Оп.: Вестник. Орган Русского студенческого христианского движения. - 1929. - №7. - С. 9-13.
Нужно приветствовать, что В.В. Зеньковский на страницах «Вестника» поднял вопрос об идеологии Движения. Но статьи его меня не удовлетворяют, кажутся противоречивыми и внутренне себя опровергающими и вызывают потребность возражать ему. Я уже читал в идеологическом совещании Движения доклад на тему об отношении Движения к идеям и идейным проблемам и теперь, в связи со статьями В. Зеньковского, хотел бы на страницах «Вестника» выразить свои мысли.
Дружеская критика, как и самокритика, представляются мне необходимой и плодотворной. Начну с того, что В. Зеньковский, который в статьях своих отчасти имея ввиду возражать мне, совсем не так ставит вопрос, как я его ставил. Недостаток и слабость Движения я вижу совсем не в том, что в нем нет выработанной идеологии, и не усматриваю никакого блага в том, чтобы оно формировало свою официальную идеологию. Наоборот, от этого я готов даже предостерегать. За годы моей близости к русской христианской молодежи за рубежом меня более всего поражает равнодушие ко всяким идеям. Ее не волнуют идейные проблемы нашей эпохи, она не воодушевляется идеями. Говорю, конечно, не об отдельных людях, которые бывают разными, а о среднем преобладающем типе. Это между прочим обнаруживается в поразительном равнодушии к русской религиозной мысли XIX и начала XX в.в. и к проблемам, ею поставленных. Я все время говорю не о выработке идеологии Движения, а об идейном волнении и воодушевлении внутри Движения, о болении мучительными проблемами нашей эпохи. Идеи и идеология вообще совсем не тождественные понятия. Официальная идеология замораживает, и я менее всего хотел бы ее для Движения. Если бы я чего-нибудь хотел для Движения, то большей духовной и идейной взволнованности острыми проблемами нашей катастрофической эпохи. При этом могла бы происходить идейная борьба, которая есть признак жизни. Никакое движение не может быть живым и творческим без идейной воодушевления, без идейного брожения и вопрошания. Православие, к которому призывает Движение и которому оно хочет служить, не есть идеал, оно есть духовная основа жизни. Православие есть огромный капитал, который вкладывается в дело жизни и должен проценты во всех сферах жизни, - и в мышлении и в познании, и в творчестве культуры, и в жизни моральной и социальной. Должно быть движение не только к Православию, но и в Православие, и от Православия к миру и жизни. На духовной почве Православия могут и должны возникать идейные течения, связанные с разнообразными проблемами – богословскими, этическими, социально-культурными. В Движении я как раз и не вижу идейной взволнованности и идейной борьбы. Есть довольно большое равнодушие к знанию, даже богословскому. В прошлом русская молодежь бурно переживала идейные течения, хотя часто и ложные. То же нужно сказать про молодежь западную, например, французскую католическую молодежь XIX и XX в.в. Сейчас он захвачена томизмом. Протестантская молодежь в Германии захвачена бартианством. Историческое движение невозможно без идейного увлечения и идейной борьбы, без реакции на духовные, умственные, культурные, социальные течения времени, хотя бы для борьбы против них. Движение не может слагаться из личного храмового благочестия и безыдейного практицизма, должны быть переходные связующие звенья. Не говорю уже о безстильности такого соединения. Я не согласен с В.В. Зеньковским, что современной русской православной молодежи свойственен дух свободы. Я думаю, что дух свободы вообще не свойственен нашей эпохе. У современной молодежи, и не только русской, я вижу стремление к порядку и авторитету, испуг перед мыслью, боязнь нового творчества, потребность опереться на традицию. И так это у лучшей, религиозно настроенной молодежи. В духовном укладе современной молодежи есть много положительного и здравого и в религиозной направленности ее воли правда на ее стороне по сравнению с предшествующими поколениями молодежи. Но критика недостатков и слабостей представляется мне более плодотворной, чем восхваление. Неверным представляется мне нередко делаемое сравнение конкретного и жизненного христианства современной молодежи с отвлеченным и лишь идеологическим христианством предшествующего поколения. Сравнению подлежат лишь однородные величины, нельзя сравнивать и складывать пуды с аршинами. Совершенно неправомерно сопоставлять религиозную философию какого-нибудь христианского мыслителя, например, Владимира Соловьева, с молитвой и внутренней духовной жизнью современного молодого человека. Совершенно очевидно, что молитву и внутреннюю духовную жизнь этого молодого человека можно сопоставлять лишь с молитвою и внутренней духовной жизнью этого христианского мыслителя, а не с религиозной философией. И совсем никто не может извне судить о молитвенном опыте и внутренней духовной жизни людей. В области религиозной современная молодежь многое получила даром, что страстной борьбой и мукой завоевывалось поколением предшествующим. Но эта мука и борьба была жизнью, а не отвлеченностью.
