоятельствах гибели отца Александра Меня, а знание о том, что эта гибель произошла, когда священник шёл в Церковь совершать бескровную Жертву Христову, нести служение исповедника и проповедника Евангелия. Каковы бы ни были намерения убийцы или убийц, воля Божия все, совершающееся со служителем Божиим во время служения и на пути к служению, обращает к прославлению Творца и верующих в Него. Поэтому обстоятельства гибели священника Александра Меня следует признать не только не возбраняющими почитать его как мученика за Церковь Христову, но и прямо побуждающими к такому почитанию.

Обстоятельства жизни отца Александра Меня не мешают его прославлению, обстоятельства его смерти указывают на желательность свидетельствования его святости, но необходимым такое свидетельствование делается благодаря содержанию его жизни. Одновременно со священническим, пастырским служением отец Александр принял на себя служение апостольское, сознательно, разнообразно и верно проповедуя Евангелие людям, не слышавшим о Христе или отвергшим Христа. Это служение основывалось на изобильных дарах Божиих, которые не были единственными в своём роде, но которые отец Александр Мень принял так, как немногие из одарённых принимают: дар понимания, дар устного и письменного слова, дар смиренномудрия, дар миролюбия. Среди прочих проповедников он привлекал (а его книги и записанные проповеди привлекают и по сей день) непостыдной верой, отсутствием самопревозношения и воздержанием от нападок на кого бы то ни было. Отец Александр Мень предпочёл сосредоточиться единственно на проповеди Христа, и проповедь эта не осталась втуне, принося плоды как в России, так и за её пределами.

Таким образом, почитание священника Александра Меня как равноапостольного мученика является допустимым и желательным для верующих в Христа, а его прославление со святыми помогло бы Церкви Христовой осуществлять проповедь Евангелия.

Другим препятствием, мешавшим многим почитателям Меня призывать к его канонизации, оказалась проблематичность причисления его к тому или иному «лику», «чину» святых. Отчасти это вызвано тем, что в православной традиции классификация святых по «чинам» производилась в позднее Средневековье и, во всяком случае, в России, не получила дальнейшего развития. Поэтому, к примеру, канонизация приходского священника именно как приходского священника наталкивается на отсутствие в перечне «чинов святых» соответствующей категории. С этим затруднением столкнулись уже почитатели Иоанна Кронштадского. Для мирян, белого духовенства и т.п., оставалась одна расплывчатая категория: «праведные». В случае с о. Иоанном Кронштадским его почитатели часто изображали его преподобным, почти монахом, подчёркивая, что он с супругой дал обет воздержания от половых отношений. В случае с о. Александром Менем, как видно из приведённого выше анализа, была налицо тенденция причислить его к лику мучеников либо страстотерпцев.

Эта черта является общей для современных российских православных. Специфической трудностью же для почитателей о.А.Меня стало противоречие между желанием почитать его как апостола («равноапостольного») и теми проблемами, которое такое почитание создавало в диалоге с церковной властью.

Апостольская Православная Церковь канонизировала Меня одновременно и как мученика, и как равноапостольного проповедника. Однако, эта Церковь оправдывала своё существование, помимо прочего, указанием на то, что Московская Патриархия в советские годы не выполняла своего миссионерского долга и не помогала (и даже мешала) тем, кто, как о. А.Мень, проповедовал Евангелие.

Почитание Меня не просто как мученика или образцового приходского священника, но как просветителя ведёт, таким образом, к конфликту с той самой церковностью властью, от которой зависит формальное утверждение этого почитания для общественного богослужения.

Напряжённость между церковными властями и церковными массами существует всегда, когда церковная иерархия строится по чрезмерно жёсткому принципу и ориентируется на светскую власть. Такая напряжённость возникает одновременно с омертвением общественной инициативы при декларируемом её полномочии. В разные эпохи это напряжение смягчается различными социальными компромиссами. В России XVI-XVII в. таким компромиссом стало юродство и его почитание, одобренное церковными властями до известной степени (и вскоре после одобрения запрещённое). В России XIX в. таким институтом стало старчество, соединявшее в себе черты юродства (неприятие формального авторитета и устоявшихся традиций) с чертами неподконтрольного властям миссионерства и авторитета. Постоянная, хотя и не слишком явная напряжённость в отношениях старчества и церковных властей не была преодолена и к концу ХХ в.

Сторонники канонизации о. А.Меня из членов Московской Патриархии, в начале 1990-х годов прибегавшие прежде всего к сравнению Меня с мучениками, апостолами и с самим Христом, в конце десятилетия стали чаще помещать его именно в категорию старцев, что, видимо, в их глазах было компромиссом, более приемлемым для церковных властей.

Канонизация «равноапостольного» Меня или Меня «мученика» означала бы, что канонизирующие расписываются в своём неисполнении миссионерского и нравственного призвания. Канонизация Меня-«старца» означала бы, что церковные власти свою функцию до определённой степени все же выполняли или не выполняли по уважительной причине.

Если бы о.Александра не убили, а он бы умер от рака, он всё равно был бы святой. Ничто так не противоположно Христу как некрофильская любовь к тем, кто, видите ли, «отдал жизнь» и обмусоливание сего отдавания. Не может тот, кто родился во Христе, «отдать жизнь» — да и кому? сатане? Живём и живём cебе вечно — главное, жить не себе, а Богу...

См.: История человечества - Человек - Вера - Христос - Свобода - Указатели.