Игумен Варсонофий (Подыма)

Помещено с любезного разрешения автора. - Кротов, 2008 г.

Не худшее место в раю. - Старушка «с улыбкой на все тридцать два» (против эвтаназии). - Чадоподобие – путь ко спасению. - Язык небу. - Ахиллов бег. - Благословите, батюшка! - Главное - не грешить. - Лабиринт. - Ожидаемый Афон.

Игумен Варсонофий (Подыма Владимир Владимирович)

Родился в 1960 году в г.Николаев в православной семье.

На православный дух в нашей семье во многом повлиял случай, который произошел с моей мамой. В 1945 году, когда она была совсем юной, её от смерти св.вмч.Пантелеимон. в дальшейшем эта история будет описана в газете «Православная газета», г.Николаев, 1996 г.

По отцовской линии все тоже были православные. Особенным благочестием и аскетизмом отличалась моя двоюродная бабка (сестра матери моего отца) Мария. Этот персонаж найдет свое место в рассказе «Самоубийца» (г. «Новый день»; 2000г., «Православная Таврия»; 2002; ж. «Русский дом», 2005г.).

«Пробу пера» я начал в 9 классе, когда послал свои стихи в журнал «Смена» (что-то о первой любви), а в издательство «Молодь України» - исторический роман «Ольвиополиты» (об освоении греками наших земель в VI в. до Р.Х.).

в 1982 г. я закончил педагогический институт, исторический факультет. Потом служил в армии, преподавал. В студенческие годы самоучкой освоил гитару. В последствии жизнь подкидывала мне все новые и новые сюжеты, но душа уже томилась без Бога.

В 1986 г. году со мной произошел удивительный случай, который окончательно закрепил мою православную веру. Меня очистили от кожной болезни Киево-Печерские преподобные.

В 1988 г. я с профессиональным музыкантом выпустил альбом-кассету с моими песнями (в стиле легкий городской шансон). Писать на духовные темы считал себя не готовым.

В 1996 г. после смерти родителей ушел в монастырь. Был пострижен в иноки, рукоположен.

В начале 2000-х годов занялся журналистикой и писательской деятельностью, пишу православные песнопения и музыку. С 1999 г. являюсь ведущим еженедельной программы «Преображение» на скадовском телевидении «Обрий».

На мое творчество повлияло паломничестко на Святую гору Афон в 2002 году и на Святую Землю в 2007, где я созерцал схождение Благодатного огня.

Догматическо-богословскими стали мои работы после окончания богословского факультета Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета (ПСТГУ) в г.Москва.

К сегодняшнему дню я имею публикации в журналах «Православный виснык» (г.Киев) – 1, «Отрок» (г.Киев) – 1, «Русский дом» (г.Москва) – 10; в газетах: «Православная Таврия» (г.Херсон) – 19, «Православная газета» (г.Николаев) – 1, «Воскресенье» (г.Херсон) – 5, «Новый день» (г.Херсон) – 3, «Партнер» (г.Николаев) – 1, «Народная правда» (г.Днепропетровск) – 3, «Единое отечество» (Крым) – 2. кроме этого – многочисленные публикации в районных газетах (Нововоронцовка, Скадовск). В 2003 г. мною написан акафист «Прости нас, Господи, за все», который публиковать пока не благословили. Можно добавить, что в Йошкар-олинской епархии сделали театральную постановку по рассказу «Благочестивая матушка». В интернете на форумах можно встретить дискуссии на тему «Как относиться к творчеству игумена Варсонофия».

В настоящее время являюсь настоятелем больничного

Не худшее место в раю

Вместо эпиграфа

«Святых лик обреете источник жизни и дверь райскую, да обрящу и аз путь покаянием, погибшее овча аз есмь, воззови мя, Спасе, и спаси мя».

«Молитву пролию ко Господу, и Тому возвещу печали моя, яко зол душа моя исполнися, и живот мой аду приближися, и молюся, яко Иона: от тли, Боже, возведи мя».

«Приидите, внуцы, Адамовы, увидим на земли поверженнаго по образу нашему все благолепие отлагающа, разрушена во гробе гноем, червьми, тьмою иждеваема, землею покрываема. Егоже невидима оставлыпе, Христу помолимся, дата во веки сему упокоение».

«Сонм святых нашел источник жизни и дверь в рай; да найду и я путь туда через покаяние. Я - потерянная овца. Подай мне голос, Спаситель, и спаси меня!».

«Я пролью молитву к Господу и поведую Ему мои печали, ибо душа моя полна зла, а жизнь моя приблизилась к аду. И молюсь я, как Иона: от погибели, Боже, спаси меня».

«Приходите, потомки Адамовы, посмотрим на подобного нам, поверженного на землю. Он теряет все благообразие, в гробу он разложился от гнилостных червей; его пожирает тьма, закрывает земля. Покинув его навсегда невидимым, помолимся Христу, чтобы Он дал ему вечное упокоение»

(Из панихиды и чина погребения умерших. Перевод Н. Нахимова).

Вместо пролога

«Ой, больно! Ой, жгет! Ой, точит! Господи, я же думал, что геенна огненная - это просто куча мусорная за Иерусалимом и символ ненужности, а червь неусыпаемый - это муки нашей совести! Ох, как больно жгет! Ох, как всего жрут! Не заслужил я вечных мук! Не заслужил я самого худшего места!» - некто.

«Ори-ори. К кому ты обращаешься? Он тебя уже не хочет слушать. Да и не в самом ты худшем месте» - кое-кто.

Не лох

«Люди делятся на лохов и не лохов», - эту фразу я полюблю повторять потом. Я в начале и не знал слова «лох». Его, наверное, тогда еще не придумали. Тогда я, как и все, носил синие шорты и красный галстук. А еще «вышибал» мелочь у младших пацанов.

В институте, рискуя своей комсомольской репутацией, я потихоньку «фарцовал». Помада, жвачка, джинсы и даже яркие целлофановые пакеты шли в десятидорого. Дефицит.

Приятно ощущать себя хозяином жизни. Денюшки давали свободу, да к тому же умножались. И женился я удачно. Естественно, не по любви, а «весовом тесте». Тесть пристроил меня на «теплое местечко», а тут как раз подоспело время передела-беспредела. «Все ненужное на слом - соберем металлолом!» - бодрил я себя пионерским девизом, отправляя целые составы с разграбленным металлом за рубеж. Денег было уже не просто много, а очень много.

«Глупое животное. Золота не может быть слишком много», - почему-то преследовала меня фраза из мультфильма «Золотая антилопа». Но если раньше я с удовольствием ездил на самые дорогие в мире курорты, пил самые дорогие коллекционные коньяки, засовывал стодолларовую купюру под резинку трусиков самых красивых стриптизерш, то теперь стал вдруг придираться к домохозяйке, если она, по моему мнению, не экономила стиральный порошок.

«Сбережи заработанное. Потом сбережи сбереженное. А потом сбережи сбережением сбереженное», - стал повторять я фразу то же из какого-то старого фильма.

В эти времена под словом «лох» я подразумевал не тех, кого «обули», «кинули», «надули», «развели» и т.д., а всех тех, кто «не сумел взять свое» и «не берет теперь». По-прежнему считая себя не лохом, а хозяином жизни, я все же испытывал какой-то душевный дискомфорт.

Изредка из окон своего джипа я поглядывал на купола храмов. Что-то тянуло меня зайти в церковь, но я обрывал себя: «Что я лох кормить пьяниц-попов?!»

В этот день меня «пробило» побыть заботливым отцом. У дочки заболел зуб, и я решил лично отвезти ее в стоматологическую клинику. Клиника была напротив церкви. Звонили колокола, завершая праздничное богослужение. Это опять таки встревожило мою душу.

«Если попы звонят колокола в воскресенье и мешают Вам спать, куда можно пожаловаться», - вспомнил я вдруг вопрос преподавателя по научному атеизму. Этот звон будил что-то другое. Совесть? Мысли о смысле жизни? «Я никого не убивал. Ну а если вокруг лохи, то это их проблемы», - успокоил себя.

У входа в клинику висел большой плакат: «В день защиты детей лечение для сирот из интерната БЕСПЛАТНОЕ».

«О, Витьку на благотворительность пробило! Что за понты?»- удивился я (это о владельце сети стоматологических поликлиник). Потом дошло: «Скоро же выборы».

Из церкви выходили одинаково одетые дети и направлялись прямо в клинику. За ними вышел мужчина и, повернувшись к дверям храма, стал креститься с поклонами.

«Лох», - презрительно процедил я из джипа, но тут что-то показалось мне знакомым в этом лохе ... Костюм! Такой точно костюм я покупал себе с институтским другом Сергеем на заработанные в стройотряде деньги лет 15 тому назад.

- Серый, ты!? - - Юра? - вышедший из церкви с опаской оглядел джип и квадратного телохранителя возле девочки. - - Узнал. А у тебя все тот же прикид, что и в институте. Помнишь: «Яростный строй гитар. Радостный стройотряд». Или наоборот. Не важно. Ну и где теперь? - - Учителем работаю в интернате. Вот с ребятами на службе были, молебен святому Антипе от зубных болезней отслужили. Теперь в клинику идем. - - О, кстати. Мне в банк пора, подожди. Доця, зайдешь к доктору, скажешь, что-сирота. Поняла? Круглая сирота. А ты проводи, - обратился я уже к девочке и телохранителю. - - Юра! Побойся Бога! Слова ведь материализуются! - - Та перестань! Какого Бога! Я бы тебя на комитет комсомола вызвал за религиозную пропаганду. Жаль времена поменялись. Сейчас в моде боги, колдуны, маги... Вот что, я действительно спешу. Дам тебе визитку и денег дам немного. Ты не против? - - Нет, - произнес учитель смущенным голосом, а я нервно начал перебирать содержимое своего партмане. Как назло попадались только крупные купюры и валюта. Но вот среди евро и долларов чудом завалялась бумажка в 100 рублей.

- Вот. Созвонимся, - бросил я, уже садясь в автомобиль. Джип помчался как всегда с большой скоростью, обгоняя едущих по правилам лоховозов.

«Сережа был лохом - лохом и остался. Но откуда у него такой счастливый ясный взгляд. Уж не попы ли его зомбировали «духовной сивухой» и «опиумом для народа»? А я крещен? Да, вроде. Где-то валялся крестик. Мама-коммунист тайно возила меня малого, вроде, в село.

Я не знал, что из-за поворота соседней улицы уже выкатывается «Камаз» с отказавшими тормозами.

«Тот усердствует слишком, кричит: «Это - я!»

В кошелке золотишком брянчит: «Это — я!»

Но едва лишь успеет наладить делишки -

Смерть в окно к хвастунишке стучит: «Это - я!», - почему-то вспомнилось из рубайята О.Хайяма.

Это было последнее, что я вспомнил.

* * *

«Тьма и тишина. Не понял. Ни удара - ни боли. Я что: не успел все это почувствовать? Я что: умер? Почему же я не вижу своего тела? Почему не лечу по длинному туннелю к Свету? Может я в реанимации? Почему тогда соображаю? Может это сон? Почему же только тьма и тишина? Только тьма и тишина.»

Я поводил руками по пустоте. Хотел топнуть, а пола нет. Буд-то меня подвесили. Когда-то краем уха я слышал, что умершему показывают всю его жизнь, потом муки ада и блаженство рая, но ничего этого не было. «Все таки я, наверное, в реанимации».

«А что тебе показывать, глист-селитер? Жил за счет других. Блудил и пьянствовал, жрал и спал. Не интересно. У нас таких лохов, как ты, полно», - скрипучий голос звучал где-то рядом.

Вдалеке вдруг прояснилось. Всадник на белом коне, которого я видел на гербе Москвы и думал, что это сказочный богатырь, убивающий дракона, появился лишь на миг.

«Это Георгий Победоносец - наш враг и твой Ангел Хранитель. Многим живым и мертвым друзьям распятого помог он, но тебе не поможет. Ты наш», - заскрепел все тот же голос уже у самого уха.

Всадник исчез, а меня поволокли куда-то уже по твердому и горячему полу. Кто меня тащил за руки, я не видел, я все время на что-то натыкался, все время бился об что-то головой. Было больно, и странно: если я умер, то почему работают нервы? Почему так больно?

Меня тащили, казалось, целый год, пока я не начал различать предметы, натыканные по пути: домашний кинотеатр, бильярдные шары из слоновой кости, караоке, огромная китайская ваза, шкаф из карельской березы ... Это же вещи, которые я приобретал для своего коттеджа!

Тут волокущие меня стали. В полумраке я едва различал безобразное существо и вновь появившегося всадника на белом коне. У всадника в руках была ... купюра в сто рублей.

«Тут что рубли ходят? Нет, это все таки страшный сон», - подумал было я, но тут все понял: «Это же те самые 100 рублей, которые я дал Сереже!»

- Господи, почему я, лох конченный, не дал ему больше?! Так лохонуться! Господи, прости меня! - впервые взмолился я не в жизни, а уже по смерти, но никого уже рядом не было. Я лежал на твердом полу, придавленный чем-то тяжелым, в полной темноте. Дышать полной грудью не мог, а дышал маленькими прерывистыми вздохами. Так же и выдыхал. Воздух был спертым: гремучая смесь перегара, табачного дыма, человеческих выделений и почему то, дешевого женского лака для волос. От осознания, что ТАК БУДЕТ ВЕЧНО, становилось просто невыносимо, а в голове постоянно звучал вопрос: «Почему я не дал больше?»

Прошли, казалось, годы, пока из мрака не вырисовалось все тоже бесформенное омерзительное существо:

- Друг твой подал за тебя сорокоуст. Делать ему что ли нечего? Вставай! Пошли! Давящий груз исчез, а существо сильно толкнуло в спину. Я очутился в тесном бараке с

голыми мужчинами. Их было так много, что сесть было нельзя. Все стояли в полумраке и смотрели в маленькое оконце под потолком. Мой сосед - негр маленького роста, все время вертелся. При каждом движении от него разило годами несмываемым потом, но отойти от него было нельзя из-за плотной стены тел.

