Из архива Ф.Либа, публикация Владимира Янцена (https://samlib.ru/j/jarich_irina_georgiewna/statyirusskihinemezkih-1.shtml)
Христианское сознание — всех вероисповеданий — растерялось перед современными кризисами и катастрофами, перед мировой войной, русской революцией, экономическим кризисом всего мира, технизацией жизни, перерождающей всю современную культуру. Инициатива выпала из рук христиан, христианство отстало от процессов жизни, оно уже не владеет думами, как владело раньше, думами массы, думами молодежи. Лучшая часть христианского мира начинает сознавать ответственность христиан перед современным кризисом мира. Как понимать эту ответственность? Если христианство перестало быть определяющей силой в истории мира, то тут не может не быть вины самих христиан, самих исторических форм христианства. Зло есть не только вина «злых», отпавших от добра, но и вина «добрых» — не осуществлявших своего добра. Ответственность христиан никогда не может выражаться только в обличении чужих грехов, но непременно и в обличении собственных грехов. Мы не можем, не должны взваливать всю вину за зло и страдание мира на тех, которые отпали от христианской веры, мы должны сознать и собственную вину, вину плохих христиан, не осуществлявших своей христианской правды в жизни. Христиане слишком часто бывали «ортодоксальными» в исповедании веры в теории, но «еретиками» в жизни, т. е. не осуществлявшими своей христианской правды в жизни. Кризис мира — агония — есть также кризис христианства, есть агония христиан. Христиане не могут думать, что они находятся в изолированном от мира кругу и что их не касается все, что происходит с миром. Внутренняя опора христиан не из мира взята, она в Боге, она в духовной жизни. Но христиане призваны действовать в мире, вносить духовность в происходящие в мире процессы, делать во имя Бога и Христа то, что другие делают лишь во имя человека, искажая этим свое дело. Кризис христианства не есть кризис того, что исходит в нем от Бога, не есть кризис Откровения, а есть кризис того, что в христианстве исходит от человека, кризис христианского человека.
В христианстве есть два начала — откровение Бога, мистический и духовный источник религиозной жизни, и активность или пассивность самого человека, воспринимающего Откровение и осуществляющего его в жизни. Второе начало, т. е. религиозный субъект, — меняющееся и подвижное. Человек зависит от социальной среды и социальных условий, от времени, в котором он живет, от национальности и от класса, к которым он принадлежит. Бессознательное влечение человека, его интересы, его рабство у мира искажают христианское откровение. Социальные условия, которые делают человека или пассивным и послушным или вызывают в нем дурную активность для защиты своих предрассудков и интересов, слишком часто в истории оказывались сильнее, чем обращенность человека к чисто религиозным, духовным источникам откровения. Поэтому есть всегда доля правды в обличении христианства, в восстании против христианства, которое мы видим в мире. Эту долю правды сами христиане должны признать, и, только признав ее, они смогут защитить христианство. Христианство, каким оно сложилось в истории, действительно часто защищало рабство и социальную несправедливость, осуждало и гнало тех, которые стремились к освобождению и установлению более справедливых отношений между людьми, оно враждовало против науки, против мысли, оно не оправдывало человеческого творчества в культуре и социальной жизни, оставляя неразрешенными основные проблемы человеческого существования. Но что это доказывает, может ли это быть аргументом против самой истины христианства? Нисколько, конечно. Это есть обвинение против христианского человечества, а не против самого христианства. Это как раз и доказывает высоту христианской истины и трудность ее осуществления. Человек с трудом вмещает полноту христианской истины. Христианство есть религия Богочеловека и богочеловечества, и бесконечно сложно в нем отношение божественного и человеческого элемента.
