Оп.: Биржевые ведомости. - 26 окт. 1914. - № 14456.
Интересы прошлогоднего сезона в значительной степени стояли под знаком футуризма. Неисчислимое количество публичных лекций, публичных статей и частных разговоров было посвящено шумихе футуризма. Как и всегда бывает, значение модной темы было преувеличено. Все слишком шумное и крикливое не может рассчитывать на длительное существование. Когда разразилась мировая катастрофа и люди были поставлены перед истинными вопросами жизни й смерти, тема о футуризме оказалась естественно снятой, как и многое наносное и второстепенное. Но в менее шумном и внешнем, в более глубоком и внутреннем смысле слова проблема футуризма продолжает стоять перед нами и с совершенно неожиданной стороны являет себя миру, переходит в массовую историческую жизнь. Футуризм проявился в безобразной форме и на войне в качестве послушного слуги отживающего реакционного прошлого. В методах и приемах, которыми германцы ведут войну, есть очень много футуристического, но дух, которому служат эти футуристические методы и приемы, конечно, глубоко пассеистский<. Идеалы прусского юнкерства< обращены назад, а не вперед. Но германский милитаризм есть новейшее явление новой истории: Это милитаризм не только модернистический, но и футуристический. Тщетно было искать в нем следов древнего рыцарства. В милитаризме новейшей Германской империи не осталось и следов рыцарского духа, свойственного старым германцам. <Это-—< явление XX века, вооруженное всеми методами и приемами новейшей техники и промышленности. Германский милитаризм есть типически футуристическая механизация и автоматизация человеческой массы и человеческой жизни. Германский милитаризм есть милитаризм капиталистический, неразрывно связанный с германской промышленностью.
Германская промышленность в последнее время стала во главе мирового капитализма, в ней сильнее всего пульсировала капиталисти<ческая инициатива и капиталистическое развитие. Она обогнала Англию. Но промышленный капитализм Германии очень своеобразен в силу своего соединения с юнкерским милитаризмом. На промышленном капитализме Германской империи лежит милитаристическая печать, на милитаризме — печать промышленно-капиталистическая. Иначе и не может быть в государстве, которому дано быть великой империей лишь через захват и насилие, которому не написано на роду величие в силу естественного его положения.
Свободное сочетание милитаризма и промышленного капитализма придает германскому империализму футуристический оттенок. Сколько бы ни разыгрывал Вильгельм роль Зигфрида<, как бы ни симулировал древнее рыцарство, не скрыть ему того, что Германская империя не священная, а буржуазная промышленная империя. И сила армии Вильгельма есть прежде всего сила промышленно-капиталистическая, сила футуристической техники, а не рыцарского духа, не героизма, не массового энтузиазма. И роковое будущее футуристической техники сказывается в том, что она готова служить какому угодно духу, не только духу будущего, но и духу прошлого. Чудовищные капиталистические предприятия Круппа, изготовляющие футуристические пушки, есть, конечно, явление футуризма в военном деле. Автоматические массы войска, превращенные в совершенный механизм, вооруженные совершенной техникой и в совершенстве дисциплинированные, — это футуризм в войне. Техника побеждает человеческий дух, внешняя годность затмевает внутреннюю ценность, движение истребляет существенное. Германская армия являет миру технические чудеса. Все в ней бронировано, все блиндировано<, все автоматизировано, автомобили- зировано. Ее цеппелины< — футуристические чудовища. Все устрашает в германской армии своим бездушием. Война Германцев напоминает романы Уэллса. «Зигфрид»-Вильгельм, желающий разыграть собою средневекового императора, не только пользуется как орудием футуристической техникой и промышленным автоматизмом, но и находится во власти этого футуризма и автоматизма — он орудие роковой силы. В сущности Вильгельм как император — <pervenue<. За ним нет древних преданий и традиций, нет священных воспоминаний. Он не является наследником Священной Римской империи, как вырождающиеся Габсбурги. Его империя чисто промышленная, буржуазная. И притязание Германской империи на мировое господство не есть древнее притязание Священной Римской империи — империи мировой, сверхнациональной, это притязание германского промышленного капитализма господствовать над миром. Военный, юнкерский характер Германской империи есть лишь прикрытие, маскарад и не меняет сущности дела, так как германский милитаризм — совершенно промышленный, капиталистический, технологический. Остаются только жесткие и гром<кие слова Вильгельма, имитирующие то, что было священно в средние века.