После каждой панихиды, отслуженной на Земле, меня выводили на прогулку, выдав грубое рубище. Маршируя по плацу, освященному факелами, я все думал: «Почему не дал больше? Почему не дал больше?»

Продолжение следует

Не хулитель

Я не любил свои профессии. «Класс! Бабки, магарычи, жизнь-малина», - уговаривали меня идти в училище на слесаря-сантехника. Бабки и магарычи пошли, но жизнь малиной не казалась. Срывал злость, лупцуя ногой свой потертый чемоданчик с инструментом и уже не мог выносить вонь канализации.

В армии овладел специальностью водителя. «У, шоферюга-ворюга, повезло тебе: калым, халтура, девочки заплечные», - вновь подбадривали меня. Дорогу я полюбил, но моя старенькая фура частенько меня подводила. Бог знает, сколько я провалялся под ней и в дождь, и в снег, и в жару. Как-то лежал в очередной раз весь в мазуте, а мимо прошла влюбленная пара с магнитофоном, из которого звучало:

«Лучше веселиться чем работать, Лучше водку пить, чем воевать...»

На душе стало еще гнуснее. Стал крутить гайки, громко выстраивая пятиэтажные комбинации из всех ругательств нашего языка. Тут вижу подошли к машине туфельки долларов за 50-100 и наглаженные брючки:

- Брат, а ты Бога не боишься, что так сквернословишь?

Я вылез из-под машины готовый «угостить» моралиста даже монтировкой ...

- Ба! Леха? Ты? - передо мной стоял наш бывший сосед в крутейшем костюме, класнейшем галстуке и ослепительно-белой сорочке. - - Я, Игорь, Я - отвечает Леха и как бы невзначай достает из кармана маленькую Библию. - - Леша, а ты что попом заделался? - - Попы в православии с забитыми бабками картинкам молятся. А мы молимся Богу Живому. Приходи к нам. Нам хорошие проповедники нужны. - - Какой из меня проповедник. Я за всю жизнь только две книги прочел: «Мифы древней Греции», да и то только картинки смотрел, и «Мастера и Маргариту», да и то не дочитал и ничего не понял. - - Ничего-ничего. Приходи. - У них мне понравилось сразу. Само собой - не только сэкондхендовскими тряпками и американскими консервами из гуманитарки. Меня приняли, как брата. Возились со мной, занимались. И если раньше мои отношения с Богом были «не очень», то теперь я стал хоть что-то понимать. Библия была теперь со мной тоже всегда, и уже через месяц-другой я стал проповедником.

Как стало все замечательно! Свой чемоданчик с инструментами и мантировку я торжественно выкинул. Теперь и я всегда был при галстуке, чистенький и отглаженный.

Особенно мне понравились богослужения. Молясь Духом, мы водили хороводы, бегали, прыгали, катались по полу. От монотонной, низкочастотной музыки я, как и все, приходил в блаженный экстаз, смеялся вместе со святыми хохотунами.

Один раз, правда, я чуть не оглох, когда сестра по вере заорала мне прямо в барабанную перепонку: «Он нас спа-а-ас!Н» А один раз я больно ударился затылком об стул, когда наш пастырь столкнул меня, прокричав: «Он царь царей!».

Иногда ко мне подползали сомнения:

- Трудно представить ангелов, которые прыгают и прославляют Бога с электрогитарой и ударником. И доводят ли они себя до исступления?

«Хвалите Его...», - тут же открывали мне 150-й псалом и очередной раз рассказывали мне о экстазе апостолов и о скачущем перед ковчегом царе Давиде.

- Почему мы, как православные, не молимся за мертвых? Буду ли я действительно счастлив в раю, зная, что мои родители мучаются в аду? - - Твои родители сами сделали свой выбор. Им уже не помочь. А в православии даже их профессора не знают, что ожидает их в аду: строжайший уголовный кодекс или благодушная амнистия. Они нас не признают. Нас! Пятидесятников! А значит хулят Дух Святой, что не прощается, - разъясняли мне наставники, а я успокаивался. Было радостно, что не принадлежу к хулителям Духа Святого. - После принятия мною водного крещения (поповское в детстве не считается) я женился. Тут в Церкви начались трудные времена. Иссяк американо-корейский долларовый источник. Наша церковь «Христиане веры евангельской» раскололась на «Божью любовь» и «Аллилуйя». «Божья любовь» потом на «Самое полное Евангелие» и «Гефсиманский сад». Мне намекнули, что пора вернуться к чемоданчику и мантировке, от чего я приходил в ужас.

Открылась, правда, классная перспектива. Можно было без проблем уехать в США. Почти весь «Гефсиманский сад» был уже там и неплохо устроился. Нужно было только много денег, но к чемоданчику и монтировке возвращаться опять-таки не хотелось.

Тут будто Дух открыл следующую информацию. Есть некая фирма, которая отправляет нелегально целые семьи в Америку всего за 2000 долларов.

«Слава Богу, мои дети будут учиться в цивилизованной стране», - думал я, продавая все, чтобы быстро собрать нужную сумму. Я не знал тогда, что эта банда давно специализируется на «верующих нелегалах».

Представители фирмы назначили мне встречу в городском парке. Крепко спрятав деньги, я летел, как на крыльях, и прибыл раньше времени. Тем не менее меня уже ждали.

- Здравствуйте, Вы Игорь?

Я едва успел кивнуть головой, как две пули из пистолета с глушителем пробили мне грудь.

* * *

Будь-то в насмешку мне для начала показали ожившие картинки из книги. Тантал безуспешно пытается схватить ртом виноградную гроздь и воду, а Сизиф бесполезно катит свой тяжелый камень в гору.

«А ты думал это брехня, сказки детские. Но это язычники и их судили по их совести, а тебя ...», - я не видел, кто говорит со мной. Соображать мешали куча событий из моей жизни, пролетавших, как ускоренный видеопоказ. Я уже понял, что меня убили, и мои дети в Америку не поедут. Но я же верующий! Я - мученик! Где же Ты, мой Господь?

- Игорь! Игоречек! - голос мамы звучал где-то рядом. - - А ну прочь, старая вонючка! Не увидишь его. За него там уже никто не помолится. Что-то вдруг обожгло лицо. Грохнула музыка и вокруг заорали: «Он Царь царей! Он - Царь царей! Он Царь царей!» Это же наша музыка! Это наши прославления! Но почему вместо братьев и сестер это поют черные, обуглившиеся окорочка!?

А вот все таки наши. Я увидел с десяток сестер в коротеньких юбочках из «Самого полного евангелия», в ритмах рок-н-ролла прославляющих Спасителя. Но что они так истово ковыряют своими тоненькими каблучками? ... Боже мой!

Под ногами танцующих лежал окровавленный Спаситель. Тоненькими каблучками скользили по его лицу, расширяя терновые царапины, проваливались в раны на теле...

Будь проклят тот день, когда я встретил соседа Лешу! Лучше бы я продолжал крутить гайки или баранку! Черные окорочка и девочки из «Самого полного Евангелия» вдруг исчезли. Прямо подо мной я увидел огромную зияющую дыру, из которой протуберанцами выплевывался огонь. Я медленно стал опускаться прямо в нее, пока опять внезапно дыра не исчезла.

«Дуська! Гадина! На целый год за тебя в монастыре подала! Не должно этого быть! Тебя нельзя простить», - с каждым словом, с каждой буквой этого вопля меня окутывал нестерпимый холод, но говорящего я не видел. Баба Евдокия - моя с Лехой соседка. Года три назад я поменял ей прокладку на кране бесплатно. Жалко было одинокую старуху.

«Ладно, будешь с Сизифом камень катить, но не так просто, а со своим платочком Фриды».

Платок Фриды? А, это из «Мастера и Маргариты». Женщина запихнула платок в рот своему новорожденному нагулянному ребенку и уже задушенного закопала в саду. После ее собственной смерти ей каждый раз подкладывали этот с каемочкой платок. Она его и топила, и сжигала, но он появлялся вновь и вновь... А я причем? Я своих детей не убивал!

«Лучше бы я до конца своих земных дней работал сантехником или водителем и ходил в православный храм», - думал я, кряхтя под тяжестью каменной глыбы и груза на спине: чемоданчика с инструментами и матировкой.

Дезертир

У меня всегда все получалось. Я был лучшим в школе. Я был одним из лучших в институте. Мне не было равных в работе. Я был первым в самодеятельности. И лидером досуга тоже был я. Мне не везло только в одном:

"Дела отлично как обычно. А в личном? Да вот только с личным... Привет."

Этот куплетик группы "Секрет" все время лез в голову. Я не был обделен женским вниманием. Скорее, наоборот - и это сыграло злую шутку. Я не как не мог определиться со своим выбором. Мне очень хотелось свою семью, детей, но: эта - полновата, хоть и папа с деньгами и положением, а эта - туповата, хоть и очень красива, и т.д.

Все мои друзья переженились, подружки повыходили замуж. В их семейных гнездышках было много дел, и всем давно было не до меня - своего бывшего лидера, бывшего баловня судьбы.

Молодость проходила. После тридцати я нудился все больше и больше. Любовные приключения в пьяном угаре давно надоели. Работа давно не радовала. Я все сильнее увлекался "зеленым змеем". Когда выгнали с работы, даже собутыльники меня бросили.

"Добрые дяди" появились тут как тут: "Похмелись, Шурик, и жизнь наладится". Похмеляли меня не раз и не два. За очередными сто с полтяшкой было не до размышлений: за что? В очередной раз твердой после опохмелки рукой подписал какие-то бумаги и лишился квартиры.

Моим новым жильем стал кладбищенский склеп, а столовой - мусорные баки и чужие могилки с печеньем и конфетами.

Как-то, проснувшись, я услышал красивое пение. Отправляли панихиду. Батюшка, с красивым лицом и голосом, выводил: "Ве-е-ечная па-а-мять". Заметил меня, притаившегося за памятником:

- Как Ваше святое имя? - Саша. - Александр, стало быть, приходите сегодня вечером на службу. - Возле кладбищенской церкви я появлялся редко. Нищие профессионалы раз чуть челюсть не свернули. Теперь отстоял всю службу. Мало что понял, но на сердце стало тепло и светло.

Я не пропускал ни одного богослужения. После первой исповеди и причастия ощутил себя абсолютно-новым, верующим человеком. Батюшка дал литературу. Благословил читать на клиросе.

Через три месяца я мог с величайшей радостью и гордостью сказать самому себе: "Я - православный!"

- Батюшка, в монахи хочу, - сообщил я как то свое желание, которое наростало все больше и больше. - Вместишь ли, Саша? Жениться тебе надо. У нас много одиноких верующих женщин. - Нет, благословите, отче, в монастырь. - Ну, попробуй. Может и удостоишься этой великой чести под названием: иночество. Только пони: кому много дано, с того и спрос больше будет.

В монастыре все пошло, как по маслу. Через год я уже "подавал ножницы". В монашестве назвали меня Амвросием в честь преподобного оптинского.

- Трудно будет, брат, но не унывай. Ты теперь воин Христов. Только Ему и служи. Инок - это "иной". Не борода и мантия, а иное тело, иной разум, иная душа. Трудись, молись, воюй. Воюй с соблазнами мира, воюй с самим собой, воюй с бесами - напутствовал меня игумен.

Без него я знал это. И знал, что кто-кто, а я настоящий монах; кто-кто, а я настоящий воин Христа... Так мне, по крайней мере, казалось.

Пролетел еще год. Потом другой. Величайшая радость потихоньку сменилась холодом, а потом - унынием и тоской.

Все чаще и чаще задавал я себе вопрос: "Зачем я покинул мир? Скоро срок, а я так и не испытал радости счастливой семьи, радости отцовства. Какое это, наверно, счастье: любить и заботиться о ком-то, чувствовать рядом тепло родного человека, спешить с работы домой, чтобы помочь дочке с домашним заданием или запустить с сыном бумажного змея..."

Она раньше приходила в монастырский храм по воскресеньям. Теперь - гораздо чаще. Я уже не мог полностью окунуться в клиросное пение. Глаза сами отрывались от Октоиха и Минеи и искали по храму ее. На замечание регента "смотреть в ноты, а не по сторонам" впервые за много лет огрызнулся. К увещеваниям игумена и духовника, почувствовавших мое состояние, оставался глух.

Тоненькая талия, курносый носик с пятью веснушками стали смыслом моей жизни. Ей не было и двадцати, но она первая проявила смелость и при удобном случае заговорила со мной:

- А как Вас звали в миру?

- Александром. - - Так, лучше, а то на Амвросия ласково и не скажешь, а так: "Сашенька", "Шурочка". А кем работали? - - Учителем физики в школе. - - Ой! а у меня была "тройка" по физике. У нас в сельской школе, кстати, учителей не хватает. А я одна живу. Мать к отчиму в город переехала. - "Какой я заблудший? Что плохого делаю Богу? Мы же любим друг друга, -успокаивал я себя, когда покидал монастырь, - главное ведь - это любовь".

С радостью вернулся я в школу. Учитывая мои таланты и квалификацию, передо мной открывались многие перспективы. Сколько лет потеряно. Был бы уже, наверное, министром образования.

Я чуть не помешался от счастья, когда узнал, что скоро буду отцом.

- Сына! Первого - только сына! Я уже и бумажного змея смастерил, - наказывал я жене.

И домашние дела у меня спорились. Только когда однажды доставал ведро воды из колодца, что-то больно сжало сердце. Всплеск упавшего назад ведра - последнее, что я слышал. Вскрытие показало — обширный инфаркт.

* * *

Было все, как в описаниях мытарств блаженной Феодоры. И те, кого называли "эфиопами", и двадцать ступенек, и гной, и смрад. С "эфиопами" бранились два мужа, которые даже не взглянули на меня: один - в доспехах средневекового воина, другой - в монашеском клобуке... Ой, почему без очков? Я догадался, что это мои Ангелы-Хранители: святой благоверный князь Александр Невский, данный мне при крещении, и преподобный старец Амвросий, ставший "моим" после пострига.

