Основная антиномия личности и общества // Современные записки. 1931. XLVII. С. 375—394.
Стр. 375
Человеческая личность определяется не только в отношении к природе и к Богу, но и в отношении к обществу, к человеческому «мы». Это значит, что человеческая личность должна быть определена, как существо, принадлежащее к порядку природному, к порядку духовному и к порядку социальному. Личность — социальна, внедрена в общество и призвана к общественной жизни. Внесоциального естественного состояния человека никогда не было, это абстракция, выдуманная в XVIII веке. И вместе с тем личность сталкивается с обществом и ведет вековечную тяжбу с ним. Общество защищает ее от природы, от других личностей и даже от нее самое, питает ее, обогащает ее многообразным содержанием, но и угнетает ее, ограничивает и порабощает. Личность и общество взаимодействуют и сталкиваются в одном плане, но они же принадлежат разным планам и несоизмеримы. Личность несет в себе образ и подобие Божье, она есть Божья идея и Божий замысел. Общество же налагает на нее свой образ и подобие и превращает ее в своего слугу и раба. Проблема личности и общества может ставиться с общественной и духовной точки зрения, с точки зрения философии общества и философии духа. И в зависимости от постановки проблемы мы будем вращаться в совершенно разных кругах. И никогда в одном из этих планов, в плане общественном, проблема эта не может быть разрешена, и не может быть разграничено то, что принадлежит личности, от того, что принадлежит обществу. Всякая защита личности с точки зрения общества, с точки зрения социального миросозерцания, есть уже признание примата общества и ведет к рабству личности. Предполагается, что от общества может личность получить свободу, свое внутреннее право,
Стр. 376
свое достоинство, свой дух. Замечательно, что социальное по своему принципу миросозерцание (все равно, теократическое, консервативное, либеральное, демократическое, социалистическое или анархическое) обычно оказывается тираническим по отношению к человеческому духу. Изначально нельзя допустить, что личность целиком принадлежит обществу, и что общество может или тиранить личность или давать ей по своему произволению свободу. И тогда даже, когда оно дает личности свободу, оно тиранит ее, ибо утверждает ее окончательную зависимость от себя. Общество есть объект и принадлежит к объективированному миру. Личность же есть, прежде всего, субъект и в этом качестве принадлежит необъективированному духовному миру. Но ошибочно было бы думать, что проблема личности и общества верно ставится на почве индивидуализма, отвергающего реальность общества. Общество нельзя рассматривать как простое взаимодействие и сумму индивидуумов. Атомистическое понимание общества не только ложно, но оно извращает самое понятие личности. Личность есть менее всего атом, равный всякому другому атому. Номинализм в мышлении об обществе приводит к номинализму в мышлении о личности. Общество есть особого рода реальность, оно есть не только в мышлении, но и в бытии, есть ступень бытия. И только потому существует конфликт личности и общества. Бытие личности предполагает бытие другого и других, к которым личность выходит из себя. Личность немыслима без любви, т.е. выхода к другому, без способности к жертвенной самоотдаче. Кроме «я» и «ты», одной личности и другой личности, существует еще «мы», т.е. общество, и в этом «мы» есть онтологическая первородность*). «Я» относится не только к «ты», но и к «мы». В известном смысле можно было бы сказать, что Бог сотворил не только личность, но и общество, как сотворил космос. «Мы» не есть сумма, «мы» есть реальность sui generis. Но в мире падшем общество, которое должно быть имманентно человеку и внутри его, превращается в давящую личность, объективированную социальную обыденность, общество может становиться силой анта-
———
*) В этом отношении интересный анализ можно найти в книге С. Франка «Духовные основы общества».
Стр. 377
гонистической и враждебной личности. На почве социального универсализма так же неразрешима интересующая нас проблема, как и на почве индивидуализма. Всегда существовало два типа учений — сингуляризм, утверждающий верховенство личности и индивидуального, и универсализм, утверждающий верховенство общества и общего. Так называемое органическое учение об обществе, для которого целое предшествует частям и определяет их жизнь, всегда склоняется к универсализму, хотя в биологической социологии этот универсализм остается наивным и необоснованным*). Оба направления, отвлеченно взятые, неверны и снимают трудность проблемы. Типичным представителем крайнего социального универсализма в современной социальной философии является Отмар Шпанн. У него личность окончательно исчезает. Шпанн утверждает крайнюю форму социального универсализма на почве своеобразной метафизики, восходящей к романтизму, к Адаму Мюллеру. Совсем по-иному утверждает крайнюю форму социального универсализма Дюркгейм, который остается на почве позитивизма. Для него общество есть не только первичная реальность, целиком определяющая сознание личности, все ее мышление и все содержание ее жизни, но есть настоящее божество, предмет религиозного отношения. В философии крайний универсализм мы находим у Гегеля. И не случайно Белинский восстал против абсолютного духа Гегеля во имя живой человеческой личности.
Сложно отношение Маркса к этой проблеме. Марксизм представляет собой противоестественное соединение крайнего универсализма с атомизмом. Универсализм Маркс унаследовал от Гегеля. Но Маркс получил также по наследству от классической буржуазной политической экономии «экономического человека» и связанный с ним атомизм, т.е. отрицал реальность общества, видел в нем лишь арену борьбы социальных классов с противоположными интересами. У Маркса в обществе не целое определяет жизнь частей, а части (классы и «экономический человек») определяют жизнь целого. Только в социалистическом обществе целое должно определять жизнь частей. Диалектика у Марк-
———
*) Спенсер крайне непоследовательно сочетает органическое учение об обществе с крайним индивидуализмом.
Стр. 378
са означает универсализм (через противоречие всегда торжествует смысл, социальный разум), материализм означает атомизм. И потому само словосочетание «диалектический материализм» есть нелепость и бессмыслица. Никакой диалектики столкновения атомов, диалектики в материальном процессе быть не может, диалектика предполагает Логос. Замечательно, что универсализм нисколько не означает у Маркса утверждения идеальности общества, как атомизм не означает утверждения реальности личности. Социальный индивидуализм, рассматривающий личность, как атом, т.е. независимо от ее качественного содержания и связи с сверхличным, так же враждебен личности, как и социальный универсализм, для которого все честное и индивидуальное подавлено общим. Крайний социологизм в миросозерцании XIX века был лишь обратной стороной атомистического распада общества. Происходит как бы механическое сцепление распавшихся атомов. Учение Руссо есть блестящая иллюстрация того, как индивидуализм в исходной точке может приводить к подавлению личности. Руссо исходит из внесоциального индивидуума, из естественного человека, но после социального договора индивидуум оказывается совершенно подавленнымобществом, за ним отрицается даже свобода совести. Руссо породил якобинство, которое есть крайнее подавление личности, отрицание субъективных прав. Потому в демократии XIX и XX в.в. происходит столкновение субъективных прав личности и народного суверенитета. Со стороны общественной личность есть, конечно, пересечение разнообразных общественных кругов и групп, и к чем большему количеству кругов она принадлежит, чем дифференцированнее социальная среда, тем она богаче по своему содержанию*). Личность изначально принадлежит к разнообразным органическим общественным целостям — к семье, к корпорации, к сословию, к нации, государству, церкви и с этим связано разнообразное ее качественное содержание. Французская революция освободила личность от принудительной связи с корпорациями, изолировала личность,
———
*) Французский социализм первой половины XIX века был спитуалистический и даже религиозный, но духовная проблема личности была в нем поставлена.
Стр. 379
в известном смысле разрушила общество и поставила личность непосредственно перед государством. Этим она абсолютизировала государство и поработила личность государству, отождествив государство с обществом. Якобинцы продолжали дело Людовика XIV. Обратной стороной индивидуализма является этатизм. Преобладающей антропологической категорией стала категория гражданина, и его права были провозглашены. Но гражданин определяется по отношению к политическому обществу, к государству. Наряду с этим существует человек, определяемый по отношению к духовному обществу и духовной жизни, и существует производитель, определяемый по отношению к обществу экономическому. Декларация прав гражданина есть декларация формальных прав, не связанных с реальным содержанием жизни, духовным и хозяйственным. Эта формальная декларация совсем не гарантирует реальных прав личности и не обеспечивает ее жизни. На это много раз указывали социалисты разных школ. Они были совершенно правы в своей критике. Но для господствующих социалистических направлений не существовало человека, как духовного существа, не существовало духовных прав человека. Поэтому они не могли решить проблемы отношения личности к обществу. Философия социализма обыкновенно знала лишь общественную точку зрения на личность и не знала духовной точки зрения*).
