Задолго до своего обращения к аскетизму, более глубоко приобщившему его в христианской культуре, Сульпиций [233] вполне уверенно чувствовал себя в рамках классической античной традиции. С социальной точки зрения его обращение к аскетизму означало смену статуса. Но с культурной точки зрения произошло не столь радикальное событие. Скорее его прочтение христианских авторов было как бы пересажено на почву прежней классической культуры и последняя, пустив глубокие корни, дала христианский плод.
Если мы желаем более глубоко понять произведения Сульпиция, то литературное и культурное становление автора имеет весьма важное значение, ибо оно сформировало его подходы и образы, выраженные посредством писанного слова. Особый вопрос состоит в том, насколько глубоко античные и христианские традиции определили литературные формы, но, в любом случае, будет нелишним узнать чуть подробнее о системе образования и интеллектуальном развитии того времени.
К несчастью, прямых свидетельств у нас немного. Мы можем только в общих чертах сказать о том, что, поскольку Сульпиций жил в ту эпоху, когда общественная образовательная система в Римской империи уже близилась к своему закату, его обучение следовало проверенной временем классической модели 1. Первая ступень состояла в научении читать, писать и считать. Второй этап образования в грамматической школе во многом заключался в чтении, заучивании наизусть и изучении традиционных классических авторов. Среди латинских писателей главное место занимал Вергилий, но присутствовали также Теренций, Саллюстий, Цицерон, Гораций, Плавт и др. Учитель сначала громко зачитывал какой-либо отрывок, затем давал пространный комментарий. Он включал в себя подробный грамматический и стилистический анализ текста, а также более общий обзор, который охватывал, в основном, мифологию, историю и географию. Однако за исключением грамматики остальные предметы специально не рассматривались или же затрагивались только как основа для оценки какого-либо литературного произведения.
Последняя стадия обучения была посвящена риторике. Она начиналась на высших этапах грамматических школ и продолжалась под руководством специальных учителей. Обучающиеся практиковались в произнесении речей по [234] воображаемым поводам, т.н. декламациях. Они включали в себя увещевание, т.е. советы историческим или мифологическим персонажам в определенной ситуации (например, должен ли был Катон Младший покончить жизнь самоубийством после поражения в битве при Утике?) и контроверсию, т.е. воображаемые юридические случаи, в которых надо было выступить "за" или "против". Риторика имела тенденцию заслонять собой или даже полностью исключать другие предметы изучения. Например, история была сведена к галерее хороших или плохих примеров, которыми можно было блеснуть в речах, а такая дисциплина как философия зачастую совсем игнорировалась: Августин, в частности, принялся за цицероновского "Гортензия" вовсе не из-за его философского контекста, а из-за стилистического совершенства 2
Знал ли Сульпиций греческий язык? То, что он был обучен ему, - вне всякого сомнения. В IV в. еще сохранялась традиция изучения греческих и латинских авторов парами. Мальчиков заставляли учить Гомера и Менандра, а ранее подобным же образом Вергилия и Теренция 3. Однако вопрос остается прежним: знал ли Сульпиций греческий язык настолько, чтобы читать какие-либо серьезные произведения? Это представляется вполне возможным, учитывая с какой легкостью владели греческим языком в юго-восточной Галлии в конце IV в., свидетельством чему могут служить произведения Паката или Рутилия Намациана 4. Однако имевшие место случаи с Паулином Ноланским в Бордо, Августином в Африке, а также - если сообщения Руфина заслуживает доверия, - с этим последним и Иеронимом в Риме, внушают мысль о том, что школьный греческий был недостаточен для того, чтобы позволить латиноязычному человеку сразу подступиться к греческим авторам 5. Тем не менее мы не должны рассматривать школьный греческий язык как занятие бесполезное. Все же чуть позже Августин, например, добился на его основе возможности использовать [235] греческие тексты 6, и даже случай, происшедший с Паулином, не является таким уж безнадежным, как кажется на первый взгляд: пусть он и называет греческий "незнакомым языком", но ведь перед этим он же перевел с греческого одно из произведений Климента 7.
Но что более конкретно можно сказать о познаниях Сульпиция в греческом языке?