Всякое движение соединившихся между собой людей носит социальный характер и означает историческую активность. Для личной духовной жизни и личного спасения души организовывать движение не нужно. Всегда и во всех условиях можно жить духовной жизнью и спасать душу. Религиозное движение есть социальная и культурная проекция внутренней духовной энергии. В религиозном движении не может быть разрыва духовной и социальной стороны. Социальная жизнь должна быть пронизана духовностью, духовная же жизнь должна обнаружить себя в жизни социальной. Отрыв социальной жизни от духовной означал бы секуляризацию, обмирщение социальной жизни, что противоречит принципам церковного христианства. Примат всегда должен принадлежать жизни духовной, от нее и через нее все должно начинаться, она первичнее и существеннее. Но от духовной жизни нужно идти в мир, чтобы одухотворять его, чтобы бороться с силами антихристианскими. Трудность русского христианского движения заключается в том, что в православии нет традиции такого рода духовно-социального движения, не было соответствующего типа организации. В прошлом Православная Церковь целиком возлагала социальную активность на государство. Даже организация самой Церкви, которая имела свою социальную сторону, определялась государством и зависела от него. Церковный народ совсем не привык к социальной и исторической активности. Ныне Православная Церковь переживает великий исторический кризис. Она не связана уже с православным государством, никакие силы не поддерживают ее извне, она поставлена перед совершенно новой социальной средой и должна раскрыть изнутри социальную активность. Это ставит совершенно новые творческие задачи перед Церковью. В.В. Зеньковский ошибочно утверждает, что именно в православии лучше решается вопрос об оцерковлении и христианизации жизни и культуры. Я склонен думать, что именно в православии, вследствие его более эсхатологического и надземного характера, менее всего был решен вопрос об отношении к культуре и социальной жизни. Пусть несовершенно и ошибочно решается этот вопрос в католичестве и протестантизме, но его пытались решить. В православии византийском и русском допетровском, раскрылась идея самодержавной монархии, как организации православного земного царства. Самодержавная монархия представлялась теофанией. С падением сначала идеи самодержавной монархии, а потом и самого её факта, осталось пустое место, которое должно быть заполнено творчеством. Православие как бы развоплотилось. Русская религиозная мысль XIX и XX в.в. очень остро ставила вопросы об отношении христианства к преображению земной жизни, к творчеству культурному и социальному. Но сама постановка вопроса и попытки решения не были традиционными, были творчеством. Исторический кризис православия ныне уже не в мысли, а в жизни ставит вопрос о творческом преображении жизни изнутри православия. Православие не может остаться лишь храмовым благочестием, оно должно стать силой, преображающей полноту жизни. Этот кризис православия, эта внутренняя неизбежность творчески решать новые задачи сказываются и на Движении молодежи и вызывают в самом Движении почти перманентный кризис. Члены Движения в массе своей настроены традиционалистически, а приходится им вступить на путь творческой инициативы и учиться у западного христианства методам организации и работы. Получается несоответствие между состоянием сознания и поставленной жизнью задачей. Сознание, в основной направленности своей исключительно традиционалистическое, не работает над проблемами, поставленными жизнью. Сознание современно в том лишь смысле, что определяется испугом перед историческими катастрофами. Но эти исторические катастрофы требуют творческой работы сознания. Если сознание русских религиозных мыслителей XIX и XX в.в. нередко опережало жизнь, то нынешнее сознание начинает отставать от жизни. Русский духовный тип движения молодежи должен быть своеобразен и самобытен. Но такой национально-православный тип еще не выработался, еще не найден свой стиль, не переработано то, что заимствовано с Запада. Выработка этого типа и стиля предполагает творческую работу мысли, принятие внутрь себя всей проблематики нашей жизни. И менее всего желательно, чтобы русский тип Движения кристаллизовался в православный пиетизм и сантиментализм.