Совершенно иным представляется соотношение личности и общества в зависимости от того, станем ли мы на социальную или на духовную точку зрения. В плане социальном личность есть часть общества, общество всегда больше личности, личность есть малый круг, включенный в большой круг общества. С этой точки зрения личность не может противопоставлять себя обществу, ибо общество представляется источником ее жизни, ее питательным лоном, общество определяет ее сознание и мышление, ее верования и нравственные оценки. Так и
———
*) На этом особенно настаивает Зиммель в своей «Soziologie».
Стр. 380
думает большая часть социологов. Если личность все-таки может противопоставлять себя обществу, может бороться против его безраздельной и неограниченной власти над собой, то исключительно потому, что личность принадлежит другому порядку, не социальному, и в нем вкоренено ее бытие. Личность входит в социальный план, но выходит она из плана духовного и из него черпает свою силу и свои оценки. Оставаясь в плане социальном, нельзя никак утвердить примат личности над обществом. Это пытался делать русский народнический социализм, особенно Н. Михайловский, который построил теорию борьбы за индивидуальность. Теория эта построена на резком противоположении индивидуума обществу. Н. Михайловский восстал против общества, он враг общества, превращающего индивидуальность в свой орган. Но точка зрения его остается социальной, он в социальном плане хочет бороться за индивидуума, он не становится на духовную точку зрения. Поэтому индивидуум оказывается у него биологической абстракцией, у него нет по-настоящему личности. Это связано с наивным философским позитивизмом, которому он был привержен. Но его беспокоила подлинно существующая проблема. Такие направления, как либерализм и анархизм, также в принципе не в силах утвердить свободы и независимости личности, это направления исключительно социальные. Индивидуализм всегда оказывается одной из форм социального миросозерцания, для которого личность от общества должна получить максимум свободы. Но философская проблема личности совсем не есть проблема той или иной организации общества, при которой личность получает больше свободы и независимости. Независимость личности от общества не может зависеть от общества, ибо независимость эта и значит, что личность зависит от чего-то другого, чем общество. Адам Мюллер, философ государства и общества романтической эпохи, который стоял на точке зрения неблагоприятного для личности универсализма, говорит: «Wo die Freiheit erst proklamiert werden muss, da ist sie überhaupt noch nicht möglich»*). Это значит, что свобода не может зависеть от того, что она провозглашается обществом и в
———
*) См. Adam Müller, «Schriften zur Staatsphilosophie», стр. 165.
Стр. 381
обществе, она коренится в ином плане. А. Мюллер мог делать отсюда ложные политические выводы, но самый принцип правильный. План, в котором общественники всех направлений определяют антиномию между личностью и обществом, есть план ограниченный и не последний. Проблема личности, ее достоинства и независимости, ее свободы и права во всей глубине может быть поставлена лишь в том случае, если личность принадлежит не только социальному, но и духовному миру. Личность есть точка пересечения не только социальных кругов, но и двух миров. С этой точки зрения все меняется, и то положение, что общество больше личности, что личность есть лишь малая часть общества, оказывается лишь одним аспектом истины. Есть другой аспект истины и несоизмеримо более глубокий. С точки зрения философии духа, общество есть часть личности, и личность больше общества. Обществу принадлежит личность лишь частью своего существа, общество есть лишь один из кругов в бытии личности и не самый глубокий, остальным своим составом личность принадлежит бесконечному духовному миру. Бесконечность раскрывается для личности в том внутреннем духовном мире, который не принадлежит социальному составу личности, к социальному кругу, всегда конечному. Личность подлинно освобождается лишь духовно, если она пришла из духовного мира в мир социальный. Это значит, что социально может быть освобождено лишь существо свободное по своему духу. Раб в качестве раба никогда не может быть освобожден. Если раб получает свободу и достоин ее получить, то потому, что в нем получает свободу свободный дух. Всякий человек должен быть освобожден потому, что он свободный дух. Эта истина выражается в парадоксе: только свобода может и должна быть освобождена, рабство освобождено быть не может. А это значит, что человеческая личность, которая в социальном плане была рабом, была также свободным духом, принадлежала к духовному плану, не зависящему от общества, и потому только она может и должна быть освобождена в социальном плане. Личность никогда не может получить свободу от общества, общество может только признать свободу личности, не из общества полученную.
Стр. 382
Обществом не может определяться и от общества не может зависеть глубина личной совести. Социальная обыденность давит на совесть и искажает ее, но никогда не порождает ее и не определяет. Глубина совести заложена в духовной действительности, а не в социальной действительности, и потому только возможна оценка социальной действительности и суд над ней. И потому достижение духовной свободы от власти социальной обыденности есть всегда стоящая перед личностью нравственная задача*). Через всю историю человеческой жизни проходит двойственность в понимании отношений личности и общества — личность есть часть общества и общество часть личности — и происходит постоянная борьба за одно или другое понимание. Мы это видим также в понимании отношения церкви к личности и обществу. То, что в русской православной мысли называется «соборностью» совсем не есть господство общества (в данном случае религиозного) над личностью, а есть, прежде всего, духовное качество в самой личности, в силу которого она принадлежит к духовной общности. Свобода совести есть необходимое условие соборности. Совесть глубоко лична и свободна, но в этой своей глубине она находится в духовной общности и подвергается действию благодати Христовой. Двойственность духовной и социальной точки зрения на отношения личности и общества в проблеме церкви выражается так: церковь есть часть общества, церковь есть более узкий круг, общество же более широкий круг, церковь существует в кругу общества наряду с другими реальностями, государством, хозяйством, разными сферами культуры, и общество есть часть Церкви, Церковь есть более широкий круг, чем общество, Церковь, как мистическое тело Христово, есть охристовленный космос. Во втором смысле весь мир есть часть Церкви. Личность, принадлежащая к Церкви, как к духовному организму, принадлежит к кругу более широкому, чем общество, и объемлет собой общество. Мы иногда говорим, что Церковь есть духовное общество, но в этом случае «общество» употребляется в ином смысле, т.е. принадлежит, по принятой мною классификации, духовному, а не
———
*) См. мою книгу «О назначении человека. Опыт парадоксальной этики». Изд. «Современные Записки».
Стр. 383
социальному миру, не миру социальной обыденности. Вместе с тем Церковь существует в социальной обыденности, подвергается ее влиянию и может ею искажаться до неузнаваемости. Общество, социальность не побеждает одиночества личности, которое есть вековечная мука человека, личность может оставаться одинокой в обществе, в которое она внедрена, которым со всех сторон окружена, от которого никуда не может уединиться. Одиночество в обществе есть самое горькое одиночество. Это приводит нас к различению между обществом (Gesellschaft) и общностью (Gemeinschaft), хотя в ином смысле, чем это делает Теннгес. Одиночество личность преодолевает лишь в общности, а не в обществе. Общность есть уже духовное, а не только социальное единение и взаимоприобщенность личностей. Коммунизм по имени своему хотел бы достигнуть общности, взаимоприобщенности, коммуниона, но вместо достижения этой цели, предполагающей дух и духовную жизнь, он насильственно, материалистически, внешне организует общество, в котором никакой общности не достигается, и человек человеку еще больше делается волком. Подлинная общность — преодоление разрыва и раздвоения между двумя планами — духовным и социальным, в ней духовность делается социальной и социальность делается духовной. А это значит, что в общности преодолевается одиночество не через подчинение личности обществу, как части целому, а через победу духовного мира над миром природно-социальным, т.е. через достижение духовной социальности, которая излучается личностью, а не подавляет личность.