Данные "Хроники" намекают на то, что он был в состоянии воспользоваться им, так как в его описаниях арианских споров он предпринимает попытку объяснения различий между понятиями o m o o u s i o V , o m o i o u s i o V и a n o m o i o u s i a . Ранее он смог освоить "Хронографию" Юлия Африкана, - синхронизацию церковной и светской истории, написанной на греческом 8. Кроме того, существует мнение о том, что Сульпиций почерпнул информацию о персидских делах от таких греческих авторов как Плутарх и Страбон, но это выглядит сомнительным 9.
Скорее всего уровень образования, полученный Сульпицием, был все же выше, чем тремя веками раньше. Базируясь, в основном, на греко-римских классиках, оно, фактически, не подверглось влиянию развивавшегося христианства. Обучение христианской вере и морали было делом семьи и церкви, оно никоим образом не замещало классического образования. Таким образом, формальное образование Сульпиция было всецело классическим по содержанию, что и объясняет устойчивость греко-римского влияния на него после обращения к аскетической жизни. Усвоение же христианства происходило иначе, через овладение катехизическим курсом до крещения, дополненным самостоятельным чтением, проповедями и общением с христианами, прежде всего, с Мартином 10.
К счастью, в некотором отношении мы можем выйти за пределы этих абстрактных рассуждений, используя косвенные свидетельства, предоставляемые самим Сульпицием. [236] Стиль прозы аквитанского писателя был внимательно проанализирован П. Хильтеном, который сумел показать его эклектичность. В "Хронике", работе прежде всего исторической, Сульпиций воспринимает стилистику ранних римских историков, таких, например, как Саллюстий и Ливий, которые писали неритмической прозой. Однако в своих работах, посвященных Мартину, клаузулы в конце предложений свидетельствуют об умении Сульпиция писать метрической и ритмической прозой, которая в то время была в моде 11.
Но не менее интересным для нашего исследования является то, что произведения Сульпиция дают нам возможность узнать о тех книгах, которые он читал, что приводит к более лучшему пониманию литературного контекста. Предмет дальнейшего нашего обзора распадается, соответственно, на две части: классические авторы и христианские.
1. Классические авторы, известные Сульпицию 12
Из всех классических авторов, известных Сульпицию, особое место занимает Саллюстий. Дело заключается не только в том, что Сульпиций хорошо знал "О заговоре Катилины" и "Югуртинскую войну", и не только в том, что стиль этих произведений настолько сильно повлиял на его "Хронику", что Сульпиций был окрещен "христианским Саллюстием". Более значительным представляется тот факт, что восприятие Сульпицием событий прошлого и настоящего зачастую происходило под влиянием чтения произведений именно этого историка. Сульпиций воспринял идею Саллюстия о том, что мир клонится к моральному упадку, олицетворением которого выступает жажда богатства и власти. Из них, в свою очередь, берут начало раздоры. Именно сквозь призму этого убеждения Сульпиций рассматривает распри в галльской церкви эпохи Константина, жадность епископов, их стремление к власти и враждебность к чистому и светлому христианству Мартина. Почти половина пороков, которые он приписывает современной ему церкви в конце своей "Хроники", являются пороками, описанными в свое время Саллюстием: "зависть, партийность, похоть, алчность и праздность". Однако влияние Саллюстия [237] прослеживается не только в "Хронике", но и, как мы увидим, в начале "Жития Мартина", которое, как нам представляется, являет собой своего рода сознательный диалог с Саллюстием.
Помимо Саллюстия, Сульпиций был хорошо знаком с "Анналами" и "Историей" Тацита, с "Историей" Тита Ливия, возможно, с "Римской историей" Веллея Патеркула и "Бревиарием" своего современника Евтропия. Кроме того, он показывает необычайную для латинского писателя осведомленность в персидских делах. Его источником по этой теме почти наверняка является "История" Помпея Трога, автора эпохи Августа, который описал на латинском языке греческую, и частично персидскую, историю. Весьма похоже, что Трог был родом из Нарбонской Галлии, располагающейся недалеко от Примулиака. К сожалению, кроме прологов, кратко суммирующих содержание каждой книги, сама работа Трога почти полностью утрачена, хотя эпитома, сделанная Юстином, сохранилась. Однако мы имеем свидетельство того, что Сульпиций использовал непосредственно самого Трога, а не эпитому 13.
Рассмотрев произведения исторического жанра, теперь мы можем обратиться к биографии. В этой области Сульпиций, похоже, знал Светония, поскольку светониевская структура биографии явно повлияла на формальную структуру "Жития Мартина".