На огромные весы дожили все мои добродетели, подвиги, посты, а все мои до монастырские грехи улетучивались, как раскаянные. Чаша давно перевесила на сторону святых.

"Милостив господь, - преодолел я свой страх, который сразу после моей смерти заставил забыть и оставшуюся среди живых беременную жену и сельскую школу, - Но почему так озабочены мои Хранители?"

Последнее, что положили святые на чашу был огромный мешок с надписью: "Все будущие молитвы братии за заблудшего Амвросия". Зачем? Я ведь и так буду в раю!

Тут "эфиопы" подкатили огромный каменный шар. После долгой возни они, наконец, бросили его на весы ... все мои добрые дела подскочили вверх. Ни монастырские молитвы, ни что другое уже, казалось, не перетянет назад. "Эфиопы" впервые весело посмотрели на меня, а один быстренько высек на камне: "Нарушение монашеского обета".

Наша школа в аду почему то была без детей. Заставляли писать столько конспектов, что пальцы от ручки покрывались кровавыми мозолями. По длинным коридорам носились стаи худющих облезлых собак. В классе физику читал пустым партам.

Директор школы - грузный мужчина с огромной дыркой в голове. Из мозгов у него сыпались черви. Он стыдливо закрывался пятерней, и тогда черви, проникая через пальцы, расползались по волосам.

И жену мне привели. Толстая-толстая старуха. У которой наполовину был оголен череп. Другая половина лица была покрыта язвами от проказы, и женщине все время приходилось отгонять тучи мух.

Все сотрудники спали в одной тесной комнате на жестком полу. От тесноты на другой бок приходилось поворачиваться по команде. Кроме старухи моим соседом был математик, от которого всегда разило мочой и разлагающимся трупом. Вместо сна меня всю здешнюю "ночь" мутило.

Над всеми педагогами висели странные таблички: "Четыре аборта", "Лектор-атеист", "Хиромант", "Зубоскал", "Взяточница с абитуриентов", "Взяточник со студентов". Вот и мне прибили плакат:

"ДИЗЕРТИР".

Продолжение следует

"Столп благочестия"

В своем атеистическом прошлом считаю себя не виноватой. Время такое было. Почти всю мою сознательную жизнь мне промывали мозги марксистско-ленинской идеологией. Одно только комсомольско-сталинское воспитание чего стоило. И на лекцию "Бога нет" ходила, и иконы в костер бросала, и в алтаре танцевала, когда из церкви клуб сделали. Когда при Хрущеве приняли решение: и напоминание о Храме стереть с лица земли, камни от алтаря пошли мне на свинарник.

Но на склоне лет одумалась я, слава Богу. Господь милосерден. Он и разбойников, и блудниц к себе принимает. Только покайся.

Стала я потихоньку воцерковляться. Литературу читать. С Сергея Нилуса и "Духовных посевов" начала, а закончила "Откровенными рассказами странника" и "Добротолюбием". Я уже не представляла свою жизнь без утреннего и вечернего молитвенного правила. Библия была всегда со мной. И церковные богослужения я полюбила. Пробовала непрестанно творить Иисусову молитву, но она получалась какая-то холодная. Пробовала за день прочитывать всю Псалтырь по церковно-славянски. Не получалось из-за отсутствия времени, а потом подсказали, что на это нужно брать благословение у священника. Слава Богу, что не взяла. Да и у кого брать? Молодой - "без году - неделя", не аккуратный; за наши церковные деньги "Жигули" купил, в службе запинается. А матушка с волосами крашенными!

Я и исповедоваться к нему нехотя пошла, потому что Великий Пост заканчивался, и надо было причаститься. А перед Пасхой владыка приезжал. Говорил проповедь о посте, а сам толстый-толстый, килограмм 140 в нем.

И послушание мне дали - свечной ларек. Я свечки продавала, а людей поучала: "Шестопсалмие читают, не зажигайте пока свечи-то", ""Честнейшую" поют, на колени!", "Чего спиной к алтарю стала?", "На панихиду без конфет пришли?!"

Просилась я на клирос петь, но настоятель - вредина, не позволил. Говорит: "не дерзайте давать советы, когда не спрашивают". А как не давать? Я Бога в обиду не дам. Пришла тут как-то одна. Молодая соплячка, лет 16. Ни креститься, ни кланяться толком не умеет. Еле успела крикнуть ей: "Платок на!". Повернулась ко мне ... Батюшки мои, Господи помилуй! "Губы от помады вытри, блудница ты эдакая!" Отошла чуть от лавки, губы вытирает, а я вижу: юбка чуть ли не до пупа. У нас на клиросе совсем мальчики. Я ее тихо, но грубо вывела из храма. Говорю:

- Ты куда, в кабак или на панель пришла! Это Дом Божий!

Она сопли распустила:

- У..у...уме.меня горе, -всхлипывает. - - Когда горе, молиться и поститься надо, а не губы красить! - Еще был случай. Парень молодой в самом конце литургии, запыхавшись, залетел:

- Простите, бабушка, женщина, мне срочно к священнику надо. Плохо мне. Исповедаться хочу. - - Какая я тебе бабушка-женщина?! Надо говорить матушка или, уж ладно, сестра. - - Хорошо, матушка, мне очень нужно. - - Специально для тебя батюшка все бросит в алтаре. Исповедь уже была. Завтра приходи ...а ну погоди-погоди, - беру его руку, а изгиб локтя весь в синих дырках. - - Ах ты наркоша-макоед! Деньги просить пришел? Или у меня украсть хочешь? У Бога украсть хочешь? - Он зыркнул на меня, прочь пошел.

- Иди-иди. Не прошел номер?

Я для Бога стараюсь, а настоятель все твердит мне: "Смирению учитесь. Любви учитесь", а я и так смиренна. Кроме меня некому пыль вытереть. Все певчие великие. И людей люблю: соседке старенькой всегда остаток борща отдаю. Она мне прямо руки целует.

Что мне настоятель. Главное: Бог все видит. На меня прихожане указывают, шепча: "Вот столп благочестия". И посты я люблю. От мяса давно отказалась. В среду и пятницу только вечером ем солнечную пищу. Хотя, надо бы благословение взять. Хорошо, как раз паломничество организовывают в монастырь. Там, говорят, прозорливый есть, юродствующий. У него и возьму благословение.

Старец оказался каким-то плюгавеньким, оборванным. Руки черные, от грязи.

- Сало-мясо ешь. Людей не ешь! Будешь в бутыле сидеть, как огурец консервированный. Ешь сало-мясо. Не ешь людей! - кричал он мне.

Ему бы не в монастыре быть, а в психиатрической больнице.

Годы моего церковного послушания летели быстро. Я по-прежнему работала в лавке, "Вы бы пособоровались, Петровна", - советовали мне. А зачем? Умирать я пока не собираюсь. Скриплю потихоньку.

Слегла я накануне своей восемьдесят третьей зимы. Полежала пару недель и тихо скончалась.

* * *

За свою душу я не боялась. Когда летела темным коридором, думала: какую обитель приготовил мне Господь? Какое послушание? Свечки в небесном храме продовать некому. Буду, наверное, на небесном клиросе с ангелами Творца прославлять.

Увидела я и муки ада - геенну огненную, и рая блаженства, только своего Ангела-Хранителя почему-то не видела.

"Когда же суд?" - думала я, но Господа все не было. А появились какие-то мужчины в черных костюмах и злыми-злыми глазами. "Посмотри кино пока", - говорят.

На белой стене вдруг экран засветился: детство. Молодость, блуд, аборты (я в этом каялась), пока не пошли мои последние годы в церкви. А это кто? Кто это? Оживили мне эпизод с соплячкой накрашенной. После нашего разговора пошла она по улице, горько плача, а из-за угла две старухи с журналами. Начали утешать ее, что-то спрашивать, в Библию и "Сторожевую башню" пальцем тыкать. Потом повели ее куда-то, и все вместе зашли они в красивый дом с надписью: "Дом царства".

"Если не примет Любви Распятого, будет гореть. Скорее не примет. Наши ребята умеют зомбировать, - прокомментировал сюжет один из мужчин, - А теперь смотри еще один мультик".

На экране появился наркоман, которого я тоже когда-то выгнала из церкви. Он вначале метался по домам и квартирам, но его гнали отовсюду. Потом залез на крышу высокого здания и бросился вниз. Тело шмякнулось в лепешку, а душа накололась на черные вилы.

Фильм вдруг оборвался, а мужчина сказал мне улыбаясь: "Трудно будет тебя устроить в обитель достойную тебя, но мы постараемся".

Я вдруг увидела огромную в девятиэтажный дом банку с надписью: "Столпы благочестия". Люди были набиты битком. Щеки, носы, ягодицы - другие части лиц и тел сплющились под стеклом. Меня действительно впихнули с большим трудом, а я от ужаса уже ни о чем думать не могла.

Самоубийца

Я повесился за 10 лет до того, как родился он, мой внучатый племянник. По земной жизни помню его отца, маленького конопатого мальчика, сына моей сестры. Как его звали? Если честно, не помню. У меня было много братьев и сестер, а уж племянников и племянниц - не счесть. Тогда это была типичная крестьянская семья. Огромная семья. Целый хутор одних родственников. Жили в достатке, потому что трудились и Бога не забывали. Хуже стало, когда в колхоз загнали. Председатель сельсовета сказал тогда всем нам: "Выбирайте: Сибирь или колхоз". Пришлось написать заявление. "Добровольно" передали все наше стадо, которое потом постепенно куда-то исчезло. Урожай кто-то сгноил. Говорили - работа врагов народа. Но не унывали мы. Продолжали дружно трудиться.

В 33-м много деток умерло от голода. Надолго запомнил я глаза супруги моей - не залитые от горя слезами после смерти первого ребеночка, а сухие, холодные и равнодушные после четвертой смерти. Страшные глаза. У меня самого руки были в кровавых мозолях от рытья могил. По милости Божией не все умерли. Не догадались отнять у нас просо, валявшееся в пустом хлеву. Его приготовили для плетения веников, но к весне дожевали все. И войну пережили с Божией помощью. Жизнь начала налаживаться. Господь дал мне еще детей.

Голод и войну пережила еще одна моя родственница, Марией звали ее. Овдовела она рано, семерых детей схоронила. Очень богомольной была. Мы тоже вроде Богу молились, иконы имели, Святое Писание читали. Но все это было как-то механически. Родители нас так учили, а мы своих детей. У некоторых комсомольский билет уже имелся. Кривясь, лоб крестили перед обедом, чтобы ложкой не получить по этому самому лбу.

Другое дело - Мария. Помню ее всегда молчащей. Если кого осуждали, она перекрестится и отойдет тихонько в сторону. Ее губы что-то всегда шептали, как потом узнал - Иисусову молитву. После масленицы она всегда куда-то исчезала, а после Пасхи появлялась вновь. Говорили, что в Киев пешком ходит, по святым местам. Ненормальной ее считали, смеялись: "Совсем ты, Маня, от религии тронулась. Лечить тебя надо". Она на это улыбнется, и за свое: поклоны - молитва, молитва - поклоны.

Жизнь потихоньку проходила. Дети переженились, внуки родились. Жену схоронил. Болезни пошли. Ослеп почти и еле двигался. Детям мешал. Вот-вот совсем слягу. Как представил, что годами из под меня смердящего будут выносить нечистоты - такая тоска взяла. А может, и не будут? Может, и кружку воды некому будет подать? Тут откуда-то Мария взялась, будто издалека в душу мою заглянула. Священника с собой привела. Откуда она его взяла? За 40 километров у нас церковь была, а все ближайшие коммунисты разрушили.

"Неси свой крест до конца, брат Федор, молись. Помни, что уныние - грех", -говорил батюшка. А Мария очки хорошие дала, велела книгу Иова Многострадального читать, свою Библию отдала.

Подумал: да что ее читать - и без того слабое зрение портить. А тут будто шепчет кто-то: "Ну, что ты мешаешь всем, воняешь внукам? Зачем живешь? Дети повырастали, а твои маленькие детки, умершие, тебя на небе ждут. И жена тоже". Из последних сил встал с постели. Велел кабанчика заколоть, стол накрыть, собрать всех. Домочадцы не поймут: что за праздник? Едят, пьют, гуляют. Попытался попрощаться, да не услышал никто. Встал из-за стола, поглядел на всех - будто чужие.

В спальне надел новую рубашку, помылся. В подвале еле старое полотенце нашел и ... ВСЕ.

Меня хватились только утром. Старшая дочь нашла. Брата на помощь позвала с петли снять. Говорит ему: "Не сказывай никому, что батя повесился. Умер и все. А то начнется: что да почему".

Участковый милиционер даже в хату не зашел: "Умер, стало быть, старик. Справку в сельсовете обязательно возьмите". Полупьяный фельдшер что-то накарлякал по латыни: "Сердечная недостаточность", - пробормотал, опракидывая сто граммов "на коня".

Закопали меня без отпевания. Горько плакала только Мария. "Почему, старая, попа не привела?" - спрашивают. А она: "Нельзя ему. Что ж ты Федя, наделал?".

* * *

Господи! Господи! Господи! - страшные вопли грешников сливались в один общий вой, и все почему-то понимали, что уже молиться бесполезно. Все слилось в единый рой. То огонь, то леденящий холод приносили невыносимые муки. Все страшно смердели. Когда я вылез из кишаших тел и хотел глотнуть воздуха, в рот влетел клубок червей. Они жрали меня всего внутри и снаружи. Нет слов, чтобы передать эти мучения.

А вокруг раздавался громкий хохот. Нечисть с неописуемыми рожами будто дразнила меня. У каждого на шее был обрывок старого полотенца.