Первобытные коммунистические общества не знают личности. Личность дремлет, находится в потенциальном состоянии. Пробуждение личности и духа разрушает первобытный коммунизм*). Античный мир утвердил абсолютный примат уже оформленного и цивилизованного общества, государства-города над личностью, его мы-
———
*) Особенно гениальны в этом отношении идеи Бахофена.
Стр. 384
шление было универсалистично, он не понимал личности и свободы. «Республика» Платона свидетельствует об этой неспособности понять ценность личности и свободы. Греция художественно раскрывала образ человека, но этот образ раскрывался в универсализме античного общества-города и космоса. Религия была государственной. От государства некуда было уйти. Это было соединение универсализма в мышлении, не желающего знать личности и личной свободы, с национальным партикуляризмом. Христианство связано было с ростом и универсализма и индивидуализма в эллинистическую эпоху. Универсализм и индивидуализм этой эпохи одинаково способствовали освобождению личного начала от неограниченной власти государства. Гражданин мира был более свободен от власти государства, чем гражданин античного города. Христианство принесло с собой радикальное изменение в понимании соотношений между личностью и обществом, оно совершило величайшую в истории мира духовную революцию, и последствия этой революции не окончательно приняты человеческими обществами и до наших дней, хотя бы общества эти почитали себя христианскими. В христианских обществах продолжают действовать языческие начала и обнаруживаются бурные реакции и языческого национального партикуляризма и языческого государственного и космического универсализма, одинаково подавляющих личность. Христианство открывает иное измерение бытия. Христианство учит о бесконечной ценности отдельной человеческой души, которая стоит дороже всех царств мира. Личность совсем не есть уже дробная часть мира и общества. Личность наследует вечность, которую не наследует никакое государство. Она не принадлежит уже целиком обществу и государству, она, прежде всего, принадлежит духовному миру и церкви, т.е. иному измерению бытия, в котором величина и значительность определяется не количеством, не сложением. Евангелие устанавливает абсолютное различение между Царством Божьим и царством кесаря. Это различение было совершенно непонятно для мира античного. И оно с трудом усваивается и христианским миром, в котором на церковь была наложена печать царства кесаря. К античному отождествлению Царства Божьего и царства кесаря возвращается лаическая демократия в форме непосле-
Стр. 385
довательной и мягкой и коммунизм в форме зловещей. Установив абсолютное различение царства кесаря и Царства Божьего, христианство в принципе духовно ограничило власть всякого общества над личностью, ибо личность принадлежит не только царству кесаря (общественному плану), но и Царству Божьему (духовному плану). Религиозная совесть не зависит от общества и государства, она имеет иной источник. Личность лишь частично принадлежит обществу и воздает кесарево кесарю. Свобода человеческой совести, свобода человеческого духа была утверждена кровью мучеников, которые отказались воздать божеские почести кесарю. Но христиане в своей истории часто изменяли этой завоеванной свободе человеческого духа, они постоянно воздавали Божье кесарю и кесарево Богу. Они начали это делать со времени Константина Великого. Ничто не дается людям с таким трудом, как разграничение кесарева и Божьего. Между тем как от этого разграничения зависит духовная независимость и свобода личности перед лицом общества и государства. Государство имеет тенденцию принимать обличье церкви и это в самых противоположных формах, — в теократии и абсолютной монархии, в демократии, притязающей на абсолютность, в коммунизме. Церковь имеет тенденцию принимать обличие государства и действовать его методами. Этим наполнена христианская история и с этим связаны все насилия, которыми запятнала себя историческая церковь. Проблема остается трагической и, по-видимому, не может быть окончательно разрешена, ибо трагедия не знает благополучного исхода. Бесконечная жизнь и бесконечные права духа несоизмеримы с обществом и его требованиями. Дух и реализует себя в обществе и задушается в нем. Дух не может не бороться с диктатурой общества, какую бы форму эта диктатура ни принимала. Дух не может не восставать через личность против всякого абсолютного государства, будь это абсолютизм монархический, демократический или коммунистический. Отождествление духа с государством, которое мы находим у Гегеля, есть величайшая ложь и языческое идолопоклонство. Дух в своем раскрытии пользуется государством, как своим орудием, но никогда не воплощается в государстве, не воплощается и в обществе, как природно-исторической действительности.
Стр. 386
Лишь через личность раскрывается бесконечная духовная жизнь и лишь в ином, не природно-историческом, не общественном плане личность приобщается к духовному обществу, к духовной общности. Фашизм во всех своих формах есть языческая реакция внутри христианского общества.
Долгое время, от греческих философов до начала XIX века, для социально-философского мышления общество было закрыто государством. Лишь потрясения французской революции приоткрыли для мышления природу общества и общественного процесса и сделали возможным создание науки об обществе, социологии. Один из первых настаивает на различении общества и государства Лоренц Штейн, книга которого о социальном движении во Франции и до сих пор представляет значительный интерес. Он независимо от Маркса видит в обществе классовую борьбу. Он хочет видеть в государстве защитника рабочего класса, который в обществе индустриальном эксплуатируется и угнетается. Для Л. Штейна в средние века угнетение исходило от общества, а не от государства, которое было слабо. Но проблема отношения общества и государства очень запутана, и она имеет центральное значение для судьбы личности. Понятие общества употребляется в двух разных смыслах, в смысле интегральном и тогда объемлющем всю социальную действительность и, значит, включающем в себя и государство, и в смысле дифференциальном, как корпорации, класса, самоуправляющейся социальной единицы, и тогда общество мыслится отличным от государства и становится вопрос об их соотношении. Сейчас мы имеем в виду второй смысл понятия общества. Существует тенденция к преодолению дуализма общества и государства и она может выразиться или в стремлении к поглощению общества государством или наоборот — поглощению государства обществом. Абсолютная монархия хотела отрицать самостоятельность общества и подчиняла его целиком государству. Но то же возможно и на почве известных форм демократии. Если в основу демократии кладется не идея неотъемлемых прав личности, а идея народного суверенитета, как принципа абсолютного и верховного, то получается форма государственного абсолютизма, от которого нет спасения, от которого никуда не-
Стр. 387
льзя укрыться. Некоторые французские политические мыслители не без основания говорят, что можно было бороться еще против короля, ибо он был реальностью наряду с другими реальностями, но нельзя бороться с государством, которое отождествлено с суверенным народом. Это есть опасность всякой монистической системы, отождествляющей общество и государство. Если общество превратилось в абсолют и отождествилось с государством, то для личности никакого спасения нет. Это в предельной форме мы видим в коммунизме. Коммунистическое общество есть абсолют, оно требует подчинения себе всего человека, всей его души до самой глубины. Коммунистическое государство тиранично именно потому, что оно отождествлено с обществом, само же общество не есть взаимодействие различных общественных групп, а есть сам пролетариат, спаситель и освободитель человечества, есть само единое человечество. Общество, отождествившее себя с государством, может оказаться опаснее для личности, чем государство. В сущности, и общество и государство очень неохотно признают неотъемлемость субъективных прав личности. Личность может добиваться в обществе субъективных прав. Но источник этих прав совсем не в обществе. Философия права называет это право правом естественным, интуитивным или нормативным, и она принуждена видеть источник этих прав в идеальном мире ценностей и норм или в мире духовном. Декларация прав человека и гражданина, в сущности, никогда не утверждала прав человека и гражданина в полноте и глубине. Человек был заслонен гражданином, который принадлежит лишь политическому обществу. Человек же, прежде всего, принадлежит обществу духовному. Весь смысл социалистического движения в том, что оно показало, насколько формальные права гражданина в политических демократиях не гарантируют реальных прав личности, прав на жизнь, на труд, элементарных экономических прав личности. Духовно права человека не могут быть отделены от его обязанностей.