Помимо исторических и биографических произведений Сульпиций также демонстрирует основательное знакомство с классиками латинской художественной литературы. Из эпических поэм он цитирует "Энеиду" Вергилия и "Фиваиду" Стация, сатира представлена Ювеналом. В дополнение можно отметить явные словесные реминисценции из "Метаморфоз" Овидия, "Писем" Горация и "Золотого осла" Апулея, совместно с близкой параллелью, которая говорит о [238] том, что он знал "Басни" Федра. Если говорить о драматургии, то у Сульпиция мы встречаем цитаты из "Девушки с Андроса" Теренция и "Пьесы о кубышке" Плавта. Что касается Цицерона, то Сульпиций почти наверняка знал такие его произведения, как "Против Катилины" и "Катон Старший о старости". Кроме того, есть явные намеки на знакомство Сульпиция с другими его работами: "В защиту Сесция", "Об ораторе", "О законах", "Тускуланские беседы" и, вполне возможно, "Учение академиков". Помимо уже указанных произведений мы должны также отметить "Замечательные дела и слова в 9 книгах" Валерия Максима. Наблюдается интересное сходство между рассказами последнего о Сервии Туллии, который однажды уснул и "вокруг его головы вспыхнуло пламя" и сульпициевым "мы увидели над его (т.е. Мартина - А.Д.) головой огненный шар", а также описанием Максимом демона, неоднократно являвшегося императору Марку Антонию, чтобы будить его по ночам в Акции, и рассказом Сульпиция о том, как ангел неоднократно будил Авициана 14. Конечно, в обоих случаях речь идет о разных персонажах разных писателей, но наличие параллелей весьма примечательно 15, как и сходные способы, которыми связываются между собой эпизоды у этих же авторов 16, хотя у нас и нет основания, чтобы говорить о прямом заимствовании.
В любом случае знакомство Сульпиция с классической римской литературой было весьма основательно. Интересно отметить, что Сульпиций продолжал широко использовать эту традицию и после своего обращения к аскетизму, как, впрочем, и Паулин Ноланский, постоянно цитировавший Вергилия и Плавта 17.
2. Христианские авторы, известные Сульпицию
Что касается христианской литературы, то, конечно же, фундамент здесь составляют различные книги Ветхого и [239] Нового Заветов. Однако круг религиозного чтения Сульпиция был гораздо большим.
Начнем с того, что его близость к каноническим книгам Библии не устраняла из круга чтения, по крайней мере, одного апокрифического произведения: Сульпиций использует для свой "Хроники" один сюжет из "Мученичества святых апостолов Петра и Павла", рассказывая о том, как Симон Маг был поднят в воздух над Римом приспешниками демона и затем разбился, когда последний был изгнан молитвами апостолов 18. Также возможно, что он извлек из апокрифического "Вознесения Исайи" один фрагмент для своего второго письма, где говорится о смерти пророка, распиленного пилами. Но столь же возможно, что Сульпиций извлек эту деталь через какого-то посредника, однако в любом случае это говорит о популярности истории о мученичестве Исайи в конце IV в. 19
Бабю утверждает, что Сульпиций находился под большим влиянием подобного рода апокрифов 20. Действительно этому можно найти некоторые подтверждения в произведениях Сульпиция, посвященных Мартину, особенно там, где рассказывается о массовых обращениях 21. Однако подобного рода сюжеты были достаточно распространены и ничто не указывает на то, что Сульпиций читал какие-либо другие апокрифические работы помимо "Мученичества святых апостолов Петра и [240] Павла". С другой стороны, он мог позаимствовать эти эпизоды из устного рассказа посторонних лиц.
Весьма разнообразную группу источников для Сульпиция составляли те христианские хронографические и исторические произведения, из которых Сульпиций брал материал для своей "Хроники", а именно: "Хронография" Юлия Африкана, "Хроника" Ипполита (уже тогда имелся латинский перевод этого произведения) и перевод Иеронима с его же продолжением "Церковной истории" Евсевия 22.
Что же касается теологических работ, то в конце IV в. на Западе доминировали работы африканских авторов, особенно Тертуллиана и Киприана. Прямое их влияние на произведения Сульпиция обнаружить трудно, но указать ряд вероятных перекличек с работами Тертуллиана "О воскрешении плоти" и "Об идолопоклонстве", а также с двумя письмами Киприана все же можно 23. Сульпиций также знал диалог "Октавий" Минуция Феликса 24.
