Оп.: Новоселье. - Июл.-авг. 1947. - №35-36. - С. 125-127.
Более года тому назад скончался мой друг Семен Исаевич Либерман. Я познакомился с ним, кажется, в 1912 г. в Киеве. От первой встречи у меня осталось воспоминание, что он социал-демократ, меньшевик. Тогда же я познакомился с его женой, очень одаренной, которая впоследствии сделалась другом нашей семьи.
С С. И. я начал встречаться в 1918 году в Москве, в разгар революции, в самое тяжелое время. Он занимал высокий советский пост, стоял во главе лесной промышленности. Если мы не замерзли окончательно в эти трудные годы, то только благодаря ему. Он доставлял нам дрова, насколько это было возможно. Тогда я узнал его ближе. Это был человек, всегда готовый притти на помощь. Для него характерно было соединение большой доброты с большой деловитостью; у него были специальные дарования в области хозяйственной, которые не часто встречались в первом поколении коммунистов. С.И. при надлежал к тем социал-демократам, которые считали возможным сотрудничать с новой властью. Взгляды его оставались прежними, но он думал, что даже если революция произошла не так, как он хотел, нужно сделать все, чтоб русский народ менее страдал, и экономическая жизнь в России развивались. Он делал все, что мог, но постоянно встречал препятствия, и положение его в конце концов стало настолько трудным, что после одной из поездок за границу он вынужден был остаться там, не делаясь, однако, врагом Советского Союза и сохраняя советскую ориентацию. Я
был выслан из России в 1922 г. Жил сначала в Берлине и в Париж переехал только в 1924 г. В это время мы часто встречались, с С. И. Со своей обычной добротой он всегда готов был помочь нам в трудные минуты, и тогда особенно проявлялись черты его исключительной чуткости и деликатности. Его мучил вопрос о возвращении в Советскую Россию, где он был очень активен и полезен.
Я всегда чувствовал в нем двойственность: он имел то, что называется «советской ориентацией», верил, что СССР в своем развитии выйдет на светлый путь и осуществит справедливый строй, и вместе с тем ко многому относился критически. У него не было слепого приятия всего, что совершалось. Он до пускал свободную критику.
По своим взглядам С. И. был нетоталитарным марксистом-меньшевиком. Наряду с этим в нем происходил и глубокий религиозный процесс. В его душе были истоки веры, которая так сильна была у его деда и о которой он с таким чувством пишет в своих воспоминаниях. К христианству он относился с большим сочувствием.
Такие люди, как С. И., были нужны в Советской России и много могли бы там сделать. Но с известного момента С. И. попал на подозрение, а смерть Ленина, с которым он был в хороших отношениях и который его всегда защищал, поста вила его в беззащитное положение.
В 1940 г. перед занятием Парижа он уехал в Америку и оставался там до самой смерти.
С.И. оставил после себя книгу «Дела и люди». Она читается с большим интересом и много дает для понимания процессов, которые происходили на верхах советской власти до 1926 г. С.И. пишет объективно и правдиво. Некоторые характеристики очень ярки, таковы характеристики Ленина, Красина, Троцкого, Ларина, Рыкова. Ленина он ставит очень высоко И видит в нем главную опору для своей деятельности. Красина он характеризует, как человека делового, хорошо ориентировавшегося в экономических вопросах. Противоположностью ему был Ларин, который создавал фантастические полубредовые проекты.
Трудность положения С.И. заключалась в том, что он продолжал думать, что хотя революция произошла не так, как должна была, необходимо работать с той властью, которая единственно существует. Он хотел только более интенсивных отношений Советской России с Западной Европой, выхода из изоляции. В Америке, в отличие от многих русских эмигрантов, он стоял за сотрудничество с СССР. Насколько я знаю, он помогал русским изданиям в Америке, если они не прин мали антисоветской окраски.
С.И. был прежде всего человечен и сочувствовал в коммунизме тому, что было в нем человечного. Оригинальность его характера заключалась в соединении организатора-дельца с человеком, устремленным к более справедливому и совер шенному социальному строю.
С.И. был своеобразной индивидуальностью, в нем сочетались разные черты. Перед смертью у него усилились религиозные настроения, что нисколько не изменяло, как это часто бывает, его социальных взглядов. Я вспоминаю о нем с очень теплым чувством.