Русское движение молодежи возникает в эпоху великого исторического кризиса и перелома. И это должны остро сознавать участники и руководители Движения. Я не вижу в достаточной степени этой исторической потрясенности, этого чувства поступательного хода истории и ответственности, с этим связанной. У многих есть пораженность ужасами войны и революции, но чисто эмоциональная, есть раненность скорее мешающая увидеть историческую перспективу. Творческая энергия и воодушевление Движения могут быть связаны лишь с острым сознанием вступления в новую историческую эпоху. Но творческое сознание вступления в новую историческую эпоху не может быть связано с реакционными и реставрационными настроениями, с исключительной оглядкой назад с исключительным чувством ужаса и испуга перед революцией и перед катастрофой. Из глубины православия, из глубины духовной жизни должны быть найден творческие ответы на вопрошание новой исторической эпохи. Между тем, как молодежь нередко убегает от этих вопрошаний, от этих бурных движений мысли и жизни, требующих христианского осмысления, в тепличную атмосферу, в исключительно храмовое благочестие, она хочет построить себе часовню, огороженную от волнений мира. Другие убегают в отвлеченный евангелизм. Это психологически понятно, это объясняется усталостью от тяжких испытаний войны, революции, скитаний по чужим странам, жаждой прочности и внутреннего покоя. Интимные религиозные процессы при этом бывают иногда очень глубокими. Духовное углубление есть всегда первая задача. Но в нашей эпохе есть трагическая беспощадность. Само историческое существование Церкви, сама ее организация зависит от нашей исторической активности. Мы живем в эпоху, когда невозможно нейтрализовать себя в отношении к волнующим проблемам мысли и жизни, от них некуда укрыться, нужно делать выбор. Наибольшую критику вызывает во мне эта тенденция нейтрализовать Движение в отношении ко всем проблемам и ко всем идеям. Устанавливается традиция нейтральности ко всему – к церковной распре, к изменению отношений Церкви и государства, от которого зависит будущее России, к отношению христианства к социальному вопросу, к отношению эмиграции к внутренней России, к творческим движениям в богословской и религиозно-философской мысли. Обнаруживается боязнь постановки острых вопросов внутри Движения, политика замалчивания. И это не может не мертвить Движения, не ослаблять его. Совершенно не понятно, как соединить такого рода нейтральность и замалчивание всех острых вопросов с лозунгом оцерковления жизни и создания православной культуры, о котором говорит В.В. Зеньковский, как об основной идее Движения. Ведь оцерковление жизни, христианизация культуры и общества и означает постановку и решение всех тех вопросов, к которым устанавливается нейтральное отношение. Оцерковление жизни есть лозунг, требующий конкретного раскрытия. И я боюсь, что он именно останется совершенно отвлеченным, не претворяемым в жизнь лозунгом. Оцерковление жизни и означает оцерковление, христианизацию и мышления, познания и жизни социальной, и всех областей культуры. Это означает творческий ответ православия на мучительные вопросы жизни. Как же можно оцерковлять жизнь, оставаясь нейтральным в отношении ко всем вопросам, связанным с оцерковлением? Как можно оцерковлять жизнь, не ставя и не решая вопросов об отношении церкви и государства, церкви и социальной жизни, церкви и познания, церкви и культуры, церкви и всего быта? Нейтрализация ведет к тому, что личное храмовое благочестие совсем отделяется от всей полноты жизни и от всех вопросов, жизнью поставленных т.е. ведет к результату прямо противоположному идее оцерковления жизни. Над этим следует серьезно задуматься. Христианское движение молодежи не может, конечно, заниматься политикой и связывать себя с политическими партиями. Но проблему, в отношении к которым Движение держится нейтралитета, совсем не могут быть названы проблемами политическими. Они стоят гораздо выше политической борьбы. Определить свое отношение к исторической трагедии есть обязанность каждого православного. Русское христианское Движение молодежи не может быть равнодушно к загадке России, к ее исторической судьбе. Иначе оно перестанет быть русским. Вопрос о радикальном изменении отношений церкви и государства, связанный с выходом из Константиновской эпохи, есть прежде всего религиозный, а не политический вопрос. Также отношение к социальному вопросу, к вопросу организации труда ест мировой вопрос христианской совести, а не политика. Вопрос о творческом развитии богословской мысли, о новых методах апологетики есть вопрос религиозный, церковный. Вопрос о новом сложении нашего быта в духе Христовом, в духе Христовых заветов есть вопрос церковный, религиозный, а не политический. Над всеми этими вопросами должна происходить творческая работа внутри Движения, и эта творческая работа выразится не в официальной идеологии Движения, а в борениях духа, в столкновении творческих идей. Я думаю, что тип русского Движения молодежи должен быть более духовным, чем тип западных христианских движений, которые иногда производят впечатление более социальных, чем религиозных. Но нужно предостерегать от отвлеченной, оторванной от полноты жизни духовности, и от отвлеченного литургизма, и от отвлеченного евангелизма. Отвлеченная духовность всегда ведет к малокровности и безплотности. Кроме храмовой литургии, как центра духовной жизни, есть еще внехрамовая литургия. Православие должно воплощаться в жизнь, этого требует лозунг оцерковления жизни, а это значит, что оно должно воплощаться и в жизни мысли, жизни идей, и в жизни социальной, жизни национально-культурной. Это значит, что воплощение противоположно всякой нейтральности. Это значит, что должна быть найдена внутренняя духовная сила, способная преображать жизнь. Достигается это на путях органического соединения вдохновляющей творческой идеи с жизненным, практическим реализмом. Несметные богатства христианства должны быть творчески раскрываемы. И я все время имею в виду жизнь творческих идей – энергий, раскрываемых не извне, а изнутри христианства.
Николай Бердяев