Не может быть сомнения и в том, что Сульпиций был знаком с литературой о мучениках, так как он совершенно определенно заявляет, что читал о страданиях многих мучеников, претерпевших во времена Диоклетиана 25. Он не приводит деталей, но его рассказ о столкновении Мартина и Юлиана в Вормсе явно представляет собой парафраз конфронтации будущего святого и римского императора или чиновника, как это обычно описывалось в разного рода "деяниях" мучеников, чаще всего африканских солдат-мучеников. Особенно напрашивается параллель со "страданиями Типассия", но хронологическое сопоставление произведений делает маловероятным тот факт, что Сульпиций мог ознакомиться с этим произведением к 396 г. В лучшем случае это может говорить о том, что "Страдания Типасия" следует включить в общий обзор литературы, прочитанной Сульпицием, но и не более. [241]
Интерес Сульпиция к литературе, посвященной мученикам, его особое почитание Киприана и линия Киприан-Иларий-Сульпиций, - все это привело к возникновению у Фонтэна идеи о том, что Сульпиций знал "Житие Киприана" Понтия 26. Эту гипотезу, как нам кажется, можно усилить, поскольку внимательное изучение текста открывает два почти дословных сходства, которые, если взять их с другими параллелями, могут с высокой степенью вероятности подтвердить то, что Сульпиций знал это произведение. С понтиевым "не должно скрывать жизнь такого мужа", мы можем сопоставить сульпициево "нечестивым полагаю я скрывать добродетели такого мужа", фраза "долго можно перечислять подобные примеры" дословно повторяется в обеих работах 27. Вдобавок оба автора упоминают смирение, с которым их герои встречают недоброжелательство по отношению к себе; у обоих мы находим идею о том, что славы мученика может достигнуть даже тот, кто не претерпел физических мук; у обоих эта идея сопровождается жалобой ученика, который плачет, радуясь триумфальной смерти своего героя, и сокрушается по поводу своей собственной прожитой жизни 28. В свете всех этих совпадений у нас есть основание полагать, что Сульпиций знал "Житие Киприана" Понтия, тем более, что к тому времени известность этого произведения уже не ограничивалась только Африкой и таким всеядным читателем, каким был Иероним. Оно также использовалось Пруденцием в Испании, а это почти рядом с Аквитанией, где жил Сульпиций 29.
Хотя знакомство Сульпиция с "Житием Киприана" было осознано далеко не сегодня, его осведомленность относительно "Жития Антония" Афанасия была признана почти всеми в 1912, когда появилась книга Бабю. Он вполне справедливо указал на то, что произведение Афанасия было первым в жанре агиографии и что "Житие Мартина" Сульпиция стоит в этом же ряду 30. Однако Бабю слишком переоценивает влияние "Жития Антония" на Сульпиция. Это [242] особенно заметно, когда он утверждает, что Сульпиций заимствует целые эпизоды из жизни Антония и приписывает их Мартину 31. Действительно, некоторые параллели с "Житием Антония" просматриваются в первых главах "Жития Мартина" и произведение Афанасия, действительно, оказывает некоторое влияние на сульпициеву трактовку дьявола. Но его реальное значение, вместе с житиями святых Иеронима, заключается, прежде всего, в стимулировании общей идеи описания жизни Мартина; а не в обеспечении Сульпиция исходным материалом или моделью, которая могла быть принята целиком. Мы вернемся к этому позже, здесь же надо только отметить, что Сульпиций знал это произведение в латинском переводе Евагрия 32.
Следует также отметить серьезное влияние, оказанное на Сульпиция Иларием из Пуатье. Оно просматривается, прежде всего, в открытых обличениях продажного руководства церкви в его произведении "Против Констанция". Епископы безудержно льстили императору-еретику ("враги, исполненные лести ..., Констанций - Антихрист") 33. Большое влияние данной работы Илария на произведения Сульпиция очевидно, и это видно хотя бы из его сообщения о том, что Мартин оказался единственным из всех епископов, который отстаивал апостольское достоинство, отказываясь раболепствовать перед Максимом 34. Есть также два фрагмента, где Сульпиций сознательно вторит Иларию: в своем втором письме, когда он рассказывает о суде над мучениками, которому подвергся бы Мартин, если бы он жил во времена гонений, и в "Диалогах", где описываются результаты молитв Мартина против демонов 35. Кроме того, Сульпиций использовал в своей "Хронике" произведение Илария "Против Валента и Урзакия" и, возможно, также "О соборах": последнее [243] сочинение было направлено галльским епископам в то время, когда Иларий еще пребывал в изгнании 36. Что касается экзегетических работ Илария, то, как мы уже видели, Сульпиций знал "Книгу загадок" и весьма похоже, что он также был знаком с его "Комментарием на Евангелие от Матфея" 37.