Вся наша проблема в том, что, в сущности, никакие формы общества и никакие формы государства не уловляют внутренней жизни личности, ее бесконечной духовной природы, несоизмеримы с ее свободой. Всякое об-
Стр. 388
щество и всякое государство грубо в отношении к личности и ее неповторимой судьбе. Ибо не только государство есть «холодное чудовище», как говорит Ницше, но и общество. Токвиль, который не был противником демократии, ужаснулся процессу обезличения в демократиях Америки, и он считал неразрешимой антиномию свободы и равенства. Антиномия свободы и равенства и свидетельствует о совершенной несоизмеримости судьбы личности и судьбы общества, о принадлежности их к разным планам бытия. Существует трагическая диалектика свободы и равенства. В свободе хочет выразить себя личность, но в круге общественном этой своей свободой нарушает свободу других личностей. И когда равенство, которое общественно по преимуществу, начинает защищать личность от свободы других личностей, оно легко истребляет свободу других личностей. Это есть лишь одно из выражений антиномии личности и общества, перенесенной в план общественный. Проблема личности и ее свободы в глубине своей связана с абсолютной границей власти общества над личностью, а не с формой организации самого общества. Два антагонистических процесса происходят в истории: процесс социализации человека и процесс индивидуализации человека. Человек все больше и больше ввергается в общество и подчиняется жизни общества, и вместе с тем человек индивидуализируется, обостряется самое сознание индивидуальности и ее своеобразной, единственной судьбы. Мы это видим в XIX веке, когда сама проблема индивидуального и индивидуальности была поставлена в формах, которых раньше не существовало. И вместе с тем шел процесс обезличивания, обобществления личности. Организация общества и государства есть, прежде всего, организация жизни масс, массового, среднего человека. Но между личностью и массой существует вечный конфликт. Никакая организация общества и государства не может дать личности ее независимость, свободу и своеобразие, она постоянно несет с собой новые формы порабощения.
Ошибочно пригвождать борьбу за принцип личности и за ее духовную свободу к каким-либо определенным политическим и социальным формам. Это, конечно, отнюдь не значит, что нужно быть равнодушным к политическим и социальным формам и не стремить-
Стр. 389
ся к их улучшению. Наоборот, необходимо стремиться. Но личность не может получить свое высшее достоинство, свою независимость и свободу из рук общества и общественной организации. Общество и общественная организация могут признать свободу и достоинство личности, но они не могут создать этой свободы и достоинства, не могут быть их источником. Это очень существенное различие, основное для нашей темы. Это формулируется парадоксально: только свободная личность может получить свободу, только существо, обладающее высшим достоинством, может требовать уважения к своему достоинству от общества. Поэтому никакое материалистическое учение о личности не может требовать свободы личности и уважения к ее достоинству. Свободу и достоинство личности может уважать общество потому, что это свобода и это достоинство существуют и вкоренены в другом порядке бытия. Я говорил уже, что освобождения рабов можно требовать потому, что они свободные, а не рабы. Рабов же по своей сущности и по источникам своего бытия освободить нельзя было бы и даже не должно было бы. Учение об естественном праве, отличаемом от права позитивного, по-своему формулирует эту истину, хотя в философски несовершенной форме. Общество принуждено признать свободу и достоинство личности, оно меняет сообразно с этим свои формы, но оно всегда имеет тенденцию взять реванш и создать новые формы тирании. В истории бывали монархические и аристократические тирании общества над личностью. Абсолютные монархии существовали, ведь, для масс и были санкционированы религиозными верованиями масс. Но вековая тирания масс над личностью, количества над качеством, большого числа над малым числом может принять формы демократические и социалистические, формы социальной нивелировки и обобществления человека. Самая последовательная тирания общества над личностью есть тирания коммунистическая. Только коммунизм последовательно говорит: если личность есть продукт общества и от общества все получает, то она окончательно принадлежит обществу и общество должно потребовать себе свою собственность. Общество говорит личности: ты моя и отдай мне свою душу, у тебя нет ничего от тебя самой. Коммунизм есть отождествление общества, государства и церк-
Стр. 390
ви. Тогда общество овладевает личностью безраздельно. Глубина души делается проницаемой для общества. Русский коммунизм пытается осуществить это на практике. Но теоретически мы это находим во всех коммунистических утопиях от Платона до Кабэ. Все монистические общественные системы, подчиняющие личность одному принципу, имеют тиранические для личности последствия. Тираничны все формы абсолютизации общества и государства. Личность может быть более свободна лишь в системе плюралистической, в которой несколько принципов ограничивают друг друга и мешают абсолютизации. Государство не должно быть абсолютным, оно должно быть ограничено обществом и церковью. Общество не должно быть обязанным, оно должно быть ограничено государством и церковью. Наконец, и церковь в истории, церковь эмпирическая не должна быть абсолютной, как в замысле теократии, она ограничена обществом и государством. Абсолютна лишь Церковь в мистическом, духовном смысле слова, никогда не эмпирическая, историческая церковь. В жизни политической, в жизни хозяйственной наиболее благоприятно совмещение принципа личного, общественного и государственного. Свобода личности осуществляется не столько формальной организацией общества, которая всегда имеет тенденцию посягать на эту свободу, сколько духовной и нравственной культурой народа, воспитанием народа в уважении к достоинству человека и установкой границ власти общества над личностью. Свобода личности во Франции определяется, прежде всего, этой культурой народа, уважением к человеческому достоинству. Сами же принципы демократии в якобинской своей форме могут истребить всякую свободу. О возможном столкновении в демократии субъективных прав личности и суверенного народа было уже сказано. Суверенитет народа, как монистический принцип, для свободы личности неблагоприятен. Но система плюрализма должна быть соединена с духовным единством.
IV
Дух не только свободен, но он есть свобода. Очень легко утверждать свободу в духовной жизни, вне ее воплощения в плане материальном. Свобода духа есть не-
Стр. 391
сомненная и верховная ценность. Но когда вы переходите в пространственно материальный мир, происходит умаление свободы. Создаются ступени и градации свободы. Максимум свободы существует в духовной жизни, и с ней связаны духовные права личности. Никакими силами нельзя лишить личность ее духовной свободы, она остается свободной в тюрьме и под плахой. Но можно лишить личность возможности реализовать себя в пространственном мире и воплотить свой дух, можно вытолкать ее из материального мира и принудить ее к развоплощению. С этим связана вся сложная диалектика свободы в жизни общественной. И вот нужно установить, что, если в жизни духовной существует максимум свободы, то в жизни экономической эта свобода должна быть минимальной, так как в этой сфере дух ущемлен материей. И утверждение формального принципа свободы личности, свободы беспредметной и не желающей знать, во имя чего она существует, не только не гарантирует реальной свободы, но легко приводит к порабощению личности и лишению ее элементарных жизненных благ. Такое извращение свободы, понимаемой исключительно формально, мы видим в экономическом либерализме. Социалистическая критика разных направлений достаточно его изобличила. Экономический либерализм, т.е. утверждение неограниченной формальной свободы в хозяйственной жизни, создает привилегированный класс, который чувствует себя совершенно свободным воплощать и реализовать себя в пространственном, материальном мире, но обездоливает класс трудящихся, лишенных орудий производства и возможности воплощать и реализовать свой дух во внешнем мире, отрицает за ними право на жизнь и оставляет за ним лишь развоплощенную свободу духа. Именно эта экономическая свобода и порождает капитализм со всеми его противоречиями, злом и неправдой. Такое понимание экономической свободы никогда не ведет к торжеству принципа личности. Личность для реализации своей духовной энергии нуждается в материальных, экономических орудиях. Но экономический либерализм лишает большую часть человечества этих орудий, предоставляя их лишь небольшой части экономически привилегированных. Поэтому умаление и ограничение свободы в экономической жизни есть условие реаль-
Стр. 392
ной, а не формальной свободы. Не должна быть допущена такая свобода в экономической жизни, которая лишает других людей возможности достойного человеческого существования, и даже права на существование, т.е. хлеба насущного. Ограничение свободы личности в хозяйственной жизни необходимо во имя самого принципа реальной свободы личности. Экономическая зависимость, в которую попадает большая часть человечества в буржуазно капиталистическом обществе, лишает личность свободы и порабощает дух. Формальные политические права тут нисколько не помогут. Принцип свободы труда, превращенного в товар, есть издевательство над свободой. Под страхом голодной смерти нелегко отстаивать свободу. Личность живет и реализует себя в обществе. И это предполагает такую организацию общества, которая дает каждой личности возможности реализовать себя, т.е. не выталкивает ее в сферу совершенной развоплощенности. Речь идет тут не о требованиях, предъявляемых обществом к личности, а о требованиях, предъявляемых личностью к обществу. Личность должна перестать быть изолированной перед лицом общества и государства, люди, представляющие все формы труда и творчества, должны соединяться в корпорации, в профессиональные рабочие союзы, в синдикаты для борьбы за достойное существование личности. Формальная свобода сама по себе не есть творческий принцип, она может стать препятствием на путях социального реформирования общества. Это можно видеть в современной Франции, где формальная свобода велика, но социальное реформирование общества очень затруднено. Франция есть одна из самых консервативных стран Европы. Творческой является свобода предметная, свобода для чего-то, во имя чего-то, т.е. реальная свобода. И эта реальная творческая свобода не столько гарантируется обществом, сколько перерождает самое общество.