Лишь на мгновение я увидел моего ангела-хранителя. Боже, какое у него было грустное лицо! Из его рук выпала бесполезная хартия моих добрых дел. Всех их перечеркнул кусок старого полотенца.

К мукам невозможно было привыкнуть. Они то утихали, то усиливались. Я рвал свое тело зубами, раздирал руками лицо, бился головой о головы грешников - все было бесполезно, все лишь вызывало дружный хохот нечисти.

Мне казалось, что прошли столетия, а оказалось - несколько минут. Самым страшным было осознание того, что все это будет длиться вечно. А на земле шли года. Обо мне там все забыли, кроме одного человека. Только Господь ведает, сколько милостыни дала за меня нищим Мария.

И вот однажды я опять увидел ангела. На этот раз он обратился ко мне: "По молитвам благочестивой Марии мне велено передать тебе утешительную весть. В вашем роду родился мальчик, который станет монахом и, может быть, вымолит для тебя лучшую участь". Ангел ушел. Мои муки продолжались, но мне стало легче. У меня появилась надежда.

Как-то я вдруг будто получил глоток свежего воздуха. Мне сообщили: "Мария умерла, теперь она будет молиться за тебя и всех грешников прямо у Престола Господнего, но вымолить тебя должен монах". И опять потекли вечные-вечные минуты адских мук.

Однажды и без того невыносимые муки усилились больше. Один из чертей, не скрывая удовольствия, сказал мне: "Хорошие у тебя дети, грешник. Старшая твоя дочь, с петли тебя снимавшая, подала записку в церковь "о упокоении", куда вписала и тебя. В осуждение! В осуждение! Ха-ха-ха! И себе грех заработала".

Опять потекли мои страшные минуты. В третий раз показался мне ангел: "Отец будущего монаха сообщил ему твое имя. Тебя записали в родословную как самоубийцу. Больше я к тебе не приду. Дальше все зависит от монаха".

Снова и снова продолжились мои мучения. Ну когда же он начнет молится за меня? Как-то я заметил перемену в лицах нечисти. Не смеялись они уже, не дразнили, а лишь недовольно шипели в мою сторону. Сердце подсказало: "Принял постриг мой потомок".

Облегчение я ощутил сразу. Это были уже не глотки чистого воздуха, струи прохладной воды, но облегчение чередовалось с усилением мук. Нечисть ехидно сообщала мне: "Кагора лишнего выпил монах твой. Не считается молитва". Или: "Блудные помыслы одолели монаха твоего, устами молится, а ум под юбкой". Или: "Не читал сегодня канон "О самовольно живот свой скончавших" монах твой. Мы на него леность и сон нагнали".

А мучительные минуты в аду по прежнему были подобны столетиям.

Однажды все вокруг резко изменилось. Исчезли кишащие тела грешников, исчез огонь и леденящий холод, исчезли черви, последним показалось мне лицо демона: "Четыреста канонов прочитал он за тебя. И что ему до этого, ведь он даже никогда тебя не видел! Как я ненавижу этих черноризцев!".

Небесно-золотой свет вдруг ослепил меня. Я опять начал непрестанно вопить: "Господи помилуй!", упав на колени. "За него очень сильно молились. Может, его в селения праведных?" - услышал я женский голос.

"НЕТ, НИКТО ИЗ НИХ НЕ МОЖЕТ ЖИТЬ В СЕЛЕНИЯХ ПРАВЕДНЫХ, С НЕГО ХВАТИТ ПОКОЯ И ПОСЛУШАНИЯ".

Когда я поднял голову, того света уже не было. Была лишь пустая побеленная комната, освещенная белыми лучами, неизвестно откуда. Передо мной стояла Мария молодая, красивая, в ослепительном одеянии. "Ну вот, Федя, вымолил тебя наш потомок. Теперь молитвы его за самоубийц пойдут до седьмого колена. Были в нашем роду и разбойники, и дуэлянты".

"А как зовут-то его?"

"Пока он среди живущих, незачем тебе этого знать, но будешь помогать ему теперь. Вот послушание тебе. Читай непрестанно", - Мария протянула мне бумагу, на которой было написано:

"ВЗЫЩИ ГОСПОДИ ДУШУ (имя рек), АЩЕ ВОЗМОЖНО ЕСТЬ, ПОМИЛУЙ, НЕ ИЗСЛЕДИМЫ СУДЬБЫ ТВОИ НЕ ПОСТАВИ ВО ГРЕХ СЕЙ МОЛИТВЫ МОЕЙ, ДА БУДЕТ СВЯТАЯ ВОЛЯ ТВОЯ". АМИНЬ.

Вместо эпилога

"Вси телеснии ныне органы праздни, зрятся, иже прежде мало движими бяху, вси недействительни, мертви,

нечувственни: очи бо заидосте, связастеся нозе, руце безмолствуете, и слух с ними, язык молчанием заключися, гробу предается. Воистину суета вся человеческая".

"Все члены тела являются теперь праздными: недавно они двигались, ныне все бездействуют, мертвы, бесчувственны: глаза закатились; связаны ноги; не действуют руки, и слух с ними; на язык наложена печать молчания: человек предается могиле. Поистине все человеческое - одно ничтожество".

(Из панихиды и чина погребения. {Перевод Н. Нахимова))

Прочитали? А ВЕЧНОСТЬ ВСЕ БЛИЖЕ И БЛИЖЕ. Конец, слава Богу

Старушка «с улыбкой на все тридцать два»

«Мы впереди планеты всей», - этот гордый вывод могли бы сказать… нет, не 15 республик уже развалившегося Союза, а совсем маленькая Голландия или, как правильнее называется эта страна, - Нидерланды. Это она была первая в совершении буржуазной революции, и уже потом по Европе прокатится волна иных «великих» революций в Англии, Франции, а позже – в Австро-Венгрии, России, Германии и др. странах.

Вот и теперь, этот маленький член Европейского Союза шагает впереди ЕВРОПЫ всей. Оставим «в покое» пока легализацию этой страной легких наркотиков, вопиющий разгул проституции всех цветовых оттенков, сыр-бор по регистрации однополых браков и иных дегенеративных (ой, простите) – передовых проявлений современной Европы.

Оставим пока «в покое» и условия членства Украины в ЕС. Не «дозрели» мы пока. И объективные и субъективные предпосылки вступления в НАТО в наличии пока отсутствуют. Может, позже вступим туда. Может, - вместе с Россией и Белоруссией. А ?

Поговорим о другом. Нидерланды первые в европейской истории легализировали ЭВТАНАЗИЮ (намеренное умерщвление безнадежно больных (в том числе и по их желанию), «право на смерть».

Как ни крути, а эвтаназия – это убийство или самоубийство, не говоря уже о извращении профессионального долга врача, о возможных злоупотреблениях сродственников больного, спешащих получить наследство, или жалеющих денег на лечение. «Право на смерть» у человека нет, несмотря на страдания, депрессию, по крайней мере, по христианским законам, законам биоэтики.

Мне могут возразить: но зачем человеку мучаться, если ему все равно скоро конец? Или: зачем годами ухаживать за, например, лежачими парализованными, убирать из-под них нечистоты, смазывать пролежни? Или: зачем живут на свете годами выжившие из ума старики, только изнуряя своих детей, внуков, правнуков?

На Святой горе Афон (Греция) мне довелось услышать одну странную (на первый взгляд) фразу: «Рак – это милость Божия».

Страданием человек очищается от прежних грехов, а может и очищает грехи своих родных и близких. И его родные и близкие годами как бы проверяются «на любовь», и своим добрым отношением к больному не только зарабатывают награду от Всевышнего, но и просто подтверждают свое звание – человека. И человеку надо помнить, что единственный хозяин любой жизни – Господь.

Облегчить страдание умирающего может морфий, но ускорить его мирную кончину может молитва: «Разреши раба Твоего нестерпимые сея болезни и содержащие его горькие немощи и упокой его, идеже праведных дуси» (Требник. Молитва о долгостраждущем).

Автор данной статьи отдает себе отчет в сложности проблемы активной или пассивной эвтаназии (сделать укольчик, отключить систему или просто ничего не делать для продления жизни). Можно и нужно ли например поддерживать жизнеобеспечение части органов человека при уже давно мертвом мозге? Уместна ли в этом случае, в сложном словосочетании «жизнеобеспечение» слово «жизнь». Тут требуются четкие рамки и критерии, но под заповедью «не убий».

В международном праве есть ряд нормативных актов, косвенно затрагивающих эвтаназию (Всеобщая декларация прав человека от 10.12.1948 г., Международный пакт о гражданских и политических правах от 16.12.1966 г., Европейская конвенция по защите прав человека и основных свобод от 04.11.1950 г. и др.).

Украинскому законодательству есть смысл четко урегулировать этот вопрос, пока «милосердное убийство» (так эвтаназию называет авторитетнейшая Британская Энциклопедия) не стало на коммерческие рельсы. И уже конечно не брать в этом случае пример с «передовой» Голландии.

Кроме антихристовой возни под рубрикой: «человек имеет право на смерть» сторонники эвтаназии пытаются приводить два довода в защиту «милосердного убийства».

1. Вместе с самообороной (или справедливой войной) и наказанием (смертной казнью) эвтаназия является третьим видом оправданного убийства. 2. 3. Эвтаназия – это меньшее зло, которое приходится выбирать. 4. Но защита жизни своей, своей семьи, своей Родины и наказание преступников – это средства достижения общественного блага. В третьем случае о благе человека говорить не приходится.

А смерть – это и есть самое большое зло, которое человек получил после грехопадения. Никто не имеет права участвовать в зле: в убийстве или ассистированном суициде. Во втором случае и на пациента и на врача будет висеть грех самоубийц, который тяжелея греха убийц.

«Я никому, даже если кто-то просит, не дам вызывающее смерть лекарство, и не предложу подобного», - дают врачи клятву со времен Гиппократа. Не нарушайте, ребята! Не играйтесь со старушкой «с улыбкой на все тридцать два».

Чадоподобие – путь ко спасению.

«Истинно говорю Вам, если не обратитесь и не будете, как дети, не войдёте в Царство Небесное» (Мф.18.3)

Задача данной статьи не сводится к комментированию толкований на этот стих из Евангелия от Матфея известных толкователей, и – не к акцентированию внимания на «обращении» от честолюбия, гордости и тщеславия, и – не к призывам к чистой, детской, чуждой всякого сомнения вере в Спасителя.

Статья эта далека от глубокого академического, догматического, научного анализа понятия чадоподобия в силу своего популярного характера и объёмного ограничения. Сколько томов можно написать, исследуя, например, связь чадоподобия с «чистотой сердца»?

Статья эта – лишь попытка напомнить об одном из путей спасения в условиях всегда-лукавого мира и преумножении этого лукавства в начале ІІІ тысячелетия от Р.Х., а посему она носит характер сотериологического совета. В той или иной степени она антропологически коснётся души человека, но не будет углубляться в некий медицинско-психологический аспект.

Почему был выбран славянизированный термин «чадоподобие»? Термины «детство», «младенчество», «отрочество» означают, как правило биологический отрезок жизни. Ну, например, до 14 лет. Термин «детскость» фонетически звучит грубо. Следует сказать, что слово «чадоподобие» для передачи сути вопроса тоже не совершенно. Между «чадом» и «чадоподобием» могут поставить знак равенства или рассуждать о размерах этого «подобия». И библейское словосочетание «чада света» (Еф.6.8) – не совсем то, о чём пойдёт речь.

О чём же пойдёт речь, как не о чистой, детской вере и не о борьбе с духом тщеславия? Речь пойдёт о том, чему нам нужно учиться у детей, а точнее, в чём ещё мы должны быть как дети, чтобы унаследовать Царство Божие.

Сразу отсекаем такие психологические или психиатрические явления, как инфантильность и маразм (старики, впадающие в детство, радость олигофрена и т.п.). В возрастной психологии обращается внимание на пресловутую детскую жестокость (калекам, уродцам, людям с физическими или психическими недостатками, особенно «достаётся» от детей. Вспомним библейский эпизод пророком Елисеем (4 Цар.2.23)); - на детский эгоизм (есть случаи, когда 6-7-8 летние дети из ревности убивают своих догодовалых братиков или сестричек прямо в колыбели) и на иные отнюдь не спасительные детские черты. У нас принято младенцам до 7 лет не исповедываться. А я вспоминаю, как в обители, откуда я начинал свой монашеский путь, пропадали купюры из храмовой кружки для пожертвований (ящик с навесным замком и тонкой щелкой). Был пойман 4-летний мальчик из неблагополучной семьи, которого кормили и одевали монахи, и тоненькая ручка которого только и проходила в эту щёлку.

В спасительном чадоподобии может участвовать Божья благодать. Но это, во-первых, таинство нами не ведомое, а во-вторых, это коснётся больше духа, а не души.

В «обращении» к чадоподобию имеет место, так сказать, родительский фактор, который вместе с Господом рождает душу человека. Говорят, что все люди делятся на «взрослых» и «детей» (не по возрасту, конечно). Так вот, если «ребёнком» становится генетически-взрослый человек, то для Господа это ценней, чем если таковым станет генетически-детский человек.

Для нашего спасения мы учимся у детей доверчивости. Маленькие дети, как правило, полностью отдают себя в руки родителям, так мы должны полностью отдать себя Богу. Можно ставить знак равенства между понятиями доверчивость – недоверчивость и верой – маловерием.

Мы учимся у детей любви. У «отпечатков ангелов», ещё не запятнанных грехами, любовь глубже и выше, без расчётов и преград. Они умеют ПРОСТО ЛЮБИТЬ.

Дети не злобные и не злопамятные. Они быстрее забывают обиды, чем взрослые.

Дети умеют радоваться. Радоваться по-настоящему, без условностей и оглядок. Хочется на качелях покататься? Ну что вы. Не солидно.

Чему ещё надо учиться? Детской впечатлительности? Иногда что-то такое всплывает при монашеском созерцании (не будем углубляться в эту сложнейшую и интереснейшую сферу). И как иногда хочется проклясть свою «умудрённость опытом».