Другой латиноязычный церковный автор IV в., которого, как мы полагаем, мог читать Сульпиций, - это Амвросий Медиоланский. Как и Иларий, Амвросий был активным сторонником монашества и занимал резкую антиарианскую позицию. Он тоже не заискивал перед императорами и поддержал мнение Мартина о неуместности суда над Присциллианом. Даже если Амвросий и не встретился с Мартином в Туре во время этого судебного процесса, дружеское общение между двумя епископами можно усмотреть в том факте, что Мартин получил мощи медиоланских мучеников Гервасия и Протасия, чьи останки были чудесным образом открыты Амвросием незадолго до этого 38. Однако прямого свидетельства того, что Сульпиций читал какие-либо произведения Амвросия у нас нет, хотя есть два момента, которые могут подразумевать это. Один указывает на то, что Сульпиций мог знать произведение Амвросия "О вдовах" 39 и возможно, что видение святой Агнессы, Феклы и Марии связано с присутствием всех в трех в сочинении Амвросия "О девах" 40. Вдобавок, есть некое определенное сходство между вторым письмом Сульпиция и амвросиевым "На смерть своего брата Сатира"; но, впрочем, это может быть объяснено и просто тем, что оба произведения принадлежат к жанру утешительной литературы 41. Таким образом, если попытаться более определенно ответить на вопрос о том знал [244] ли Сульпиций работы Амвросия, то можно сказать так:: похоже, но не доказано.
Однако был и еще один современник Сульпиция, который несомненно повлиял на его сочинения: речь идет об Иерониме. Весьма интересно наблюдать многочисленные сходства между Мартином, в описании Сульпиция, и Иеронимом. Оба, например, негативно относились к браку, в то время, как Амвросий открыто рассматривал его как благо 42. Оба учили, что епископы должны придерживаться строгого аскетизма; оба использовали одну и ту же метафору, согласно которой женщина не должна сопровождать солдата на поле боя; оба были против приглашения клириками светской знати, хотя в этом они вновь отличаются от поведения Амвросия 43. Оба, Сульпиций и Иероним, хвалили героев своих произведений за то, что они отвергали мирскую славу 44, оба соглашались, что подарки должны немедленно распределяться среди бедных и что монахи не должны иметь своей собственности 45, оба осуждали тех монахов и клириков, которые не придерживались таких суровых правил.
Хотя некоторые из этих сходств следует отнести к обычным библейским и аскетическим заповедям 46, все же совпадение в отношении к браку, к уклонению от добродетели или отказ от встреч с мирской знатью - все это является весьма примечательным. Далее, Сульпиций явно выражал свое восхищение Иеронимом, чьи порицания он рассматривал как весьма актуальные для церковной жизни в Галлии. В этом контексте он дословно цитирует место из знаменитого письма Иеронима "О девстве", адресованного Евстохии 47. Из этого можно сделать вывод о том, что Сульпиций, по меньшей мере, знал данное письмо и, похоже, другие тоже. [245] Письмо Иеронима 117, адресованное матери и дочери в Галлию, вероятно, было известно Вигиланцию 48 и Иероним надеялся, что подобного рода письма будут иметь хождение среди его почитателей, а потому и писал в расчете на будущую публику 49.
Кроме того, дословные совпадения показывают, что Сульпиций совершенно определенно знал иеронимово "Житие Павла" 50. Он, возможно, знал также и "Житие Илариона" того же автора, где излагается популярное объяснение причины засухи, которое заключается в том, что "смерть Антония оплакивали даже стихии", и это весьма напоминает сульпициево описание изменения погоды в связи со смертью Мартина: "его же смерть [даже природа - А. Д.] оплакивала" 51. Мы также можем увидеть некую аллюзию на это произведение Иеронима в конце "Жития Мартина", где Сульпиций рассказывает о бесконечных постах, бдениях и молитвах Мартина: "И, признаюсь честно, если, как утверждают, сам Гомер являлся ему из преисподней, то это вполне могло иметь место". Данное сообщение с оговоркой "как утверждают" выглядит как преднамеренная аллюзия на Иеронима, который говорил по поводу своей попытки описать жизнь Илариона следующее: "Даже если бы был жив Гомер, то он либо позавидовал бы такой теме, либо подчинился бы ей" 52. Далее надо отметить, что в обеих работах мы находим одну и ту же идею о "национальных святых" 53, а также точки соприкосновения в рассказах о Мартине и Иларионе при их встрече с разбойниками 54.