Абсолютная граница власти общества над личностью определяется тем, что конечное назначение человека не социальное, а духовное и связано с духовными ценностями, что человек принадлежит не только времени, но и вечности. Но это и значит, что граница эта не определяется со стороны плана общественного, она определима со стороны принадлежности личности к плану ду-
Стр. 393
ховному. Все социальные цели оказываются средствами для духовных целей. Ничто внешне социальное не оказывается самоценным, оно всегда относительное. В плане социальном нельзя найти ничего абсолютного и вечного. Напр., марксизм ничего не в силах сказать о целях человеческой жизни. Абсолютна и вечна лишь духовная основа общества. Но человек есть существо непреодолимо склонное к идолатрии и к социальной идолатрии в частности. В идола превращается монархия, национальность, демократия, социализм, отвлеченная идея общества. Средства жизни превращаются в цели и заслоняют подлинные цели жизни. Всякий раз, когда личность сознает себя принадлежащей исключительно к плану общественному и в обществе лишь видит источник своего духа, она впадает в ту или иную форму идолатрии. Личность призвана к социальной жизни и к социальному творчеству. Социальное творчество есть один из путей в Царство Божье, ибо Царство Божье есть общение и общность не только людей, но и человека со всем тварным миром, общение и общность в Боге. Но всегда происходила и всегда будет происходить духовная борьба за личность. Антиномия личности и общества никогда не может быть окончательно преодолена в пределах нашего природно-исторического мира. Трагический конфликт личности и общества преодолим лишь частично и относительно. Полное преодоление есть наступление Царства Божьего. В земные утопии мы уже не можем верить. Но аксиологически мы можем определить путь, по которому мы должны двигаться. Я бы определил его, как христиански обоснованный персоналистический социализм. Словосочетание это образовано от слова личность и слово общество. Все формы вне религиозного и антирелигиозного социализма неотвратимо ведут к тирании общества над личностью, в форме более прикрытой или более открытой. Индивидуализм с другой стороны ведет к утеснению и разложению личности. Только христианство в принципе преодолевает противоположность между личностью и обществом, ибо знает третий, высший принцип. Только на почве христианства возможно преодоление конфликта аристократического и демократического начала в социальной и культурной жизни, конфликта между изолированной культурной аристократией, культурной элитой, ли-
Стр. 394
шенной социального базиса, и демократическими массами, которые грозят варваризацией и вульгаризацией культуры. Христианство абсолютно благородного происхождения, и оно раскрывает аристократизм всех детей Божьих, оно аристократично и демократично. Поэтому оно может преодолеть трагическое столкновение лично-аристократического и общественно-демократического начала. Христианский персоналистический социализм утверждает ценность личности, ее высшее достоинство, как духовного существа, и ценность духовной общности личностей, т.е. истинного коммуниона. И потому он ставит решение социального вопроса под знаком борьбы за права всякой личности, взятой в полноте ее жизненных возможностей, — значит, и возможностей экономических, a не под знаком господства общества над личностью. Персоналистическому социализму чужда идея абстрактного равенства; он сочетает социальную демократию с аристократическим началом личности. И он уважает предел всякого социального мышления и всякого социального плана — тайну вечной судьбы личности, несоизмеримость ее с каким бы то ни было строем общества.
Николай Бердяев
II.
Личность предполагает существование сверхличного, трансцендирование за пределы личности к сверхличным ценностям, наполнение ее универсальным содержанием. Личность не может оставаться замкнутой в себе, она должна выходить к другому, к другим людям, к обществу, к космосу, к Богу. Личность нуждается в общении с другими живыми существами и в служении тому, что она переживает, как высшее, как ценность, как святыню. Тогда только жизнь ее наполняется качественным содержанием, Личность не есть часть общества или часть космоса, но в ней ест социальная и космическая сторона. Человек есть не только социальное существо, но он есть также и социальное существо и он призван реализовать свою личность и в обществе, в общении с другими людьми. Реализация личности предполагает выход за ее пределы, но с сохранением ее неповторяемого своеобразия. Эгоцентризм, который и есть главный результат первородного греха, разрушает личность. Солипсизм, который признает реальность только собственного я, есть отрицание личности. Философский солипсизм есть редкое направление мысли и не может быть последовательно проведен, но практический солипсизм очень распространен. Человек очень легко делает себя центром мироздания, все относит к себе, смотрит на мир из глубокой ямы, в которую заключил себя, и потому теряет перспективу мира, он не видит и не различает реальностей, делается неспособным трансцендировать к другим реальностям. Этот практический солипсизм или эгоцентризм не видит солнца, освещающего мир. Реализация личности в человеке предполагает способность к различению. Но эгоцентризм более всего мешает
*) См. «Совр. Зап.» кн. 63.
319
различению реальностей, различению других личностей, Все люди немного эгоцектрики и им приходится бороться с этой своей падшестью. Но для крайнего эгоцентрика все смешивается в поглощенности собой и в этой смешанности теряется личность, ибо личность есть различение себя, отличение себя от других реальностей. Предел эгоцентризма есть обратное карикатурное подобие вхождения человека в единство божественной жизни (теозис). Крайний эгоцентрик может любую идею и ценность превратить в средство самоутверждения, Любая эмоция может размыкать человека и может замыкать его в себе. Даже смирение может оказаться худшей формой гордости и помешательства на себе. Любовь к какой-нибудь национальной или социальной идее может быть формой эгоцентризма. Прилагательное «личный», «личное» может быть употребляемо в отрицательном и порицательном смысле эгоцентричности. Говоря «он очень личный человек», обозначают этим не выраженность в нем личности, а помешательство на себе и неспособность выйти из себя. Открытие личности в «я» есть также непременно открытие личности в «ты», различение «ты», способность выйти к «ты», к чему не способен эгоцентрик. Трансцендирование личности, выход к другому совершается двояко — через отношение к другим личностям же и через отношение к сверхличным ценностям и святыням. Качественное содержание личности возрастает через ее творческое общение с «ты», с другой личностью и с соединением личностей, с личностью человека и личностью Бога, и через ее творческое отношение к сверхличным ценностям и святыням, принимающее часто форму отношения к «идеям». Личность бедна и бессодержательна, если она не служит стоящим выше ее ценностям и идеям, И личность может быть подавлена и превращена в средство ценностями и идеями. В этом вся трудность судьбы личности. Отдав себя на служение высшей идее личность может достигнуть высоты и величия. Но на этом пути личность может быть и совершенно порабощена, не качественно наполнена, а опустошена. Человек может быть одержим идеей, потерять равновесие, сознание его может быть страшно сужено. Для осуществления поставленной себе цели люди легко превращают эту относительную по своему значению цель й абсолютную святыню, этим они увеличивают свою энергию в борьбе. Особенно часто это происходит с ценностями политическими. Это может быть так выражено: человеческая личность стоит перед ценностями, которые она долж-
320
на творчески осуществлять, и перед идеями, превратившимися в идолы. Личность в ее стремлении к сверхличному содержанию подстерегает опасность идолотворения, В идолы могут быть превращены и подлинные ценности. Любая идея может быть превращена в идол и тогда она съедает личность, действует на нее разрушительно и делает людей жестокими. Люди идеи иногда бывают жестокими к ближнему. Всякая абсолютизация относительного превращается в идолотворение. Относительная и подчиненная ценность, если ей придать абсолютный характер, делается пожирающим идолом. Когда частному и подчиненному предают характер всеобщий и верховный, то происходит идолотворение. Вся область политической жизни относится к средствам, а не целям жизни, которые духовны, и она легче всего порождает идолотворение. Процесс идолотворения играет колоссальную роль в человеческой жизни. В современном мире он принял характер настоящей демонолатрии. Но идолопоклонство в нашем мире приняло совсем новые формы, отличные от тех, которые оно имело в мире библейском,