И, наконец, важнейшая детская черта: отсутствие лукавства. Вернее, лукавство у них есть, но оно такое наивное, что вызывает, часто, лишь улыбку.

Со взрослыми посложнее. Преодолев сознательно лукавство, мы можем лукавить подсознательно. Из современной грязи бездуховности, материализма, скотоподобного услаждения плоти и пр. отметим следующее. Ещё 100 лет назад в почёте была честь, совесть, порядочность, благородство, слово, твёрже любой юридической печати. Сейчас в почёте цинизм и лицемерие, умение «кинуть», «обуть», «развести», «надуть», «нагреть» и т.д.

Можем ли мы сказать себе, как Господь Нафанаилу (Ин.1.47): «Во мне нет лукавства»? Я уже не говорю о действиях того, от кого мы просим избавить нас Бога в молитве «Отче наш».

Какие нас могут ждать уловки в борьбе с лукавством? В каких случаях «простота» может быть «хуже воровства»? Возьмём, например, «правдорезание». «Во мне нет лукавства, поэтому я режу правду-матку!» Это во-первых, может граничить с дерзостью, а во-вторых, «правду режут» люди либо наивные, либо глупые, либо (ВНИМАНИЕ!) преследующие свой подшкурный интерес. Смотрите, какой я-де честный и смелый! Ещё и дерзают себя сравнивать со святыми – Христа ради юродивыми.

Этим, так сказать, юродством мы можем смутить и соблазнить тех самых «малых сих». Этим, так сказать, юродством мы можем оправдать свой грех. В основе нашего смирения, а вернее – лжесмирения, может лежать малодушие. А в основе нашего якобы «духа мирного и покоя» лежать то самое «тепло-хладное» состояние, от которого нас предостерегает Священное Писание.

Наконец, победив, как нам кажется, тщеславие и достигнув этого чадоподобия, мы окунаемся в тщеславие более тонкое и поэтому более опасное. Нас тихо засасывает трясина прелести.

Что? Трудно спастись через чадоподобие? Но что для нас невозможно возможно для Бога (Мф.19.26).

Общаясь с детьми, надо не только учить их, но и учиться у них. В их ясных, не замутнённых взрослостью глазах можно черпать евангельскую простоту в делах, в словах, и главное, в мыслях и сердце.

Смотрите на мир глазами ребенка и вы спасётесь.

Язык небу

«Всё о'кей!» - постоянно отвечал я на вопрос: «Как дела?» И действительно, у меня всё давно было в порядке: хорошая работа, любимая жена, здоровые и послушные дети.

«Господа благодари. Теперь многим очень трудно, а у тебя «полная чаша», - говорил один знакомый православный.

Ну, причём тут Бог? Человек сам кузнец своего счастья. Я всего добился сам, а ещё живём по принципу: «Папа, мама, я – здоровая семья». Ни капли алкоголя в доме у нас нет. Каждое утро – километровая пробежка. Сковородку мы выбросили (жареное вредно). Сахар, соль и прочие белые, сладкие, серо-буро-малиновые «смерти» - не употребляем. Для минералки с газом – табу. Ну а Бог… У него что шесть миллиардов глаз, чтобы всех видеть и всем помогать?

«Людей любить надо. Мы все члены Единого Тела. Если у тебя палец болит, ты же его не рубишь топором, а гладишь», - говорил мне один знакомый православный.

Я не жлоб! Если просят что-то – не отказываю. Ну а наркоману я дозу не колю. И пьянице в рот водку не заливаю. Они сделали свой выбор. Это их дело, поэтому мимо разящих перегаром пивных ларьков я проходить брезговал. И от сигаретного дыма я демонстративно нос затыкал.

После сорока начал я испытывать дискомфорт. Не физический, а иной какой-то.

«Устал ты для плоти жить. Жрать, спать, удовольствия получать это дело скотское, а отцы Церкви учат, что любая душа человека христианская. Твоей душе уже тесно без Бога. Она ищет Его», - говорил мне один православный.

Ерунда! Просто совершенствоваться надо, в гармонии с природой жить. Начал бегать к холодной проруби с приверженцами Порфирия Иванова. У-х-х! Здо-ро-во! Всей семьёй испытали чудо обливания.

«Молиться земле – это язычество. И почитать какого бы то ни было Учителя вместо Бога – грех», - говорил мне один знакомый православный.

С ивановцами мне быстро стало скучно. Здороваться и на пол не плевать меня мама ещё в детстве научила. Стал искать что-то более серьёзное и соответствующее моему интеллекту и кругозору.

Где я только не был?! И у баптистов, и у иеговистов, и в школе экстрасенсов, и у учителей зелёной магии. Стал сам людей лечить, только они – глупые не хотели лечиться. А я ведь очень сильным стал!

«Ты как ребёнок маленький тащишь всё в рот всякую гадость, как прислуга из «собачьего сердца» - колбасу краковскую. Библию открой», - говорил мне один знакомый православный.

Ну, открыл. Сотворение мира за шесть дней? Наказание за съеденное яблочко? Эти сказочки из Ветхого Завета я давно слышал. Если это и аллегории, то слишком примитивные для меня. Кое-что выписал из Притчей Соломона и Екклесиаста, например, про сварливую жену, но дальневосточная мудрость куда более сильнее.

Открыл Новый Завет: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду…» (Мф.1.2) Ну зачем это мне?

Другое дело инь и янь, дзенбуддизм, Рерих, Блаватская, кришнаизм, фонд Грааля Абдрушина и пр. пр. пр. Я всё впитывал, как губка, всё совершенствуясь и просветляясь. Мои домашние стали слегка раздражать меня своей непосвящённостью и непросветлённостью. Спасали «уход в себя» и мысленный «полёт в Тибет», «путешествия в космосе».

С верой в реинкарнацию было тяжеловато. Мешала песня Высоцкого про «хорошую религию, придуманную индусами». В голове звучало: «А если жил как дерево – родишься баобабом», но я продолжал свой путь к «озарению».

Во время медитации раджа-йоги я вдруг понял, что избран богами спасти нашу планету. Научившись покидать тело, я следовал к «источнику блаженства и радости», «красноватому свету» и хотел повести к нему всё человечество.

«Свет Христов, безначальный и бесконечный, - светлый чистый. К красноватому свету зовёт вас лукавый дух тщеславия», - говорил мне один знакомый православный.

Чушь! У вас, что не по-вашему, всё рожи свиные, рогатые и хвостатые. Начитались шизофреника Гоголя.

Последняя школа, которую я нашёл, была школа динамической медитации. Гуру сразу увидел во мне «избранность» и выделял меня среди прочих, как он говорил, «аутических амёб» - его учеников.

Одна из них после очередного «ухода в себя» вскрыла себе вены в горячей ванне. Другой, для «ускорения транса» всегда приносил тяжелейшие наркотики. Но это всё было такой мелочью.

Мы сопели под барабан, принимали различные позы, кричали, катались по полу, дёргались в конвульсиях, но я нашёл для себя самое оптимальное упражнение. Приняв позу лотоса, я высоко задирал шею и как можно дальше высовывал язык, показывая его небу. Так я мог сидеть час, два, сутки. Какие же тупицы, глупые и недалёкие, те, кто крестит себе лоб. А я показываю язык небу, всё более и более озаряясь… Я вдруг понял: Будда, Христос, Кришна – это всего мои слуги для переделывания планеты и всей Вселенной.

Мой православный знакомый ничего на это не сказал…

В чём дело? Это началось лёгкими недомоганиями, головокружениями, слабостью, лёгкими болями, но начало прогрессировать с необычайной быстротой. Солёные от слёз губы жены, вышедшей из кабинета главврача с дрожью прошептали: «У тебя РАК».

Гуры и их адепты меня сразу забыли. Показывать язык небу, когда метастазы подбираются к лёгким и мозгу, уже не хотелось.

Что мы только не перепробовали. Проданные автомобили, дача, все-все банковские сбережения пошли на суперсовременные лекарства. Повзрослевшие дети только ворчали: «Всё равно сдохнет. Зачем же нас по миру пускать?» Вот тебе и «всё о'кей». Я совершенно облысел от бесконечных облучений и химиотерапии. Ничего не помогало.

Я вдруг вспомнил о своём знакомом православном. Я ведь тоже когда-то был православным.

Слёзная исповедь, причастие, елеосвящение, молебны о недужном. На двадцатом акафисте пред образом Богородицы «Всецарица» метастазы приостановились. После сорокового – врачи разводили руками: анализы нормальные, морфий не понадобился, здоров!

Мои волосы почти отросли, а я непрестанно повторяю: «Господи Иисусе Христе сыне Божий, помилуй мя грешного».

Ахиллов бег

(или далёкий уголок Православия)

В островах есть что-то притягательное… По-видимому,

острова привлекают какой-то невыразимой таинственностью,

и эта таинственность уходит корнями в глубокое прошлое…

Остров – это место всяческих чудес» (Р.Рамсей).

В заливе Черного моря возле маленького уютного городка Скадовск есть остров Джарылгач – райский уголок Таврийских степей. Залив так и называется Джарылгацкий. Все лето его бороздят яхты, лодки, катера, чтобы все желающие смогли попасть на остров; отдохнуть от цивилизации и насладиться дикой природой.

Своим «хвостиком»-косой он почти касается материка, так что на него можно пройти через неглубокую («по шею») и не длинную (не более 20 метров) промоину от курортной зоны «Лазурное». Когда я подходил к нему, остров, казалось, был весь белым от снега (это в начале сентября-то?)… Птицы. Стаи-стаи-стаи белых птиц.

Dromos Achilleos называли эту полоску римляне, так как знали легенду о том, что мирмидонянский царевич Ахилл в честь своих побед устроил тут состязания по бегу («Ахиллов Бег»).

Для греков эта легенда была слишком неинтересной. Ахилл – герой Троянской войны, влюбившись по уши в дочку царя Агамемнона Ифигению, хотел не ней жениться. Но Ифигения – любимица богини Артемиды, дала обет безбрачия и предпочла броситься в море, чем стать чей-то женой.

Неугомонный Ахилл хотел овладеть ею силой, а Артемида, не желая видеть Ифигению утопленницей, стала сыпать перед нею песок. Долго преследовал свою возлюбленную Ахилл, долго сыпала песок Артемида, пока и не образовалась эта длинная дорожка ??????? ?????? (Тендра-Джарылгач). Это потом Ахилла ранят в уязвимую пятку и убьют. Это потом душу его перенесут на остров Левка (ныне Змеиный).

В честь Ахилла ольвийские греки будут проводить здесь ахиллеи – спортивные праздники. До сих пор на острове можно найти маленьких бронзовых дельфинчиков - разменную монету ольвиополитов. Нынешний герб Николаевской области украшает амфора Ольвии.

Свет Христов приходит в Скифию вместе со святым апостолом Андреем. А в IV веке не Беге Ахилла закончил свой земной путь один из священномучеников херсонских Еферий, возвращавшийся из Константинополя в Херсонес. Тут его и погребли, поставив высокий столб и посадив деревья. И еще долго эти столб и деревья указывали мореплавателям место гроба святого. Бег Ахилла стали называть островом святого Еферия, на что и указывал в своих записях император Константин Багрянородный в Х веке.

Татарское название острова «Джарылгач» («Обгорелый лес» или «Яр», «Овраг») впервые появляется в атласе Российской империи в 1800 г.

Но причем история этого клочка земли к Православию? Ведь даже могила св.Еферия находится где-то на Тендре, которая за тысячелетия «оторвалась» от Джарылгача?

Как-то приехали сюда 14 так называемых «трудных» подростков на недельку в рамках проекта «Не последний герой» (в противовес эгоцентричному шоу «Последний герой»). И открытием для них стало то, что оказывается можно прожить без гамбургеров и хот-догов. А какими вкусными оказались, пойманные своими руками креветки, рапаны, мидии. Один столичный гость всё ахал, поглощая очередную мидию: «Знаете: сколько десятков долларов стоит это в ресторане?» А тут все бесплатно. Только руку протяни. Дар Божий.

Кто-то заметил: самое необходимое – солнце и воздух – люди берут бесплатно. На необитаемом острове это ощущается как-то особенно.

Еще открытие: бурые сарзаны, всюду растущие, тут у озёр, можно есть вместо соли. И йода в них столько, что не нужны ни какие пилюли йодомарина.

Чем не Африка? Стада оленей, косуль, муфлонов, диких коней тут и там. Не по телевизору! В жизни! А птицы! Их столько, что им будто тесно в небе. Мартынячее царство чаек, прожорливых бакланов, белых лебедей и уток. В гордом одиночестве рассматривал наши палатки степной орёл. Над ним «смеялись» черные хохотуны.

Зашёл как-то в гости одинокий черный конь. Старый конь. Наверное, из табуна выгнали по старости. Пришлось покормить. Цыганом назвали. А одна девочка вдруг закричала: «Монах! Это же конь-монах!»

В 1941 г. на этом острове геройски погибли 33 моряка. Панихиду отслужили. А когда служили молебен (едва ли не первый на этом острове за много веков) и читали акафист «Слава Богу, за всё», вставал удивительный рассвет:

«Слава Тебе за алмазное сияние утренней росы».

В это время метров в десяти от берега резвились два дельфина. Буд-то тоже славили Господа.

Поздним вечером сидели у традиционного костра. Сидели молча. Блики огня отражались в глазах ребят. О чем они все думали? Трудно сказать, но вряд ли – о цветомузыке дискотек. Над головой звёздное небо, которое никогда не увидишь в городе.

Кто-то показал на созвездие Лебедь: «Смотрите – Крест. Созвездие «Северный крест». А мне захотелось из заброшенной избушки смотрителя маяка сделать часовенку в честь св. Еферия.

«Батюшка, когда опять на остров поедем?» Православие. Далёкий уголок Православие.