Николай Бердяев.
Юрий Борисенок, Олег Мозохин. Лес рубят - головы летят. - Родина - 22 сентября 2024 года. - №9(924)
10 марта 1930 года заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода утвердил совершенно секретное обвинительное заключение по делу о контрреволюционной вредительской организации в лесной промышленности СССР1. Секретность именно в этом деле о "вредителях" была строго необходима: экспорт леса за границу в условиях начавшейся индустриализации был очень важным источником валюты, и публичный процесс в отношении видных специалистов лесной отрасли мог самим властям изрядно навредить. Только в наши дни это дело рассекретили.
К осени 1929 г. советский экспорт леса переживал очень серьезные трудности. Особенно тяжелое положение сложилось в важнейшем тресте "Северолес" с центральной конторой в Архангельске. План лесозаготовок для него на 1929 г. был увеличен сразу на 103%, до 8,43 млн кубометров, и с выполнением его дела обстояли плачевно. Ответственные за почти неизбежный провал советские начальники решили свалить все на вредителей, во время нэпа якобы орудовавших в лесной отрасли. В Политбюро ЦК ВКП(б) и лично Сталину поступали предложения устроить большой вредительский процесс.
Руководитель "Экспортлеса" Карл Данишевский2 в записке от 21 августа 1929 г. под грифом "Не подлежит оглашению" особо подчеркивал: "Хуже всего и прямо катастрофически дело обстоит в Архангельске и Мезени... Приходится даже ставить вопрос о сознательном срыве лесного экспорта, ставить вопрос о прямом вредительстве"3.
Первый секретарь Северного крайкома партии с центром в Архангельске Сергей Бергавинов4 в письме членам Политбюро Молотову и Кагановичу от 12 октября 1929 г. отмечал, что "факт вредительства установлен. Видимо, не один десяток миллионов рублей валюты мы потеряли на лесоэкспорте от этой гнуснейшей работы". Вредительство сознательное, а причастные к нему орудуют и в Москве, и за рубежом: "В некоторых центральных ведомствах (Главлесбум, Древстрой...) находились и находятся бывшие владельцы и совладельцы лесных угодий и предприятий на Севере. А вторая часть находится за границей (бр. Шалит в Англии, которые заправляют в немалой степени на лесном рынке)"5.
Авторам тревожных записок в адрес "больших вождей" тогда успешно удалось отвести от себя угрозу быть обвиненными в срыве лесного экспорта6. Кроме того, Данишевский грозился обратиться "в органы прокуратуры и следственные органы"7. Политбюро поручило разобраться с лесными вредителями чекистам. В ОГПУ отреагировали весьма оперативно: уже 29 октября 1929 г. по поручению Сталина узкому кругу партийной элиты из 26 человек была разослана пространная совершенно секретная записка Ягоды и начальника Экономического управления ОГПУ Георгия Прокофьева "о вредительстве в лесоэкспортном деле".
Следы вредительства в том виде, как его изображали в похожих следственных делах для других отраслей промышленности, в записке если и обнаруживаются, то ближе к концу, ущерб там невелик, всего несколько десятков тысяч рублей: например, на Мезенский лесозавод поставляют старый негодный кирпич, разбитое стекло, а строительные работы ведут без чертежей8. Основные же обвинения, которые прозвучали и в записке Ягоды и Прокофьева, и в обширном 96-страничном обвинительном заключении в марте 1930 г., имеют прямое отношение к изобретательно устроенной схеме личного обогащения, но точно не к вредительству.
Все публичные процессы вредителей имели одно обязательное предварительное условие: главные обвиняемые непременно должны давать признательные показания и находиться на скамье подсудимых. В деле же "товарищей лесников" и следствие, и суд были мероприятиями не только закрытыми, но и засекреченными настолько, что информация о них в архиве стала доступна лишь в 2010-е гг. При этом главные организаторы "преступного сообщества" находились за границей и до конца жизни так ничего и не узнали об обвинениях в свой адрес. Арестованные же чекистами известные в лесной промышленности люди были лишь исполнителями в неплохо отработанной в годы нэпа схеме поставок леса на Запад, в первую очередь в Англию.