Таким образом, можно считать, что Сульпиций вполне определенно знал "Житие Илариона" и "Житие Павла" Иеронима, письмо о девстве к Евстохии, а также, как мы видели ранее, иеронимов перевод и продолжение "Хроники" Евсевия. Вдобавок, Сульпиций мог ознакомиться и с [246] другими работами Иеронима, такими как "Житие Малха" и иными письмами. Наверное, можно утверждать то, что Иероним существенно повлиял на стилистику произведений Сульпиция. В этом убеждает количество имеющихся параллелей между произведениями двух авторов вкупе с явно высказываемым уважением Сульпиция к Иерониму. Дальнейший указатель в этом направлении - вероятность того, что жития святых Иеронима и его письма сообщили Сульпицию два монашеских техническими термина, которые он не мог позаимствовать из латинских переводов "Жития Антония": anachoreta (отшельник) и cellula (келья) 55. Мы должны добавить, что связь между Иеронимом и Сульпицием была не только односторонней. Самое позднее к 412 г. Иероним узнал о "Диалогах" Сульпиция и похоже, что он также знал и "Житие Мартина", хотя прямо об этом нигде не упоминает.
Через своего друга Паулина Сульпиций также косвенным образом вошел в соприкосновение с группой людей, собравшихся вокруг прежде любимого Иеронимом, а ныне "ненавистного" Руфина. После получения "Жития Мартина" Паулин прочитал его покровительнице Руфина, Мелании, и в 403/4 г. помог Сульпицию в получении необходимой исторической справки у Руфина 56. Такого рода контакты могли повлиять на заметное сходство между произведениями Сульпиция о Мартине и переводом Руфина "Истории монахов". Это позволяет сделать вывод о том, что Руфин мог использовать "Хронику" Сульпиция для продолжения "Церковной истории" Евсевия 57. Что касается Сульпиция, то почти наверняка он читал "О фальсификации книг Оригена" Руфина до написания своих "Диалогов".
В итоге мы можем сделать вывод о том, что Сульпиций был хорошо начитан в классической языческой литературе, особенно в исторической, где он находился под глубоким влиянием Саллюстия. Сходным образом, в случае с христианскими авторами, он, похоже, увлекался скорее не теологическими работами, но историей, а также аскетической и мученической литературой, особенно аскетическими произведениями Иеронима и полемическими - Илария. История, биография и полемика, языческая классика и христианские [247] авторы - вот то, что читал Сульпиций. И теперь самое время посмотреть как этот разнообразный культурный фундамент сочетается с историческим фоном, который сыграл немалую роль в генезисе произведений о Мартине.
1. Более подробно см.: H.I. Marrou. A history of education in antiquity. London, 1977, part III, особенно chs. 4-6, 8.
2. Confessiones III, iv, 7.
3. Подробнее см.: H.I. Marrou. Op. cit., рр. 258-264.
4. P. Courcelle. Paulin de Nole et saint Je ro me. Revue des e tudes latines 25. 1947, p. 210-212. Надо также отметить одного из корреспондентов Паулина, Иовина (G. Bardy. La Question des langues dans l'e glise ancienne. Paris, 1948, pp. 219-220.
5. H.I. Marrou. Op. cit., рр. 259-262; P. Courcelle. Op. cit., pp. 131-133, 139-145.
6. P. Courcelle. Op. cit., pp. 145-153.
7. Ер. 46. G. Bardy. Op. cit., рр. 218-219.
8. Chron II, 40, 1-3; G.K. van Andel. Op. cit., р. 93. Относительно Юлия Африкана см.: G.K. van Andel. Ibid., рp. 26-28; S. Prete. Op. cit., рр. 48-49.
9. Подробнее об этом см.: S. Prete. Op. cit., рр. 49-50; G.K. van Andel. Op. cit., р. 36. Но, скорее всего, Сульпиций воспользовался в этом случае Помпеем Трогом.