Благословите, батюшка!

«Вот ещё: руку попу целовать?! а вдруг он не мыл её после туалета!» - реплика дамы с сигаретой в руках.

«Благословите? - это так говорят священнику вместо «здрасте» или «привет». Он в ответ тоже говорит что-то и рукой крестит», - объяснение якобы знатока.

«Я думал: мне всегда везло. Сколько раз из таких ситуаций сухим из воды выходил, что никто не верил. В годы моей бурной греховной юности сел пьяный в карты с цыганками на деньги играть. 100% - должны были на ноже поднять, но опять повезло… Не в везении было дело. Меня мама каждое утро благословляла. Если это благословение такую силу имеет, то каково благословение священника – носителя особой благодати!» - из исповеди.

«Трое бесов решили трёх девиц извести. Один вернулся расстроенный, говоря, что молилась первая крепко. Другой тоже пришёл нее с чем: крестик на ней на мощах святых освещенный. А третья? Третья что? Она и не молилась и крестик давно потеряла! Да что вы. Ещё поп возле церкви благословил» - из народного творчества.

- Так что же такое благословение священника?

- А ты вспомни наши первые занятия по Закону Божьему. Как священник пальчики складывает?

- При благословении священник пальцы правой руки складывает так: указательный перст, прямостоящий, и средний, немного наклонённый, составляют буквы «ІС». А большой палец с безымянным, к нему пригнутым, - «Х». Мизинец же изображает букву «С». «Иисус Христос» - получается.

- Правильно. Когда человек крестится или благословляет (пищу, например, или ребенка), он три пальчика вместе собирает, а два других к ладони прижимает. Это исповедание веры нашей в Святую троицу и в две природы Спасителя: Божественную и Человеческую. Рукой же священника Сам Господь благословляет.

- Да! Мы поэтому батюшке руку целуем!

- Точнее – не целуем, как милый-милую, а прикладываемся с благословением, как к иконе, к поручу с крестиком или к деснице Самого Иисуса Христа, а не к руке отца Такого-то.

- А для чего Господь благословляет нас?

- Слово и «благо» - это добро, доброе действие, всё служащее для нашего счастья. Это трудно передать ограниченными человеческими словами и понять скудным человеческим разумом, но Божией благодатью, божественными энергиями пропитано всё. Однако вместе с благом существует и зло, скверна, грязь, горе, тьма. Благословение помогает нам идти от тьмы к свету.

- ???

- Не понял? Ну, вот такой пример: в квартире, где господствует ругань, блуд, пьянка, сквернословие никогда не будет счастья. Как не мой там полы от блевотины, тяжелый дух (не запах) там останется, пока священник не освятит это жильё Божиим Благословением. В таких домах или жилищах атеистов или язычников часто заводятся барабашки-чебурашки, тихие и шумные, «добрые» и шкодливые, пока не благословят жилище это освященным маслом и не окропят водичкой святой с молитвой.

Или, например, возьмём действие благодати Духа Святого в Святом Причастии. Видел когда-нибудь причастие в лавре? Тысячи и тысячи здоровых и больных, стариков и детей причащаются с одной ложечки. А после всех ложечку эту облизывает епископ, священник или дьякон. Никто никогда друг от друга не заражался. Даже в лепрозориях и тубдиспансерах, когда священник потреблял Святые Дары после многих прокаженных ли запущенных туберкулёзниках.

- А учил ли Бог благословлять кого-то от имени Своего?

- Ещё ветхозаветным священникам Господь через Моисея заповедал благословлять народ: «Скажи Аарону и сынам его: так благословляйте сынов Израилевых; и Я (Господь) благословлю их» (Пис.6.23,27).

А апостол Павел, вспоминая благословение Мелхиседека, прообраза Христа, патриарху Аврааму, подчёркивает: «Без всякого же прекословия меньший благословляется большим» (Евр.7.7). Миряне и дьяконы благословляются у священников, а священники – у епископов. Это идёт с первых веков нашей Церкви. Ещё св. Кирилл Иерусалимский писал: «…Посему не стыдимся исповедывать Распятого: с дерзновением да будем налагать перстами печать, т.е. крест, на челе и на всём, на вкушаемом хлебе, на чашах с питием, на входах и исходах, перед сном, когда ложимся и когда встаём, бываем в пути и покоимся». Так что благословение всего и вся было и в ранней Церкви. Это большое подспорье в нашей жизни и спасении.

- Теперь я понял, почему в монастырях иноки и шагу не вступят без благословения священника. А что будет с той тётей с сигаретой, которая не захотела брать благословения?

- Сказано: «Возлюбил проклятие, - оно и придёт на него; не восхотел благословения, - оно и удалится от него» (Пс.108,17). Не берущие благословения будут прокляты, как предатели Христа.

- Благословите, батюшка.

- Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Главное - не грешить

Во все времена род бесовский изгонялся только молитвою и постом (Мф.17,21). И в основе чина "О избавлении от духов нечистых" лежат молитвы, составленные Святыми отцами ещё в IV веке.

Отношение к этому священнодействию среди современного духовенства не однозначное. Одни относятся к изгнанию бесов скептически, даже с насмешкой. Другие - просто боятся отчитывать. Третьи, особенно младостарцы, иногда даже ставят отчитку выше Литургии. Кроме разжигания тщеславия, тут есть нюанс, который точно подметил один современный святитель: вместе с бесами подобные "экзорцисты" частенько вытряхивают и кошельки доверчивых простаков.

В чине "О избавлении от духов нечистых" указаны жёсткие требования к заклинателю: блюсти себя от страсти, гордости и тщеславия, от всякого вида сребролюбия и лихоимства, от греха блуда и всякой телесной нечистоты; иметь твёрдую веру православную, упование на Божию благодать; любовь ко всем; кроме того, перед чином отчитки необходимо исповедаться в сердечном сокрушении своему духовному отцу.

Вопрос важнейший: кому отчитка нужна, а кому нет? В скорби, болезни или душевном обстоянии священник предлагает страждущему исповедь, причастие, молебен "О здравии", маслособорование. А человек обижается: это-де, не интересно, это уже было. Когда такому отказываешь в отчитке, он обижается: "Я же плачу!"

Господь попускает нам, а иногда и детям нашим, различные болезни по грехам нашим. И силу демонскую, по выражению Святых отцов, Он начинает употреблять как бич для наказания грешников, потому что любит нас (Откр. 3,19). Иначе нас не исправить и не спасти.

Болезнь, как и смерть, пришла в мир вместе с грехом. Когда Господь исцелял больного, Он говорил: "Прощаются тебе грехи твои" (Мф. 9,2).

Только в исключительных случаях, по Своему непостижимому Промыслу Господь попускает болезнь, не связанную с грехом (Ин 9,3).

Мы же, к сожалению, часто не исправляемся, а начинаем искать соседку, колдуна, мага, которые навели порчу, сглазили и т. д.

Что же поражает бес? Человек состоит из тела, души и духа (иногда второе и третье смешивают). Если поражён дух - это явная одержимость. На отчитке такие люди рычат, мычат, кричат нечеловеческими и чужими голосами, бранятся, пытаются что-то (кого-то?) выблевать, делают странные движения, проявляют невероятную физическую силу. Всё это усиливается, когда болящих кропишь святой водой, мажешь освящённым елеем, подносишь к ним икону, мощи святых или напрестольный крест. Явно одержимые бесом нуждаются в отчитке.

Сложнее, когда больна душа. Здесь важно не впасть в две крайности. Первая: все душевные болезни - происки дьявола. Вторая: все душевные болезни - от нарушения деятельности головного мозга вследствие той или иной медицинской причины.

До XIX века функцию психиатрической лечебницы выполняли монастыри. "Бесных" и слабоумных лечили вместе. В XIX веке всё отдали на откуп науке. Теперь в начале XXI-го века важно найти форму сотрудничества духовных отцов и психиатров.

Священникам не следует сразу "бросаться" отчитывать, для этого нужно иметь достаточный опыт "различения духов" (1 Кор. 12,4).

Кроме молитвенной помощи, необходимо посоветовать болящему обратиться к верующему квалифицированному врачу - наркологу, неврологу, психиатру. Так, например, болезнь может наступить вследствие травмы головного мозга, как последствие менингита, мозговых инфекций и т. д. Шизофрения и эпилепсия могут передаваться по наследству.

Наиболее часто приходится сталкиваться с неврозами: истерия, различные страхи (фобии), навязчивые идеи, комплексы, чередование уныния с необычайным воодушевлением, готовность лично решать глобальные проблемы и т. д.

Был у меня послушник, которому, якобы, ангел сказал, что тот "избранный". Вначале он впал в греховное уныние: я, дескать, самый грешный, самый недостойный, не спастись мне, а потом говорит: "Вы, отец Варсонофий, спите. И владыка спит. И Патриарх спит. Я со своим ангелом разбужу вас всех!.."

Какое участие дьявола в возникновении физических болезней? Может ли дьявол вредить нашей плотной оболочке? Экзорцист Троице-Сергиевой лавры архимандрит Герман (Чесноков) считает, что да: "Они начинают своей духовной тяжестью налегать на наше тело, сдавливать наши жилы, кровеносные сосуды. Сразу в организме человека повышается давление. Так демоны поражают наши органы: сердце, лёгкие, почки, руки, ноги".

Итак, отчитывать или не отчитывать, - решает духовник. Ему только надо быть готовым, что дьявол может вступить в диалог. В начале он предложит заклинателю: "Брось, не надо. Она наша". Потом попытается ввести в прелесть: "О-о, ты сильнее почаевских!" Потом будет ругать священника: 'Ты колдун!", 'Ты рукоблудник!" и т. д. Наконец, будет угрожать священнику и его близким. Например: "Если я из неё выйду - тебя убью. Я сильный!"

Теперь самое главное. Нужно объяснить болящему, что отчитка - это "дело третье". Главное - вера. Главное - любовь. Главное - не грешить. Главное - исповедь и причастие, а потом уже молебен "О избавлении от духов нечистых".

Если из человека выгнать беса, а человек этот будет продолжать грешить, в него войдут семь бесов злейших, и "бывает для человека того последнее хуже первого" (Мф. 12,45).

Церковь не благословляет обращаться за помощью к кодировщикам, "народным целителям", "бабкам", знахарям, колдунам, экстрасенсам и пр. Имя всем им - легион.

Смиренный, любящий, верующий человек, не пренебрегающий таинствами, молитвами и священнодействиями Церкви, защищён от чародеев Божией благодатью. В сердце такого человека дьявол не зайдёт.

ЛАБИРИНТ

Это день в начале октября был его 35-м днём рождения. Отмечать как-то его он не собирался, но бежать в магазин за традиционным кефиром и батоном ему сегодня тоже ох как не хотелось.

«Тридцать пять: и не семьи, ни друзей, ни столь любимого праздничного «оливье». Жена бросила его, когда предприятие, где он работал, обанкротилось и ушло «с молотка». Детей им Бог не дал. Бывшие друзья и одноклассники как-то сразу разделились на две противоположные части: такие, как он, либо спились, либо уехали искать лучшую долю в дальние края, а те, которые с предпринимательской жилкой и криминальным уклоном делали вид, что не замечают его.

«Оливье» ему было делать не из чего. Унизительной, как ему казалось, очереди за пособием по безработице он предпочитал случайные заработки, которых только и хватало, что на батон с кефиром.

«Тридцать пять!» Что же осталось у меня? Очередь в туалет в моей коммунальной квартире – вот что только и осталось у меня».

Он удивился своему спокойствию, когда проверил на прочность крюк для светильника, нашёл верёвку, подставил стул…

«Что-то надо ещё? Записку писать некому. А! Мыло! Говорят верёвку мылом надо натереть», - он едва не вышел из своей комнаты в общую ванну за мылом, как вдруг что-то остановило его.

Будто из-под сознания он услышал тихое-тихое пение церковного хора, а чей-то голос не громко, но чётко сказал ему прямо в ухо: «ЛАБИРИНТ».

В церкви он был всего два раза в жизни, когда его совсем маленького крестила уже теперь покойная мама, и совсем недавно, когда стало совсем невмоготу, и ему сильно захотелось поговорить со священником.

В тот день он увидел двух батюшек, выходящих из алтаря: одного с заплывшим и красным лицом – «хоть прикуривай», другого – наоборот, худого и бледного, всем своим видом показывающего: смотрите, какой-де я аскет и молитвенник.

«Господи, классические – рыжий и белый клоуны. Ну о чём с ними разговаривать?»

В церковь ему идти больше не хотелось, а от сектантов с яркими журнальчиками он отмахивался, как от назойливых мух.

Лабиринт. Эта была единственная достопримечательность их небольшого городка. Он даже писал про неё краеведческий реферат в школе по истории. Лабиринт был построен по заказу какого-то графа очень давно, и был таким замысловатым, что даже сам император отметил наградой архитектора, выполнившего заказ графа.

Одни говорили, что выбраться из лабиринта – сущий пустяк, а другие, что выйти из него невозможно без схемы, и что многие горожане так и не смогли найти выход и навсегда остались в нём.

«Хоть перед смертью посмотрю на лабиринт», - думал он уже в маршрутке. Конечная остановка в другом конце города называлась «Парк культуры и отдыха имени Климента Ворошилова».

Он зашёл в огромную арку с сохранившимися буквами «Парк дыха имени мента шило». «Мента шило» слегка развеселило его. На одной скамейке сидела молодая мамаша с книжкой и коляской. На другой две старушки обсуждали очередной визит Путина («Господи, оно им надо?»). Больше посетителей в парке не было.

На вопрос: «Где лабиринт?» старушки указали ему на аллею из огромных валунов вглубь парка.

Ни один из аттракционов не работал. На «Весёлой карусели» не было ни одной целой фигуры. Колесо обозрения и качели вообще исчезли. Но вот парк становился всё запущеннее и гуще. Солнце уже почти не пробивалось через кроны. Он вышел к заваленному ветками фонтану, не функционировавшему, наверное, с революционных времён. Между широченными стволами дорожка заканчивалась входом в высокую стену, сплошь заросшую плющем и диким виноградом. Это была стена Лабиринта.