Важно отметить, что схема эта была одобрена в самом начале нэпа в 1921 г. на самом верху советской власти, ее санкционировали Ленин, Дзержинский, Красин и Рыков. С Ильичом были лично знакомы многие из тех, кого чекисты в закрытом режиме объявили вредителями в 1930 г. С ним много раз встречался Семен Либерман9, которого обвинение назвало главным организатором вредительской деятельности. Он еще в 1926-м стал невозвращенцем, а за два года до смерти, в 1944 г. опубликовал в Нью-Йорке на русском языке любопытнейшие мемуары, которые неплохо дополняют материалы чекистского следствия.
По словам Либермана, Ильич на встрече с ним обсуждал создание треста "Северолес":
"- А правление из кого будет состоять? - спросил Ленин.
Я предложил включить в правление ряд независимых от власти и известных за границей лиц и назвал Поцелуева (бывшего председателя крупного лесопромышленного общества "Громов и Ко"), Плюснина (крупного лесопромышленника Архангельского района)..., Зайцева (редактора лесного журнала), Названова (которого Ленин знал со школьной скамьи...)"10.
В 1930-м утвержденный Лениным список этих же лиц уже стал одним из аргументов обвинения: "Либерман в правлении "Северолеса" подобрал группу бывших собственников-лесопромышленников, а именно: Зайцева Д.М. ..., Плюснина А.А. (миллионер, лесопромышленник Северного края) ..., Поцелуева И.Д. ..."11.
Ленин еще в молодости познакомился и с инженером-лесоводом Дмитрием Миновичем Зайцевым, они вместе состояли в "Союзе борьбы за освобождение рабочего класса". Судя по всему, привлечение к выгодным операциям по экспорту леса известных вождю большевиков людей стало дополнительным фактором успеха задуманного предприятия.
И ритуальная фраза из обвинения о том, что вредительская организация состояла "из непримиримых врагов советской власти"12, в случае лесных вредителей неверна в корне. Организация по извлечению существенной прибыли из зарубежных поставок леса реально существовала, но включала в себя лучших друзей и ответственных работников этой самой власти. Воспоминания Либермана вовсе не случайно выдержаны в позитивном для советского проекта ключе. Ведь размах афер "товарищей лесников" в части их собственного обогащения превосходил всех прочих "вредителей" на порядок.
Именно отсутствие жесткого контроля со стороны этой власти позволило "великим комбинаторам" развернуться на зависть многим тогдашним "акулам капитализма". Либерману, к примеру, посчастливилось без особого ущерба для остального семейного бюджета покупать роскошную недвижимость в престижном районе Кенсингтон в Лондоне, на авеню Фредерик-ле-Пле в Париже и виллу на французском Лазурном берегу.
Особо отметим удивительную скорость, с которой ОГПУ провело следствие и составило обвинение по делу лесных вредителей. Историк Елизавета Хатанзейская, частично использовавшая эти архивные материалы, полагает, что по итогам следствия получилась "созданная на бумаге малограмотными сотрудниками ОГПУ "вредительская организация""13.. Такая характеристика хорошо подходит к другим "вредительским" делам, но не к этому. Сотрудники как раз были грамотными: текст обвинения составлял и подписал имевший высшее образование помощник начальника Экономического управления ОГПУ Арон Молочников14.
Скорости же следствия серьезно помог имевшийся у чекистов "рояль в кустах": еще к концу 1925 г. были собраны обширные материалы по делу "Северолеса". Либерман подробно писал в своих воспоминаниях, как его активно допрашивали в то время на Лубянке, пришлось даже писать объяснительную записку в 150 страниц15. В 1929-1930 гг. эти наработки со множеством цифр и статистики использовали весьма оригинально: в записке в Политбюро и обвинительном заключении они изложены от имени скромного главного бухгалтера "Северолеса" Сергея Панферова16. Получалось, что бухгалтер уверенно владел конъюнктурой мирового рынка леса и сам выводил огромные цифры недополученных советской властью доходов от экспорта. Так, убытки "Северолеса" за 1921-1925 гг. он оценил в астрономическую сумму около 33 млн 470 тыс. рублей17. А вот данные после 1925 г. в материалах следствия присутствуют только эпизодически.