10. H.I. Marrou. Op. cit., рр. 314-329; V. M. 25, 4-7.
11. P. Hylte n. Op. cit., pp. 31-34, 53-57.
12. Речь пойдет о тех авторах, которых не упоминает в своем индексе Хальм (CSEL 1, p. 258).
13. Ср.: G.K. van Andel. Op. cit., р. 36-39. Но в то время, как ван Андель убеждает нас в том, что Сульпиций воспользовался эпитомой Юстина (а также произведениями Плутарха и Страбона), доказательства, приводимые им, ясно указывает на прямое использование Сульпицием произведения именно Трога, а не Юстина: фрагмент "Хроники" (II, 9, 5) ближе к фрагменту Трога (30а), чем Юстина (1, 9, 1); фрагмент "Хроники" (II, 23, 9) ближе к Трогу (пролог 34), чем к Юстину 34, 3, 6. Кроме того, Сульпиций мог узнать о египетской кампании Оха и его наследника Арсы (Chron II, 14, 4 и 16, 8) только из Трога (пролог, 10), поскольку у Юстина об этом ничего не говорится. Возможно, что подобным же образом дело обстоит и с другими деталями, упомянутыми Сульпицием, но отсутствующими у Юстина, как об этом говорит ван Андель (G.K. van Andel. Op. cit., р. 37).
14. Ср.: Valerius 1, 6, 1 и Sulpicius D II, 2, 1; Valerius 1, 7, 7 и Sulpicius D III, 4.
15. Например, ср. описание триумфа: Valerius 2, 10, 3 и Sulpicius. eр. 3, 21, а также Valerius 2, 10, 6 и Sulpicius. V. M. 15.
16. Например, ср.: Valerius 3, 2, intr.: "Nec me praeterit..." и Sulpicius. V. M. 24, 4: "Non praetereundem..."; Valerius 7, 3, 8: "Veniam nunc ad eos, quibus..." и Sulpicius D III, 11, 1: "Veniam ad alliud, quod..."; Valerius 1, 8, ext. 2: "Et quoniam ad externa trangressi sumus..." и Sulpicius D II, 6, 1: "Et quia palatium semel ingressi sumus...".
17. Например, см.: Paulinus, Ep. 22, 3.
18. Chron II, 28, 5. Ср.: Passio SS. apost. Petri et Pauli. Acta Apostolorum apocrypha. Hildesheim 1959, 2 vols. Vol. I, pp. 163-167.
19. Ascension of Isaiah, ch. 5. - In: E. Hennecke. New Testament apocrypha, 2 vols. London 1963-65. Vol. II, p. 650-651. Это произведение было хорошо известно в конце IV в. в Испании, возможно, благодаря присциллианистам (Hieronymus. Comm. in Esaiam XVII, 64 (CCSL 73A, p. 735). Соответствующий фрагмент из Сульпиция см.: еp. 2, 10. Относительно широкого распространения этой легенды см.: Bernheimer. The martyrdom of Isaiah. Art Bulletin 34 (1952), pp. 21-22, 32-33.
20. E.-C. Babut. St. Martin..., pp. 227-228, 234-236.
21. Бабю (St. Martin..., pp. 228-229) сравнивает эпизод из "Деяний Иоанна", где говорится о разрушении храма в Эфесе и последующем обращении язычников с событиями в Левру (V. M. 14, 3-7). Однако это мнение небесспорно.> и потрясениях, вызванных чудесами21 Бабю (St. Martin..., pp. 234-236) особо выделяет воскрешения. Другой возможный пример на эту тему - власть святых над природными силами. Ср.: Деяния Иоанна 61 и Sulpicius D III, 9, 4.
22. S. Prete. Op. cit., рр. 47-49; G.K. van Andel. Op. cit., рp. 26-36, 89-90.
23. См.: J. Fontaine. Vie... Vol. II, p. 584; Vol. III, p. 1219, 1335. Надо также отметить весьма примечательные упоминания о Киприане у Сульпиция (D I, 3, 2; III, 17, 5).
24. Y.-M. Duval. La Lecture de "l'Octavius" de Minucius Felix a la fin du IVe siecle. Revue des E tudes Augustiniennes 19 (1973), pp. 57-58.
25. Chron II, 32, 6.
26. J. Fontaine. Vie... Vol. I, pp. 69-70.
27. V. Cyp. 5, 1; V. M. 19, 5.
28. V. Cyp. 5, 6; V. M. 26, 5 и 27, 2-3. V. Cyp. 1, 2 и 19, 2; Sulpicius, ep. 2, 9-12. V. Cyp. 19, 3; Sulpicius, ep. 2, 7 и ер. 3, 19-21.