Личности нет, если нет сверхличных ценностей, и личности нет, если она превращена лишь в средство для сверхличных ценностей. Личности нет, если она не служит никакой идее, и личности нет, если идея превратила личность лишь в свое средство. В этом вся моральная трудность проблемы. Нас может одинаково возмущать, если живая конкретная личность приносится в жертву идее и если высшая идея приносится в жертву интересам личности, Возмущает беспощадное отношение к человеку во имя идеи. Очевидно все дела в том, как понимается идея и какое отношение к ней устанавливается. Личность сама есть идея и высшая ценность и ее никак нельзя отождествлять с тем, что называется личными интересами, хотя бы и более высокими интересами. Идея же тогда лишь может быть признана высокой ценностью, если она не есть отвлеченная идея и не подавляет и не уничтожает личности. Самая трудная проблема этики связана с парадоксальным соотношением личного и сверхличного в человеческой жизни. Решение ее предполагает свободу человека, она не может быть решена автоматическим применением отвлеченного закона или нормы. Трагизм человеческой жизни лежит не столько в столкновении добра и зла, сколько в столкновении ценностей, между которыми человек должен делать свободный выбор. Все идеи и сверхличные ценности, которые превращают человеческую личность в средство, делают
321
ее подчиненной частью какого-либо отвлеченного целого и разрушают целостность личности, всегда означают образование идеалов, превращение относительного и абсолютное. В этом случае не конкретно-универсальное наполняет жизнь личности качественным содержанием, а отвлеченно-общее подавляет личность. Все относительные ценности могут быть превращены в идолы, все частичное может заявить претензию на значение всеобщее. Это играет огромную роль в современной жизни. Таковытоталитарные притязания современных государств и идеологий. Государство, нация, общество, класс, раса, наука, мораль, искусство, традиция — все может сделаться идолом и верховенствующей ценностью, подавляющей все остальное. Современное идолотворение связано не с богами природы, а с богами истории и цивилизации, Этатизм, национализм, коммунизм, расизм, сиентизм, морализм, эстетизм — все эго формы идолотворения, формы абсолютизации относительного, подмены Бога богами. Склонность человека творить себе идолы и терять в этом идолотворении свободу духа так велики, что и к Богу, и к церкви может быть идолопоклонническое отношение. Живой Бог может стать идолом для людей и Ему поклоняются не в духе и истине. Бог делается отвлеченной идеей, пожирающей живых людей. К церкви может быть идолопоклонническое отношение и тогда церковь перестает быть жизнью в Духе. Клерикализм есть одна из форм идолопоклонства. Только идолопоклонническая форма религии мыслит себе Бога, как цель, а человеческую личность, как простое средство, т. е. мыслит себе духовные отношения по образцу отношений существующих в природе, государстве и социальной жизни, Но в действительности только Бог и есть та верховная ценность, которая никогда не превращает человеческую личность в свое средство. Государство, общество, нация, наука, техника, мораль —все может превратить человеческую личность в свое средство. Но именно Бог этого никогда не делает. В этом тайна христианства, как религии Богочеловечества. Это есть тайна любви и свободы, как высшей духовной жизни, не похожей на жизнь этого мира. Все идолы требуют человеческих жертвоприношений, они жаждут крови, умилостивляющей их. Идолопоклоннические формы богосознания отражают состояние людей и на них отпечатлеваются древние человеческие инстинкты, кровожадные и мстительные. Современные идолы требуют кровавых человеческих жертвоприношений, их требуют современные тоталитарные государства. Это есть воз-
322
врат к язычеству, к до-христианскому античному сознанию. И самое ужасное то, чтоидолопоклонство проникло и в самое христианство, христиане склонились перед идолами, воздавали божеские почести кесарю, отказались от свободы духа, которая была завоевана христианскими мучениками. Идолопоклонническое отношение к Богу тоже требует человеческих жертвоприношений. Но их не требует живой сущий Бог.Христианство есть религия божественной жертвы, к которойхристиане приобщаются в любви. Христианство не знает отвлеченного добра и вообще какой-либо отвлеченной идеи, которойприносятся человеческие жертвы, оно знает лишь Бога и ближнего, конкретные существа. Это значит, что христианство персоналистично. Христианская философия должна делать различие между конкретно-универсальным и отвлеченно-общим.
Образование идолов имеет свои неотвратимые моральные последствия, Происходит отчуждение совести от личности и перенесение ее на гипостазированные коллективы, на государства, народ, класс, расу, на церковь, понятую не как мистическое тело Христово, а как социальный институт, извне детерминирующий человека. Этот процесс эксториоризации совести имеет наиболее яркие примеры в коммунизме и национал-социализме. Отчуждение совести от личности и значит лишение личности свободы духа, есть возврат к античной религии рода, города, государства, т. е. к тому партикуляристическому сознанию, которое породило гонение на перво-христиан со стороны мира языческого. Христианский универсализм, не допускающий гипостазирования коллективов, имеющих лишь частичное и подчиненное значение, есть обратная сторона христианского персонализма, охраняющего глубину совести и свободу духа. Это означает верность евангельскому различению между царством Божьим и царством кесаря, Царство кесаря, к которому принадлежат все коллективы, претендующие на тоталитарное значение, отождествляет себя с царством Божьим и требует, чтобы ему воздавали Божье. Это было уже у Ж. Ж. Руссо, который хотел создать гражданскую религию и предлагал изгнать христиан из совершенной республики. Противополагается этому различение между сферой духа и духовной жизни и сферой общества, сферой жизни политической. Этот относительный дуализм преодолен может быть только воздействием духа на общество, а не воздействием общества на дух. Менее всего это означает, что верховенство личной совести есть замкнутость личности в себе, наоборот, личная совесть предполагает универсальное рас-
323
ширение личности. Принадлежность личности к церкви, к духовному обществу должна означать не отсутствие личной совести, а ее пропитывание конкретно-универсальным содержанием, что и есть смысл живой, не омертвевшей традиции. Возрастание духовности всегда означает преодоление замкнутости личности, трансцендирование всверхличную жизнь. Но эта сверхличная жизнь не может означать гипостазирования какого-либо коллектива, принадлежащего к царству кесаря, и не делает личность подчиненной частью какого-либо вне ее находившегося целого. Бог и божественное ближе к глубине человеческой личности, чем она сама. Поэтому она совсем не экстериоризируется, а еще более интериоризируется в своем расширении. В этом тайна духовной жизни, отличной от жизни мира. Все принадлежащее к царству кесаря может быть лишь частичным, не может претендовать на всеобщее значение, на подчинение себе духовного начала в человеке. Поэтому личность в своей духовной борьбе неизбежно противостоит тоталитарным притязаниям окружающего мира. Тоталитарно лишь царство Божье, царство же кесаря, как и все в этом мире, лишь частично по своему значению и не вмешает полноты. Только человеческая личность может наполняться универсальным содержанием, как стоящей перед ней бесконечной задачей, это универсальное содержание непосильно для государства, для общества, для природных реальностей, которые не несут в себе образа Божьего. В этом смысле церковь не может быть мыслима, как коллективная личность, не может быть гипостазирована, Церковь есть духовная реальность, связанная с выходом человеческой личности к другим человеческим личностям и к Богу, с духовной общностью, но не есть личность. Экзистенциальным центром совести остается личность, стоящая перед Богом и ближним. Максимальные достижения ценностей возможны лишь в личности, а не в реальностях окружающего мира, качества которых зависят от качества личностей. Метафизически нужно сказать, что человечество и космос находятся в личности, а не личность в человечестве и космосе. С этим связана тайна личности, которая не может быть выражена в детерминирующем и генерализирующем мышлении о природных реальностях. В этом, вся трудность построения философии личности или персоналистической философии.