Он зашёл. Потянуло сырым сквозняком. «Однако, толстые стены», - успел подумать он и пошёл вглубь.

Как он и предполагал, ничего интересного тут не было. Узкий, меньше метра, проход между стенами в четыре роста высотой. Через пару часов ходьбы эти стены начали давить на психику. Иногда тут попадались следы человека: пустые пачки из-под сигарет, куски газет, пробки. Он почему-то обрадовался, нашедши пустую пластиковую бутылку: «Замечательно! Значит ещё 15 лет назад тут были люди».

После очередных нескольких поворотов он заметил надпись: «Света и Витя целовались здесь 1958 г.».

«Эх молодежь. Но где же выход?» Он давно уже забыл о своём дне рождении. Забыл и о верёвке в его комнате. Он теперь уставший и обозлённый мечтал о своих кефире и батоне. Солнце освещало только верхнюю кромку стены.

Несмотря на усталость, он ускорил шаг. Он почти бежал. Повороты и тупики. Тупики и повороты.

«Будь проклят тот самодур-вельможа с хитромудрым архитектором и их дурацким лабиринтом. Дёрнуло ж меня зайти в него!»

К вечеру, выбившись из сил, он решил действовать как Тесей с нитью Ариадны. Судорожно расплетая шерстяные носки, он уже совсем другими глазами «смотрел» на свою уютную, тёплую комнату в коммуналке. Голод менялся с холодом. Он вдруг понял тщетность своей затеи с нитками. Их хватит ненадолго, если он даже изорвёт всю свою одежду.

Бросив испорченные носки, он опять побежал по ходам лабиринта. Неожиданно он наткнулся на густой куст шиповника.

«Если тут растут кусты, значит рядом выход!» – обрадовался он. Пробежав несколько поворотов, он резко остановился:

«Проклятие!» – у стены лежали его испорченные носки.

«Помогите!», «Спасите!», «Кто-нибудь!», «А-у-у!» – отозвалась лишь ворона, сев на верх стены, издеваясь, как будто каркнула: «А у меня есть крылья».

После очередной безуспешной попытки взобраться на стену, он заплакал и медленно побрёл наугад.

Ещё через несколько поворотов, он увидел в сумерках что-то большое и чёрное. От страха он качнулся плечом в стену. Прямо перед ним стояло чудовище с человеческим телом и огромными рогами.

(продолжение следует)

ІІ

Чудовище не шевелилось и не издавало ни звука. Он успокоился и подошёл ближе. Это было чучело из дерева, шкур и рогов яка. Внизу он еле разглядел надпись на табличке: «Мінотавръ. Работа мастера С.Коллера.1862г.»

Через некоторое время из полуистлевших шкур было сооружено что-то вроде постели. Он смотрел на узкую полоску неба, усыпанную звёздами. Он уснул.

Утром он уже знал, как будет выбираться из лабиринта. Найдя острый кусок камня, он стал ставить стрелки на стене. Голод притупился, но очень хотелось пить. Он то и дело лизал сырую стену. Ему уже несколько раз попадались его же стрелки. Он менял путь, но так желанного выхода всё не было. К полудню ему показалось, что за стеной кто-то разговаривает. Прошумел в небе самолёт, но ему ещё хватило здравого ума не махать и не кричать ему.

На стене ему встретилась еще одна надпись:

«Меняю золотые часы фирмы Буре на кожаные ботинки или сапоги. Инженер Волин. Адрес по стрелке.»

«Нашёл дурака. Будто я не знаю, что кожу можно съесть», - подумал он, - интересно, когда это было написано?»

Стрелки инженера петляли довольно долго, пока последняя не указала вниз, на зияющую яму под стеной. Возле ямы стоял старый саквояж, с замком которого пришлось изрядно повозиться. Выпала банка, в которой он нашёл клочок бумаги с надписью:

«По моим расчётам эта стена стоит в несколько саженей от внешней стены лабиринта. Если меня завалит землёй, моё состояние прошу передать жене Софье Алексеевне. Инженер Волин. 25 августа 1923 года»,

Итак, впереди был выход. Он вдруг задумался, как он без носков, грязный и оборванный колючками шиповника будет добираться через весь город?

Пришлось отбросить землю и с трудом протиснуть себя в яму. Лезть пришлось недолго. Он нащупал более глубокий фундамент и плотную материю под ним. Вспыхнувшая спичка осветила оскал черепа инженера и остатки сюртука с форменными пуговицами.

«Ошибся всё-таки инженер», - подумал он, выбравшись из дыры. В руках он держал золотые массивные часы.

«Они ему больше не понадобятся, да и Софья Алексеевна давно, наверное, умерла», - успокоил он свою совесть, обозвавшую его мародёром.

Пошёл довольно сильный дождь, смывший с него грязь туннеля. Он вернулся к своим стрелкам и хотел продолжать поиски, как вдруг что-то заставило его оглянуться.

Из-за угла на него смотрел человек абсолютно голый, безобразно худой и с длинной бородой. Всё это он заметил в один миг, так как фигура тут же скрылась.

«С ума я схожу или это одичавший посетитель лабиринта?»

- Эй! Стойте» – он бросился в догонку. За поворотом он вновь увидел его, но первая живая человеческая душа, встретившаяся ему в лабиринте, явно не желала общаться. - Пробежав несколько метров, он опять наткнулся на «своего» Минотавра, а странный человек словно исчез.

Возле постели он разложил промокшие спички, золотые часы инженера и свои наидешёвейшие китайские «Котлы» – всё имеющееся имущество. Его ждала вторая ночь в лабиринте.

Утром он проснулся от того, что кто-то теребит его за плечо. Он не сразу сообразил, где он и что с ним. На него смотрел гладковыбритый мужчина лет пятидесяти в рваных джинсах.

- Доброе утро. А я думаю: кто это раздел чучело? А это вы грелись, - сказал мужчина. - - Здравствуйте. А вы кто? - - Здесь меня зовут Голобородый. Я бреюсь каждое утро. А вы давно в лабиринте? - - Третьи сутки. А вы? - Голобородый усмехнулся.

- Сейчас какое число? - Он назвал число, месяц и почему-то год.

- Я тут шестнадцать лет, два месяца и один день. - Он сразу поверил Голобородому, хотя это трудно укладывалось у него в голове.

- Но разве можно тут жить!? - - Можно. Только привыкнуть надо. Первые годы тяжело. Я и подкопы делал, и на стену лез, и месяцами бегал по лабиринту. Потом успокоился. Привык. И ты привыкнешь. И ты успокоишься. - - Что!? Но как же можно успокоиться?! Как можно привыкнуть?! Как можно лишить себя всех благ мира?! - Монахи и те наслаждаются светом Божиим!

Голобородый внимательно посмотрел на него и отчеканил каждую букву:

- Я знаю человека, который может показать выход. - Сердце забилось сильнее.

- Пошли, - Голобородый уверенно зашагал вперёд. - - Я вчера встретил одного… Заросший. Он убежал от меня. - - Всякие тут живут, - сказал на это Голобородый,не оглядываясь, - И людоеды есть. Тебе повезло, Минотавр, что они на тебя не натолкнулись спящего. Я буду называть тебя Минотавром. - Через несколько поворотов проход загородила груда камней. Над ней было нарисовано подобие креста и надпись угольком:

«Здесь лежит жена Себастьянова-Ольга. 1920-1974 гг»

Голобородый сел на могилку.

- Тут начинается земля Себастьянова. Можно получить колом по голове из-за угла. У старика сын-придурок. Охраняет огороды. Здесь немного отдохнём. - - А кто такой этот Себастьянов? - - Старик. Он тут давно. Еще в войну от немцев и от наших спрятался вместе с женой. Тут и дети его родились: сын-придурок и две дочери. Младшей сорок лет. Она мне вроде как жена, хотя сам понимаешь, ЗАГСа тут нет. - Со стариком мы повздорили. Жаден больно и мнит себя королём Лабиринта. Говорит: «Жаль, что представителей моего королевства нет в Лиге наций». Это он ООН так называет.

Жену Себастьянова я не застал. Она лежит сейчас подо мною. А старик – единственный в Лабиринте, кто знает выход. Дрова приносит. Как-то козу привёл. Мы лет пять назад, как её съели.

- Но почему старик не уйдёт отсюда и не выведет всех вас? - - Зачем? У него всё есть. Слушай, а что там новенького случилось в мире за последние 16 лет. Телевизоров, как ты понимаешь, у нас тоже нет. - Минотавр начал рассказывать про политику и почему-то, про футбол, а Голобородый только удивлялся:

- Горбачёв ушёл? Союз развалился? Ельцин? Не припоминаю такого. Эх, что же наши футболисты так сплоховали?! Хорошо, что я этого не вижу. Хорошо, я не за стеной. Ну, довольно. Нам пора. - Они пошли дальше прямо по посаженной картошке. «Почему её до сих пор не выкопали?», - думал Минотавр, а ещё переваривал информацию про обитателей Лабиринта.

«Лабиринт. Целый сюжет для занимательнейшего телесериала. Только надо хорошего сценариста и продюсера. Раздувай себе мыльную оперу про здешних обитателей»,

Мысли оборвал Голобородый, резко остановившись и прислушавшись.

ІІІ

- Игорёк! Игорёчек! Это я, Голобородый, где ты? Покажись! - Как из-под земли перед ними вырос огромный детина с ярковыраженными дебильными чертами лица, с палкой в руке и абсолютно голый.

- Игорёк, пусти нас к отцу. Мы не тронем картошку. - - Ты иды, а этого вдарю. - Голобородый еще долго уговаривал сына Себастьянова, но тот упорно отрицательно мычал.

Наконец Голобородый повернулся:

- Ничего не выйдет. В следующий раз познакомлю тебя со стариком. - «В следующий раз?!» – Минотавра уже качало от голодной слабости, но он молча поплёлся назад за Голобородым.

Возле могилы Голобородый вдруг сказал ему:

- А знаешь старик не покажет тебе выход? - - ??? - - Побоится, что ты приведёшь кого-нибудь сюда. - - Ну а если подкупить его? У меня есть золотые часы. - - Время и деньги нам ни к чему. С золотом «за стеной» он возиться не будет. До сих пор Сталина и Гитлера боится. - - А если отработать? - - С работой они сами справляются. В Лабиринте – безработица, не то что у вас за стеной. (на последнюю фразу Минотавр улыбнулся. «У нас за стеной?!» Да, давненько этот не был «у нас»). - - Хотя есть вариант, - Голобородый слегка задумался. - - У старика старшая дочь очень сексуально озабоченная. Он её к Игорьку на километр не подпускает. Хватит, мол, одного идиота в Лабиринте. Борется против кровосмешения в своём королевстве. Ну то как насчёт тётки? - Минотавр почему-то сразу отверг это предложение.

- Ну как знаешь. Это был твой шанс выжить или выйти. А мне пора. К себе не приглашаю. Гостей угощать принято, а тут с едой напряженка. Если хочешь, укажу путь к чучелу, если ты там «прописался». И если тебе повезет найдёшь куст шиповника или дикий виноград. Всё. Увидимся. А если нет, обещаю тебя похоро-нить, - последнее слово Голобородый сказал к чему-то внимательно прислушавшись. - Они оба вдруг услышали звон колокола и … мелодию! Именно эта мелодия из голосов церковного хора послышалась Минотавру в его квартире ещё позавчера.

- Что это? - - Старик говорил, что в Лабиринте церковь есть, но ни ему и никому другому найти её так и не удалось. - Минотавр, не понимая зачем, побежал на эти звуки, провожаемый удивлённым взглядом Голобородого. Он бежал наугад, обминая тупики и ненужные повороты, а звуки всё приближались. Он опять наткнулся на куст шиповника и опять изодрал об колючки кожу и остатки одежды, но даже не остановился, чтобы поесть его плодов.

Ещё три поворота, и он едва не сбил с ног совсем юного парнишку, который только что закончил звонить в подвешенную за стену корабельную рынду. В конце прохода Минотавр увидел множество икон и маленькую тумбочку с чашей и блюдом.

- С днём Ангела тебя, Серёжа, и с днём рождения прошедшим. Жаль, что на литургию опоздал, но ничего, завтра по-исповедуешься и причастишься, - священник будто возник из небытия: маленький старичок с белыми волосами до пояса и бородкой, но с глазами трёхлетнего ребёнка. - - «С днём Ангела?» – Минотавр-Серёжа еще не пришёл в себя. - - Ну да. Сегодня же 25-е сентября, 8 октября по-новому. - - А Вы что, меня знаете? - - Будем считать, что мы знакомы. До трапезы ещё час, но тебе надо подкрепиться немедленно. Вот тебе подарок к дню Ангела и завтрак. - Батюшка протянул ему новые шерстяные носки, свежий батон и пакет кефира. Сергий тупо принял всё это, пробормотал что-то благодарное и впился глазами в конечную дату потребления на пакете «17 октября».

- Это всё из города принесли что ли?! – он аж закричал. - - Конечно. В Лабиринте мы только с внуком живём и служим, а мои немногочисленные прихожане обитают за стеной. - - И выход Вы знаете? - - Конечно знаю, но зачем он тебе. У нас и кельеца для тебя тёпленькая припасена: живи – да радуйся, живи – да спасайся. - - Нет, батюшка, не готов я ещё. Спасибо, конечно, но проведите меня пожалуйста к выходу… Если Вам, конечно, нетрудно. - - Отчего же трудно. Выход - рядом, только обратную дорогу сюда ты уже сам не найдёшь – в словах и глазах священника не было ни тени обиды или недовольства, а только детская благодушная улыбка. - - Лёша! Лёшенька, проводи сие чадо Божие к выходу, - обратился батюшка уже к внуку. - - Прощайте, - Сергий уже не смотрел в глаза священнику. - - Иди с Богом. - Они прошли буквально три минуты, как Сергий увидел на стене знакомую надпись: «Света и Витя целовались здесь. 1958 г.»