Футуристическая война германцев уже дала свои плоды. Часть футуристической программы Маринетти германские войска уже осуществили; они разрушают старую культуру, истребляют старые города, храмы, произведения искусства<. Немецкие газеты пишут в оправдание германского варварства, что нечего особенно грустить о гибели старых архитектурных памятников, так как Германия призвана создавать новые, более прекрасные. Совершенно футуристическое настроение, которого трудно было ждать именно от Германий. В Германии всего менее был представлен футуризм в литературе и искусстве. Колыбелью футуризма были латинские страны, пожелавшие освободиться от тяжелого бремени своего великого прошлого.
Но в Германии назревал футуризм другого рода, гораздо более существенный и грозный, жизненный футуризм — в ее милитаризме и ее промышленности. Этот футуризм незаметно угашал человеческий дух, превращал человека в средство для чудовищного, бездушного механизма. Дуализм духа и материи в Германии сильнее чем где бы то ни было. Поэтому историческая, массовая воплощенная жйзнь так особенно не одухотворена, она автоматизируется все более й более. Жизнь органическая, стихийная жизнь во плоти и крови там превращается в автоматический «автомобильный» механизм, подчиняйся мйаничес- кой дисциплине. В футуризме есть какое-то истинное предчувствие, что человечество обречено на то, чтобы пройти через механизацию и автоматизацию плотской органической жизни. Футуризм есть иервное и повышенно чувствительное восприятие неотвратимых результатов технического прогресса... Этот технический прогресс, в котором движение времени все более ускоряется, разрушает органическую цельность жизни, органическую связь духа и материи. Это процесс дифференцирующий, раздробляющий, разрывающий. Он заменяет связь органическую связью механической, цельность духа цельностью автомата. Нынешняя футуристическая война колеблет органическй-священные основы жизни. Ближайшим результатом этого сотрясения органических традиций, культурных навыков является частичная варваризация человечества. Эта варваризация в полной мере сказалась у немцев, обладающих самой «передовой» и усовершенствованной армией, технически наиболее вооруженной. Мы присутствуем при знаменательном явлении варварства на почве роста ложной цивилизации. У германцев исконная варварская грубость, присущая их расе, соединилась с варварством от цивилизации. Цивилизованное есть духовное варварство. Этот роковой процесс нельзя предотвратить и победить каким-либо охранением органических устоев жизни. Ему можно противопоставить лишь свободу духа. И я верю, что в славянстве, в России есть та свобода <духа, которая может быть противопоставлена футуристической войне с ее автоматическими чудовищами.
Этот иной дух должен сказаться и в ином духе нашей армии, в преобладании у нее факторов духовных над факторами механическими и автоматическими. А это должно чувствоваться и в ином отношении к человеку, будь он даже врагом нашим. Славянство должно явить миру более высокий тип, чем германство, не потому, что оно технически отстало, менее цивилизовано и держится за старые устои, а потому, что в нем есть более высокие духовные потенции, обращенные к грядущему, а не к прошедшему. Славянство — раса будущего, а не прошлого, и в расе этой невозможно варварство от ложной цивилизованности. У нас может быть жестокость от дикости, но не может быть жестокости цивилизованной, самой беспощадной и самой бездушной. Мы призваны творить новую жизнь, так как старая приходит к концу. Футуризм терминологически связан с будущим, с грядущим. Но в сущности он отрицательно связан с прошлым и настоящим, он внутренне скован реакцией на прошлое и старое, в нем нет внутренней свободы. Само слово «футуризм» очень неопределенно и применяется оно к разнообразным явлениям. За именем «футуризм» скрываются действительно новые искания в поэзии и живописи и новые, не выявленные еще мироощущения. Симптоматическое значение футуризма огромно. Но в «футуризме» как обозначившейся уже философии автомата, движущегося с ускоряющейся быстротой, нет ничего творческого, создающего новую жизнь — его роль разрушительная. Милитаристический футуризм германцев в эту войну изобличил, что футуристические автоматы и механизмы служат не только будущему, но и прошлому, не только прогрессу, но и реакции. В автоматизме и механизме не может быть заключено никаких творческих целей, связанных с грядущей жизнью. Это—будущая сила, в которой культура перерождается в варварство, — самое отвратительное варварство, более страшное, чем исконное, древнее варварство человечества. От прикосновения этой силы погибает красота природы и красота искусства.