Было время, когда христианству принадлежала руководящая роль во всех сферах жизни, когда творческая инициатива была в руках христиан. В эту христианскую эпоху в истории человечества было много грехов и отрицательных сторон, жизнь была более жестокой, но была в ней великая правда, правда основоположная — смысл жизни полагался не в этом мире, не во времени, а в мире духовном, в вечности. Люди нашей эпохи обращены к этому миру и к времени, они в этом временном мире хотят приобрести силу и устроиться. Человеческий элемент отделился от божественного и пошел своими путями. И на путях этих он переживает жестокий кризис. Человек стал очень активен, он стал организатором мира, но он не имеет духовной основы жизни, он потерял сознание смысла жизни. Человеческий же элемент, который остался внутри христианства, который сохранил связь с божественным Откровением, застыл, стал неподвижен, лишен творческой активности. В этом причина двойного кризиса христианства и мира. Христианский человек принужден прежде всего защищаться от враждебных движений мира, его поза в отношении к миру не творческая. Человеческий элемент в христианстве производит впечатление устаревшего, ему ставят в вину защиту старой и несправедливой жизни, его считают неспособным к творческой мысли. Человек же, находящийся вне христианства и против христианства враждующий, бурно движется, много делает и иногда дела его могут быть христианством оправданы. Но все труднее и труднее становится для него удержать свой человеческий образ. Человек этот не только рационализирует и технизирует социальную жизнь, он сам рационализируется и технизируется, и ему грозит опасность превратиться в машину. Так человеческий элемент, отделившись от элемента божественного, не может удержаться в своей человечности. Для нас, христиан, это понятно, ибо мы верим, что человек есть образ и подобие Божие.
Человеческий элемент в христианстве постоянно нуждается в обновлении, очищении, в одухотворении. И нельзя думать, что это очищение и есть ничто иное, как аскеза, в традиционном смысле слова. Христианин может быть аскетом и, вместе с тем, природа его может совершенно окостенеть, окаменеть, он может стать мертвым ко всем вопросам, поставленным жизнью, мы это встречаем в монашестве. Обновление человеческого элемента в монашестве есть прежде всего пробуждение творческого огня, дыхание Духа Святого в человеке. С этим связано упование на христианское возрождение в мире. Возрожденный христианский человек не может быть рабом мира, он не определяется движениями мира, он духовно независим и имеет центр своего бытия в духовном мире. Но он не может быть равнодушен к агонии мира, к мукам и страданиям мира, он должен разделить судьбу мира, чтобы духовно помогать ему, чтоб вносить одухотворяющее начало в движение мира. Из глубины христианства, из его вечной истины должны быть найдены ответы на основные вопросы, мучающие современного человека, прежде всего на вопрос социальный, вопрос о более справедливом и человеческом устроении общества. Вопрос этот с необычайной остротой поставлен русской революцией, русским коммунизмом для всего человечества. Как он может быть решен не против Бога, а с Богом и во имя Бога? Это есть насущный вопрос христианской совести, которая не может больше защищать социальную несправедливость. Так же остро для христианского сознания стоит вопрос об отношении к войне, об отношении к современной технике, об отношении к национальности, о будущем всей человеческой культуры, которой грозит обездушивание и, в конце концов, гибель. Необходим также познавательный христианский ответ на наступление современной науки против христианства. И христианские ответы не могут быть лишь защищительными и компромиссными, они должны быть творческими, они могут быть творческими. В какое бы движение мира христианство не входило, оно принесет с собой одухотворение этих движений, излечение больных душ, в этих движениях участвующих, излечение от злых страстей, терзающих современного человечка, христистианизацию душ. Это вечная задача христианства. Активность христиан определяется совсем не оптимистическими взглядами на будущее человеческих обществ, а сознанием долга творить правду, защищать истину. Необходимо признать, что предстоит еще огромная творческая работа христианской мысли и христианской совести для решения вопросов, поставленных современным кризисом. Тут слишком многое требует пересмотра, иногда почва остается совершенно необработанной. Только целостное жизненное миросозерцание, в котором теория и практика, созерцание и действие, мышление и труд органически соединены, может дать удовлетворительные ответы. Советское коммунистическое миросозерцание проникнуто ложным, безбожным, антихристианским духом, но оно принадлежит к целостному, способному вдохновлять типу, который многому может нас научить. Мир жаждет выйти из состояния анархии, он ищет духовного единства.