29. О религиозных связях Испании с Аквитанией см. J. Fontaine. Vie... Vol. I, рр. 587 ff.
30. E.-C. Babut. St. Martin..., pp. 75-83, 89-90.
31. E.-C. Babut. St. Martin..., pp. 41-47.
32. Это совершенно ясно видно из V. M. 2, 1, что является явным отражением именно перевода Евагрия V. Ant. 1: ни более старой латинской версии (ed. G.J.M. Bartelink. Vita di Antonio. Vite dei santi I, p. 6), ни греческого оригинала. По этому поводу см.: B.R. Voss. Beru hrungen von Hagiographie und Historiographie in der Spa tantike. Fru hmittelalterliche Studien 4 (1970), S. 57-58.
33. Сh. 5 (Patrologiae cursus completus. Series latina. Vol. 10, col. 581 (далее - PL)).
34. V. M. 20.
35. Ср.: Sulpicius. Ер. 2, 9-10 и Hil. Contra Const. 4; Sulpicius D. III, 6, 3-4 и Hil. Contra Const. 8.
36. G.K. van Аndel. Op. cit., рp. 86-89.
37. G.K. van Аndel. Op. cit., р. 89.
38. См.: H. Chadwick. Priscillian of Avila. Oxford, 1976, p. 129, 133 ff.; Sulpicius D. III, 11-13.
39. Сульпициево сравнение Деборы как прообраза будущей церкви (Chron I, 24, 5), возможно, взято из "De viduis" VIII, 47; 50 (PL 16, cols. 262-263).
40. D II, 13, 5-6. См.: J. Fontaine. Vie... Vol. III, p. 1216, n. 1. Однако, возможно, это означает, что работа Амвросия была известна скорее Мартину, чем Сульпицию. Отметим также, что Мария и Фекла упомянуты (наряду с другими святыми женщинами) в знаменитом письме (22, 41) Иеронима, которое, вероятно, было известно в окружении Мартина в 398 г.: D I, 8, 4-9, 2.
41. Ср.: De excessu I, 20-21 (PL 16, col. 1353) и ep. 2, § 8, 15 и 16. См.: J. Fontaine. Vie... Vol. III, p. 1243-1244.
42. Мартин рассматривал брак как явление "простительное" (D II, 10, 6), что напоминает произведение Иеронима "Adversus Jovinianum" I, 7-9 (PL 23, cols. 228-233). Более умеренное учение Амвросия по этому поводу см.: "De virginitate" Vi, 31-34 (PL 16, cols. 287-288).
43. Ср.: D II, 12, 5-6 и Hieronim. ep. 24, 5, 2; D II, 11,4 et 6-7 и Hieronim. ep. 22, 21, 8; D I, 25, 6 и Hieronim. ep. 52, 11, 1.
44. D II, 4, 2 и Vita Hilarionis 30 (PL 23, col. 44).
45. D III, 14, 6 и Hieronim. ep. 52, 16.
46. Об отказе праведника принять подарки см.: 4 Цар. 5:15-27. Он специально упомянут Иеронимом: V. Hil. cap. 18 et 27.
47. См.: D I, 8, 2-9, 5, где мы встречаем две реминисценции на письмо 22 Иеронима.
48. См.: Hieronim. Contra Vigilantium 3 (PL 23, cols. 341).
49. Hieronim. ep. 123, 17, 3; 117, 12.
50. H. Delehaye. Saint Martin et Sulpice Se vere. AB 38 (1920), p. 48.
51. V. Hil. 32; D III, 7, 3.
52. V. M. 26, 3; V. Hil. 1. Любопытно также отметить, что Иероним ссылается на Саллюстия в первой главе своего "Жития Илариона", точно так, как это сделал Сульпиций в первой главе "Жития Мартина".
53. D III, 17, 5-6; V. Hil. 14.
54. V. M. 5, 5; V. Hil. 12.
55. J. Gribomont. L'Influence du monachisme oriental sur Sulpice Se vere. Saint Martin et son temps (q.v.), pp. 140-141, 144-145.
56. Paulinus, ep. 29, 14; 28, 5.
57. J. Doignon. Op. cit., p. 431; G.K. van Аndel. Op. cit., рp. 91, 155-156