В каждом человеке есть много безличного, безличного в мышлении, в эмоциях. Личность же во мне есть мое целостное мышление, мое целостное чувствование, моя единая во-
324
ля. Личность есть я целостный, единый во множественности, неизменный в изменении. Личность есть ответственность, она берет на себя ответственность не только за себя, но и за других, за мир. Личность во мне сопротивляется идущим извне попыткам превратить меня в простую функцию какого-либо нечеловеческого целого. Личность несогласна быть простым органом какого-либо организма, винтиком какой-либо машины, слугой какого-либо смысла, не имеющего никакого к ней отношения и с ее судьбой несоизмеримого. Было бы очень грубой ошибкой отождествлять эту точку зрения с индивидуализмом. Индивидуум может бунтовать против общества, против окружающего мира, но он вполне однороден с тем, против чего бунтует. Личность же иного рода, несет в себе иной образ и имеет в себе иную силу. Индивидуализм есть эгоцентрическое замыкание человека в себе и он существенно противоположен всякому универсализму. Персонализм же не только совместим с универсализмом, но даже предполагает универсальное содержание личности. Христианство есть персокализм, но не есть индивидуализм. В своей социальной проекции индивидуализм связан с капиталистическим строем, с господством личного интереса и конкуренции в хозяйстве. Он социально скомпрометирован. Персонализм же должен иметь совершено иную социальную проекцию, он как раз благоприятен социализирующей тенденции в хозяйстве, так как требует права на достойную жизнь и на труд для каждой человеческой личности. Вместе с тем классовое общество находится в противоречии с верховным достоинством личности. В классовом обществе человек оценивается не потому, что он есть, а потому, что у него ест, т, е, оценивается не персоналистически и не в силу своих личных качеств занимает положение в обществе, Достоинство человека определялось или в силу его рождения, т. е. по родовым, а не личным признакам, или в силу его собственности, его богатства, т. е. опять-таки не по личным признакам. Этика персонализма требует вовсе не механического равенства личностей, которое невозможно и нежелательно. Личность есть различие, Равенство в сущности есть отрицательная и пустая идея, она предлагает смотреть не на достоинство и возвышение человека, а на соседа, Но персонализм требует утверждения достоинства каждого человеческого существа и оценки каждого человека по личному достоинству. Личные неравенства людей всегда будут и они даже еще более должны быть выявлены, духовно-аристократиче-
325
ское начало не может быть уничтожено. Но не должно быть классовых неравенств, подавляющих личность. Классовые признаки может иметь только индивидуум, как часть общества, он может быть дворянином, буржуа, крестьянином, пролетарием. Но личность есть духовное существо, она не есть часть общества и не может иметь классовых признаков. Личность есть духовное противодействие всякому классовому положению, всякой классовой психологии, всякой попытке ее социально классифицировать. Индивидуализму соответствует классовое общество, персонализму соответствует бесклассовое общество, в котором будет раскрыта более чистая человечность. Марксисты хотят бесклассового общества, но они вносят в него резко классовые черты. В этом их противоречие, которое объясняется тем, что марксизм не знает принципа личности, как принципа духовного. Личность связана не с классом, а с призванием и с профессией. Персонализм не может не быть социальным, он предполагает общение людей и хочет такого общения людей, при котором признается верховная ценность всякой человеческой личности и человек человеку не волк, как в современном мире, а брат, если не брат в радости жизни, то брат в несчастье и страдании. Это предполагает победу над властью денег в человеческой жизни, которая ввергает людей в царство фикций. Персонализм хочет возвращения к подлинным реальностям. Персонализм должен признать, что существуют ценности, которые могут быть, названы демократическими, и ценности, которые могут быть названы аристократическими. При этом ошибочно было бы сказать, что первые низшего порядка, вторые же высшего порядка. Ценности социально-экономические, связанные с правом на жизнь, на хлеб, на труд, могут быть названы демократическими, но также и ценности религиозные, связанные со спасением. Культурные ценности. связанныес философией, с искусством, с утонченностью души, а также ценности, связанные с мистикой, могут быть названы аристократическими.
Отношение между человеческой личностью и теми общностями, в которых приходится жить на земле, всегда парадоксально и противоречиво. Тут невозможна полная гармония и приспособленность. Никогда трагический конфликт между личностью и обществом не будет вполне преодолен. Преодоление возможно лишь в царстве Божьем. Человек живет в своем народе и несет в себе черты своего народа, он связывает свою судьбу с судьбой своего народа. Это
326
есть индивидуализация, без которой нет многообразия и богатства жизни. Человек не есть абстрактное существо, отвлеченное от всех индивидуальных ступеней бытия, он вкоренен в конкретном. Но человек есть также личность, несущая в себе свою ценность и свою высшую цель; он принадлежит не только природе и обществу с происходящей в них борьбой за преобладание, он принадлежит также духовному миру, в котором все по иному, не так, как в этом мире. Поэтому народ, национальность есть относительная, а не абсолютная ценность, и всякая попытка увидать тут верховную и абсолютную ценность ест идолотворение: Бог не может воплощаться в народе, Он воплотился в человеке. Нет эллина и нет иудея — это истина высшая и исповедание этой истины может привести к конфликту личностей с народом, с нацией, если потребуют отречения от этой истины. Бог и божия правда, Божье царство выше народов с их партикуляристическими интересами. Богу нужно всегда повиноваться более, чем людям. Человек выходит из природного материнского лона и естественна любовь всякого к своей родине. Но как личность, осуществляющая Божью идею, человек имеет также духовную родину и он не может потерпеть отречения от этой родины. На этой почве возможны конфликты, конфликты ценностей разного порядка. В этом сложность человеческой жизни. Отношения между человеческой личностью и государством могут быть еще более трудными и опасными, хотя эмоционально и аксиологически они проще. Государство имеет функциональное значение в человеческой жизни. Государство не есть реальная индивидуальность, какой может быть признан народ, государство не есть существо, призванное к вечной жизни, как человеческая личность и конкретно индивидуализированные общения между человеческими личностями. Государство кончается перед царством Божиим. Оно претендует на всеобъемлющее и всеохватывающее значение, ему свойственна воля к могуществу и кэкспансии, но оно менее всего может быт признано высшей сверхличной ценностью, это ценность подчиненная и всегда требующая ограничения. Она необходима в судьбах человеческих обществ, но наиболее необходимое не есть наиболее ценное. Скорее наоборот. Люди могут обойтись без Бога, т. е. они думают, что могут обойтись без Бога, и они пытаются устроить свою жизнь без Бога. Бог не есть необходимость, Он может казаться роскошью. Но люди не могут обойтись без государства, все самые револю-
ционныя направления кончают организацией государства и даже государства деспотического. Это можно видеть на примере коммунизма, который приходит к тоталитарному государству. Государство, не обладающее никакой высшей ценностью и по существу принужденное остановиться перед царством духа, претендует не только на организацию политической и экономической жизни, но и на организацию душ людей, их духовной и умственной жизни. Это и есть то, что я называю диктатурой миросозерцания, к которой мир сейчас все более и более склоняется. Но это создает великий конфликт личности и государства, духа я государства, христианства и государства, царства Божьего и царства кесаря, Тут мир стоит перед выбором. Человеческая личность лишь частично, а не всецело принадлежит царству кесаря и может ему воздавать лишь кесарево, не Божье. Эта свобода духа навеки добыта кровью христианских мучеников. Человеческая личность не должна склоняться перед идолами. В прошлом христиане нередко склонялись перед кесарем и воздавали ему божеские почести. Ныне они за это расплачиваются. И может быть значительность нашей эпохи в том, что она ставит человека перед обнаженными реальностями и перед неизбежностью выбора. Исчезает та нейтральность, которая все прикрывала, и человеку трудно стало жить в иллюзиях и самообманах. Человек принужден вернуться к самому себе, к своей духовной свободе, полученной от Бога. В этом смысл персонализма,
Бесспорно, культура есть великая ценность. Культура в Иерархии ценностей должна занимать более высокое место, чем политика и политические формы, она более относится к целям жизни. Культура относится к внутренней, духовной жизни людей, она связана с качествами людей и потому ей должен принадлежать примат над внешними формами жизни. Культура народа более говорит о его достижениях, о его призвании, о месте, которое он занимает в мире, чем формы государства или хозяйства. Примат культуры есть примат духовного. Музыка какого-нибудь народа перед лицом Божьим важнее его пушек и авионов. Но и ценности культуры могут быть предметом идолотворения. Культуропоклонство есть также одна из форм идолопоклонства. Культура не есть последнее, она не может претендовать на абсолютное и всеобщее значение. Есть сфера, которая стоит выше культуры и к которой человек должен возвышаться. Человеческая личность не есть средство для реализации культурных ценно-
328
стей. Живые существа, призванные к вечной жизни, стоят выше культурных ценностей. Нельзя себе делать идолы из науки и искусства и ставить их выше живой человеческой личности. Науки и искусства суть качественные достижения человеческой личности, а не вне ее находящиеся предметы, не реальности, поставленные над человеческой личностью. Над культурой, превратившейся в самоцель, культурой ставшей формальной, будет страшный суд. Как ни велика, напр., ценность науки, но обоготворение науки в сиентизме есть величайшая ложь, аналогичная обоготворению государства в этатизие. Наука есть лишь одна из функций человеческого духа, а не высшее начало, определяющее всю жизнь человека. Такая же ложь получается, когда литература подменяет жизнь, когда жизнь отождествляется с литературой и видна лишь из литературы. Это одна из болезней культурного человечества, она всего сильнее чувствуется в утонченной культуре Франции.