Но какова же реальная картина деятельности лесных вредителей? Дмитрий Зайцев совершенно верно отметил на допросе в ОГПУ 3 октября 1929 г., что Либерман и Шалит "в своей вредительской деятельности преследовали исключительно корыстные цели"18. Данные чекистского следствия убедительно доказывают, что налицо было ловко, а местами талантливо организованное обогащение на "социалистической собственности", каковой стал лес с наступлением советской власти.
В годы нэпа такую деятельность фактически поощряли на самом верху советской власти, ведь валюта же была жизненно необходима: только на лечение Ленина требовались десятки тысяч долларов и фунтов стерлингов19. Нарком внешней торговли Красин, с которым был хорошо знаком Либерман, эти методы скорее поощрял: "...в его среду подчас проникали не совсем чистоплотные, рваческие элементы, с откровенной надеждой нажиться на связях... Красин все это отлично понимал, но объяснял свое поведение следующим образом.
- Из-за того, что какой-либо спекулянт наживется на том или ином деле, - говорил он, - Советская Россия не погибнет; наоборот, она будет иметь к своим услугам тех специалистов, которых этим путем удастся купить"20.
Смекалистые деятели "Северолеса" тоже принадлежали к числу "рваческих элементов", но при этом ко времени свертывания нэпа в конце 1920-х гг. схема их обогащения была еще и полностью легальной. Действовало своего рода негласное соглашение о разделе продукции между советской властью и опытными лесопромышленниками. В рамках введенного при нэпе советского законодательства о концессиях были созданы три смешанных акционерных общества - "Руссанглолес", "Руссголландолес", "Русснорвеголес"21. С советской стороны их работой руководили известные нам "товарищи лесники", за границей экспортом советского леса занимались фирмы уехавшего в Лондон из Риги лесопромышленника Липмана Шалита, при этом его "лондонская контора находилась в одном доме с конторой "Северолеса", но только в разных этажах"22.
Объемы лесных поставок были серьезными: в 1925 г. эти три общества обеспечивали "около 30 % экспорта европейского севера России"23. При этом "товарищи лесники" обходились без применения при вырубке леса труда заключенных, ставшего привычной практикой уже в конце 1920-х гг.24. Часть экспортной выручки, полученной "сверх плана" в результате обмена валюты25, переправлялась в "Северолес" в советских рублях и использовалась на ритмичную организацию лесных поставок от вырубки до погрузки в портах. Среди прочего для лесорубов и других работников леса закупались продовольствие и оборудование. Либерман не без оснований отмечал в мемуарах: "Лесная промышленность теперь налажена и может работать беспрепятственно"26.
Налаженная в сложных условиях начала 1920-х гг. организация лесных поставок за рубеж была, похоже, оптимальной. Аргументы следствия об убытках в сравнении со "средними продажными ценами на лондонском рынке" легко опровергаются отсутствием возможностей продажи леса на Запад по этим средним ценам в случае самостоятельного захода на рынок.
"Вредительская" же схема была выгодна всем: довольны были и простые работяги, советская власть получала желанную валюту, "товарищи лесники" планомерно обогащались, делая даже инвестиции в будущее. Сын Семена Либермана Александр благодаря отцовским капиталам получит возможность учиться в престижной частной школе во Франции, женится на Татьяне Яковлевой, в которую был влюблен Маяковский, а после войны станет известным медиаменеджером в США. Сын компаньона и родственника Липмана Шалита Исайя Берлин получит возможность учиться в Оксфорде и станет известным историком и философом, другом Анны Ахматовой.
Арестованным же ОГПУ в 1929 г. сотрудникам "Северолеса" повезло гораздо меньше. Итогом совершенно секретного суда над ними стали санкционированные Политбюро ЦК ВКП(б) 25 мая 1930 г. два расстрельных приговора, Дмитрию Зайцеву и техническому директору "Северолеса" Николаю Спижарному27. А вот созданная лесными вредителями схема поставок за границу отвергнута не была, работавшие с ней западные фирмы продолжали покупать советский лес и в суровые тридцатые годы.