«Выход! Скоро выход!, - думал он, - интересно, где теперь эти Света и Витя, которые ходили тут почти пол века назад». Мысли вдруг стали путаться. Он вдруг вспомнил, где лежит его кусок мыла в общей ванной комнате… Всё!

Те же вековые деревья, тот же густой свисающий плющ, тот же заброшенный фонтан, та же мамаша с коляской, гуляющая уже здесь, но всё так же уткнувшись в книгу… Неужели прошло только три дня? С ним ли это всё было? Голобородый, Игорёк, заросший дикарь – не приснилось ли ему всё это?

Он надел новые носки, жадно проглотил подаренный завтрак, кивнул мамаше, которая не обратила на него никакого внимания, постоял ещё немного…

- Господи! Что же это я?! – Сергий бросил в кусты и свои дешёвые китайские часики и золотые часы инженера. - - Алексей! По-до-жди-и! - Мальчик никуда не уходил. Он ждал его за ближайшим поворотом. На лице Алексия сияла всё та же дедовская благодушная улыбка.

Сергий снова поспешил в Лабиринт. Это был его первый шаг. Всего только первый шаг.

* * *

Уважаемые читатели, пожалуйста не спрашивайте у автора адреса Лабиринта. Я просто его не знаю.

ОЖИДАЕМЫЙ АФОН

«Неожиданный Афон»

(Ю.Воробьевский)

Нет, не смею я спорить с известнейшим православным журналистом; вполне разделяю его негодование по поводу кощунственного изудродования святых фресок шкрябаньем а-ля «Ваня+Маня» осатанелыми туристами; разделяю его тревогу возможным нашествием на удел Богородицы пёстрой толпы в шортах и с фотоаппаратами; вполне понимаю его лёгкую зацикленность на шестигранниках. Но он журналистки увидел Афон НЕОЖИДАННЫМ. Я же – хиленький монах, увидел Афон ОЖИДАЕМЫМ. И эта ожидаемость прежде всего в созерцании реальнейшего соприкосновения так называемого потустороннего и посюстороннего мира, в зримой границе Неба и земли.

Тут даже дело не в промыслительном названии городка-предвестника Афона «Уранопохи» («Небесный город») (то, что за ним выше неба?). И не в том, например, что в некоторых горных монастырях и скитах облака видишь внизу, ощущая себя действительно на небе. И даже не в том, что подходя на пароме «Скоропослушница» к первым пристаням Святой Горы (сейчас встрепенуться скептики и маловеры), реально ощущаешь запах ладана, которым кадит свой удел Игуменья Святой Горы.

Пусть меня сейчас простит Господь, пусть меня простит возлюбленный питатель, но второстепенным, десятистепенным, - ?-стпенным выглядит то, где справить малую нужду: в евроунитаз или под кустом кактуса; пешком ты идёшь по дорогам Афона или подвезёт тебя джип «Мицубиси». Об этом даже не задумываешься ТАМ, где можно «потрогать руками» то, что мы называем БЛАГОДАТЬЮ и ИСКУШЕНИЕМ. На мелочи не обращаешь внимание, когда «видишь» то, что мы называем божественными действиями, «энергиями».

Святой Григорий Нисский писал о трёх ступенях богопознания: стряхивание «одежд кожаных» – страстей, «естественное видение» творений и собственно-боговидение, «выход из себя», «трезвое опьянение», обожение.

На Афоне Господь может поставить на третью ступень, минуя две другие. Я «выходил из себя», когда на пустынной афонской дороге плакал, питая Трисвятос. Не было Варсонофия, не было его прошлой никчемной жизни. Благодать, сливаясь с трелью соловья (это в феврале-то), растворила меня. Благодать, а не философская …атараксия, не медитация вонючих саматических пещер Тибета, ни моё психическое состояние.

Что такое Рай ангельского прославления («наш» Рай, а не скотоподобный и чувственный с гуриями, вином и щербетом), я ощутил в Ватопеде на празднике ватопедских икон Богородицы, когда я слился в едином хоре греческих иноков, и из всех слов в мире для меня тогда осталось только два: «Кирие, элеисон».

Теперь позволю себе чуть-чуть показательной предыстории.

В 1945-м году мою маму от смерти спас св.вмч.Пантелеймон. взорвалась машина, на которой подвозили её девочку-подростка. Все погибли, кроме неё. Она лишь сильно обожгла ногу. В больнице ей приснился молодой мужчина в старинном одеянии: «Это я, Пантелеймон, вчера тебя спас» (мама, кстати, тогда не знала ни одного святого, кроме «Мыколы-чудотворца»). Утром медсестра принесла ей масла помазать ногу. «Парень какой-то принёс, - говорит.

Нога быстро зажила, а мама рассказала эту удивительную историю своей бабушке. Та повела её в церковь. Зайдя в храм в первый раз в жизни, мама сразу узнала «его» на иконе.

«Кто это?» – спросила она у какого-то старичка.

«Это? Это святой великомученик и целитель Пантелеймон». С тех пор сталинская комсомолка стала глубоко-верующим человеком и оставалась ей до конца своих земных дней.

В 2001 году меня спросила одна православная москвичка: «Отец Варсонофий, Вы не были на Афоне, в монастыре св.вмч.Пантелеймона?»

Это было для меня то же самое, если бы меня спросили: «Вы не были на Марсе? Ни денег, ни загранпаспорта у меня тогда не было. Но Господь всё управил.

Когда уже сроки сильно поджимали, я пытался получить визу в греческом консульстве г.Одессы. Его тогда окружила толпа моряков, проституток и т.д., что пробиться туда было невозможно. Как ни смотрел я на сотрудников консульства умиленным взглядом кота из м/ф «Шрек», выпячивая свой напёрстный крест – всё было тщетно.

Тогда я вспомнил о монастыре, который находился рядом. Там, в обители св.вмч.Пантелеймона приложился к мощам великого святого, вернулся в консульство, а меня будто уже ждали.

Когда всё было готово к паломничеству, шёл по г.Херсону и думал: «Ещё бы послал Господь гривен 500 на дорогу в Москву и обратно» (оттуда вылетал самолёт в Грецию).

«Батюшка! – кто-то окликнул меня. Это был завуч херсонского физико-технического лицей, - Вы, говорят, на Афон собрались? Вот, помолитесь за нас всех». Протягивает ровно 500 гривен.

Любовь, евангельская простота и чистота переполняют все обители Святой Горы. Много-много бумаги надо перевести, чтобы об этом написать.

Отшельники Карули (самой суровой, пустынной части Афона) представлялись мне эдакими серьёзными обличителями-аскетами.

Нет! Улыбка. Детский чистый взгляд. Ни миллиграмма осуждения!

«Куда стопы направили?» – спросил у одного из них.

«В Карею» (административный центр Афона).

«Зачем?»

«К стоматологу. Зубы болят» – ответил мне отшельник без всяких кликушестских прибамбасов.

Когда шёл из монастыря зилотов Эвсигмент в сербский Хелендар, Господь послал трёх спутников: иеромонаха из России и его духовных чад.

Кто-то из чад сил ляпнул, что де правильно, что женщин на Афон не пускают. Такие-сякие бабы эти. Все поддакнули или кивнули и… ТУТ ЖЕ ЗАБЛУДИЛИСЬ!

Взмолились: «Прости нас - дураков, Матушка!». Нашли дорогу и до самого конца пути только пели: «Богородица Дево, радуйся…»

Пробираясь по горным тропам от обители св.Павла в Дионисиат, с ужасом заметил, как солнце быстро садится. Перспектива ночлега на горной тропинке, где внизу пропасть, а вверху выступающие скалы, не улыбается даже здесь.

Быстро-быстро добрался до Дионисиата, а потом удивлённо смотрел на карту. Не мог я успеть. Кто-то будто за шкирку, как котёнка перенёс.

В русском Свято-Пантелеймоновом монастыре дали послушание: разливать елей с лампадки у честной главы святого в маленькие бутылочки. Вначале дрожали руки от трепета и благоговеяния, но всё было в порядке. Потом привык. Другим монахам предложил сделать что-то типа конвейера. Дело пошло быстрее, а я подумал, какой я молодец. И тут вдруг бутылочки посыпались сквозь пальцы. Иеромонах Исидор сказал мне: «Что, батюшка, тщеславная мысль посетила?»

Мир резко контрастировал со Святой Горой. Звонки мобилок, тарахтящая греческая речь, звон и шелест евро оглушили меня. Даже в соборе св.вмч.Димитрия меня затолкали туристы. Те - ходят, те - сидят. Архиерей Салонник что-то поёт в фонящий микрофон. Его старческий голос «даёт петуха».. Господи помилуй!

Так захотелось обратно, где не из глубины веков, а от Престола Бога смотрят на тебя святые лики в Свете летящих бликов от раскачивающегося Хороса; где не из средневекового византизма, а из вневременной области звучит знаменный распев; где, опять таки, Небо касается земли.

На уроках истории в школе нам говорили: «Человечество опустилось в тьму средневековья». Средневековье – самая светлая страница истории человечества хотя бы потому, что тогда маленький полуостров начал своими лучами освящать всю планету.

Паки и паки: Афон не неожиданный. Он – ОЖИДАЕМЫЙ.

Святый великомучениче и целителю Пантелеймоне, моли Бога о нас.

Игумен Варсонофий (Подыма)

Vau!

(по амер., не по англ. – «Ух, ты!»)

Все те, кто сейчас подумает, что это очередной противник американизации, будут абсолютно правы. Я один из многих противников пополнения Украиной рядов многочисленных пританцовщиков под дудку США, как и ударников головой в красивую, дорогую, серебряную дверь под названием «ЕС». При всем уважении к великому американскому и к великим европейским народам, я – за сильную и действительно независимую Украину. Но что ее может сделать сильной? Я уверен, что ни статус «житницы Европы», или, например, статус мирового экспортера ракетоносителей, и уж конечно же ни статус «европейской мусорной кучи радиоактивных отходов». Cилу страны определяет сила ее народа. Мы можем внедрять массу программ по повышению самосознания украинцев, их национального достоинства, языка и культуры. Мы можем радоваться и гордиться Украиной, благодаря вымученным победам наших футболистов над швейцарами или Кличка над кем-либо. Но наш народ обречен лет через 50 или 100, если у Украины не будет некой общей национальной идеи.

Приведу лишь пару реалий современности. Примерно в нач. 90-х годов ХХ столетия в истории даже не молодой, а младенческой независимой Украины произошел переворот, который заметили немногие - МЫ СТАЛИ ВЫРОЖДАТЬСЯ. То есть, смертность превысила рождаемость. Сказать, что теперь, в нулевых годах ХХІ столетия, ситуация принципиально улучшилась – это как смотреть на мир через розовые очки.

Так вот, первым пунктом этой национальной идеи должен быть – сохранение украинского народа как такового. Для властедержащих и для всех, конечно же, важны вопросы газа, тарифов, земли и т.д. Но как остановить вымирание? Не хотелось, чтобы Киев, например, стал столицей автономной уруской республики в составе Великого крымско-татарского ханства.

В ЕС, куда мы так рвемся, «младшие» братья просто пищат, а «старшие» деградируют без этих самых национальных идей. Расхлебанные, расслабленные, изнеженные немцы уже не в состоянии вкрутить лампочку и вызывают электрика за 50 евро. В Германии мне иногда казалось, что я в Турции. И как не вспомнить название одной современной книги: «Мечеть Парижской Богоматери». За Нидерланды вообще молчу.

Властедержащие, если конечно они не только озабочены наращиванием своих счетов в Швейцарии, должны остановить вымирание нации. Почитайте статистику абортов. Из оставшихся в живых после узаконенного детоубийства ребят 2/3 больных, часто с психическими расстройствами.

Чуть ли не с пеленок некая дикая служба планирования семьи учит детей контрацепции, а некоторые, т.е., учителя, говорят 12-летним ученикам о пользе мастурбации. Бездуховность и эта самая безидейность помноженные на социальное неблагополучие ведут к страшному росту суицида.

Уже заикаются, кивая опять-таки на Европу и Америку, на легализацию однополых браков. Прости меня, Господи, еще 20-30 лет назад мы просто били (простите за грубый, но вполне медицинский термин) педерастов. Теперь они устраивают публичные шествия.

Возвратимся к национальной культуре. Может она станет тем решающим консолидирующим фактором, краеугольным камнем национальной идеи? (Я, естественно, не имею ввиду варенично-шароварную карикатуру «любителей сала» или что-то вроде поплавщины). Недавно я показал молодым украинцам новую 500 гривенную купюру. На вопрос: «Кто изображен на ней?», показывая на изображение Григория Сковороды, я получил правильный ответ только от одного из восьмидесяти. А одна девушка ответила мне: «Это – Кочерга». Есть над чем задуматься…

Какой же выход из этой плачевной ситуации видит автор этой статьи? Конечно же христианское воспитание, которое не сотни, а тысячи лет было мощнейшим основанием семьи, нации, государства. Другого, видимо, православный поп предложить и не мог.

Может для начала введем обязательное изучение в школах Христианскую этику или Основы православной культуры? Теряем время. Теряем детей. Закоренелые атеисты, иудеи или мусульмане могут их и не изучать. Освобождали ведь когда-то в школах СССР от изучения украинского языка и литературы чуть ли не половину учащихся. Может пустим в школы священников, особенно если они имеют педагогическое образование?

В биологии есть доминантные и рецессивные (?) генетические признаки. Я не расист, но вот какой прогноз сделал кто-то. В 2025 году в Нью-Йорке будут проживать 75% чернокожих (доминант, ничего не поделаешь).

Я – украинец, и люблю свой народ, но мы пока очень слабый рецессив. Вот такой вот ВАУ.

Игумен Варсонофий (Подыма)