В сущности столкновение живой, конкретной человеческой личности с миром ценностей, превратившихся в идолы и подавляющих личность, есть столкновение с историей. Личность поставлена перед историей и ввергнута в нее. История есть судьба человеческой личности и невозможно избежать этой судьбы. Но существует глубокий трагический конфликт личности и истории. Личность активна в истории, осуществляет в ней свое призвание. Но история равнодушна к личности, смотрит на нее как на свой материал и причиняет ей величайшие страдания. Это особенно чувствуется в нашу эпоху, когда история наиболее вторгается в жизнь человека, требует от человека служения своим целям и не оставляет для человека даже свободы, его интимной жизни. Сейчас никуда нельзя укрыться от истории, как можно было в прежние эпохи. История осуществляет свои сверхличные и сверхчеловеческие цели, пользуясь человеком лишь как своим орудием. Она действует путем хитрости разума (выражение Гегеля). Она пользуется склонностью человека творить мифы и создавать себе идолы и этим путем осуществляет своя цели. Человек падает жертвой своего миротворчества и идолотворения. Наша эпоха полна мифов и идолов — мне избранной расы, мне избранного классу миф о могуществе, миф о счастье, миф о технике, как властителе жизни, миф о войне, страшной и прекрасной, и мн. другие. Происходит как бы разрыв между человеком и историей, и история естественно оказывается сильнее человека. Самое могущество человека на-
329
правлено против него, История делается для большого числа и она порождает конфликт между личностью и массой. История не может разрешить конфликта между человеческой личностью, индивидуальной человеческой судьбой и своим жестоким, нечеловеческим путем, основанным на господстве общего, большого числа, И потому христианство учить, что история должна кончиться, она не может быть бесконечной, она не есть вечность. Смысл истории в том и заключается, что она должна кончиться, что над ней будет суд. Об этом забывают даже христиане. Делание человеческой истории есть также уготовление конца, Это есть истина христианского персонализма, который требует не пассивности человека, а еще большей его активности, но иной, чем в современном актнвизме.
Принято говорить, что мир сейчас идет в разных формах к коллективизму, враждебному человеческой личности к желающему ее себе окончательно подчинить. Центр нравственного сознания переносится на коллективы. Но так ли это ново? Форма новая, но самый принцип подчинения личных суждений коллективных очень старый, исконный. В сущности во все времена, с первобытных кланов большая часть людей определялась в своем сознании, в своих суждениях и оценках той социальной группой, к которой они принадлежали, городом, национальностью, сословием, классом, полком, профессиональной группой, господствующим общественным мнением. Лишь немногие были способны к личным суждениям, к личной оригинальности, к подлинной духовкой свободе. Принцип личности, принцип свободы в духовном смысле аристократический и большее число, всегда господствовавшее в истории, мало было способно определяться личностно и свободно. Ново то, что в нашу эпоху общество унифицируется и коллективное сознание универсализируется. Современный человек разом и социализирован, принужден быть существом общественным, почти лишен права на уединение и на внутреннюю жизнь, и вместе с тем он глубоко одинок, более одинок, чем в прежние эпохи. Было уже сказано, что личность может реализовать себя лишь в общении с другими. Она глубоко нуждается не столько в Gesellschaft, к которой она часто принадлежит по принуждению, сколько в Gemeinschaft. Ошибка коммунизма, равно как и фашизма, заключается в предположении, что можно такими же путями внешней принудительной организации создать братство людей, Gemeinschaft, какими создается внешнее об-
330
щество. Социально более справедливое общество можно создать путем внешней переорганизации общества, но так нельзя создать братство людей, общество духовное. Братство всегда предполагает отношение личности к личности, оно персоналистично. Совершенно ошибочно разделять личные акты и акты социальные. Всякий личный акт в человеческой жизни имеет социальную проекцию и связан с отношением человека к другим людям. И за всеми социальными актами стоят личные акты и качество социальных актов определяется качествами личностей их совершающих. Нельзя создать совершенного общества из плохого человеческого материала, облекаясь от личностей, которые стоят за всяким обществом. И нельзя достигнуть личного совершенства, творя социальную неправду, порабощая или эксплуатируя своих ближних в социальных отношениях. Персонализм не может не быть социальным, коммюнотарным, социальность же не может не быть персоналистической. Но никогда тайна человеческой личности не может окончательно изойти в общество. Личность лишь частично социальна, лишь частично принадлежит царству кесаря.
Существование личности есть разрыв в мире, перерыв в процессе, происходящем в мире, есть свидетельство о том, что мир не самодостаточен. В мир вторгается существо, несущее в себе не образ мира, а образ высшего бытия, образ Божий, существо призванное к активной жизни во времени, но предназначенное к вечности, существо противоречивое, пересечение двух миров. Поэтому существует несоизмеримость между личностью и миром, Соотношение между личностью и миром не может быть измерено математическим числом, не может быть выражено как отношение части и целого. Никакие сверхличные ценности не могут быть признаны целью, в отношении которой личность есть средство. С этим связана диалектика идолотворения. Вместе с тем реализация личности в человеке свидетельствует о том, что человек есть существо себя трансцендирующее, трансцендирующее к высоте, к тому, что больше, чем человек и человеческое. Трансцендирование принадлежит к существенны признакам личности. Реализация личности не допускает самодовольства и самодостаточности. Этим определяется сложная диалектика личного и сверхличного. Ложь гуманизма заключалась в признании самодостаточности человека, в допущении, что человек может реализовать полноту своей человечности без сверхчеловеческого, без Бога. Но ложному гума-
331
низму противополагается истинный интегральный гуманизм, который мыслит осуществление и полноту человечности в соотношении с высшим духовным началом. Окончательная интегральная человечность, окончательная интегральная реализация личности не могут быть мыслимы в пределах этого мира и предполагают трансцендирование к миру иному. Но верховная ценность всякой человеческой личности, как принцип не только индивидуальный, но и социальный, указует путь в этом мире, цель борьбы. Это требует спиритуализации и этизации тех процессов, которые происходят вмире и слишком часто носят характер скорее бестиальный, чем человеческий. Правда не зависит от того, побеждает ли она в этом мире, она остается правдой и тогда, когда она распинается.
Николай Бердяев.
332
