Сравнение Бога с сотворенным Богом человеком — вполне нормальный и продуктивный коммуникационный прием, лишь бы знать меру. Интереснее сравнение человека с тем, что творит сам человек. Когда тюрьму превращают в фабрику по производству непреступников, это ведь метафора: тюрьма сравнивается с фабрикой.
Промышленное производство становится матрицей, по которой организуется то, что производством ни в коей степени не является. Больница, армия, семья, любовь, религия.
Бунт протестантизма против католичества был бунт метафоры индустриальной, капиталистической против метафоры аграрной, феодальной. Католичество тоже принято капиталистическую матрицу. Впрочем, протестантизм сохранил многое от матрицы аграрной, крестьянской — только не феодально-аграрной. Современное католичество не понять, если забыть о феодализме, современный американский протестантизм понятен только, если помнить о хуторе как матрице. Пикантно, что современное американское католичество и православие следуют за протестантской матрицей, не за феодальной.
Капиталистическая матрица это, прежде всего, план. Бизнес-план, планирование долгосрочное и краткосрочное. Крестьянин не планирует, он ожидает, он живет в стабильном мире, в традиции, которой нужно просто следовать. Это рационально. Капиталисту рационально иное поведение, он действует в реальности, где свобода выбора намного больше. Крестьянин не выбирает, быть зиме или нет. Капиталист выбирает, строить завод или железную дорогу. Крестьянину нужно гадание, предсказание, капиталисту — реклама и план.
Конечно, и в аграрном производстве в зародышевой форме есть все явления, вполне явленные в промышленном производстве, но именно в зачаточной форме. К тому же чисто аграрное общество вещь редкая уже и в неолите, ведь процессы обмена начались уже тогда, а всякий обмен превращает производителя в венчурного капиталиста. В Евангелии Иисус уже апеллирует не только к скотоводам и крестьянам, но и к ремесленникам с купцами.
Тем не менее, качественный скачок очевиден. Яркий пример именно капиталистического, рекламного поведения в религии — евангелизация. Явление, возникшее в 19 веке одновременно с промышленным переворотом. Классическая американская рекламная кампания. Масштабная, на всю планету. С рекламой. С четко сформулированной целью. Верующий — производитель, неверующий — потребитель. Превратить прохожего в покупателя, атеиста в христианина, сделать лояльным потребителем/прихожанином.
Другой феномен — превращение священника из сеятеля и пастуха в офисного работника. Теперь он передает прежде всего информацию и указания, поэтому сам должен получить образование. Семинарии становятся столь же обязательными как для рабочего грамотность, профессиональная подготовка, курсы повышения квалификации. Прихожанин сочетает в себе ипостась изделия, которое священник должен выточить на станке, и ипостась коммивояжера, который и сам должен быть («всеобщее священство») одним из сотрудников предприятия или ячейкой финансовой пирамиды, владельцем франчайзинга.
Для сравнения: Иисус в притче о работниках двенадцатого часа рисует немыслимую, абсурдную ситуацию, когда одинаково платят и передовикам производства, и хитрованам, пришедшим в последнюю минуту.
Метафора завода создает «экуменизм». Экуменизм 20 века (а раньше его и не было) — не о единстве Церкви как Тела Христова, а о договоре между предпринимателями о дележе рынка, а корректном отношении друг к другу.
Чуть изменяются отношения со светской властью. Формально религиозный бизнес должен дистанцироваться от государство, реально он только и мечтает стать государственным духовным капитализмом, избавившись от кошмара конкуренции, от необходимости заманивать покупателей.
Капитализм заточен на конечный результат, на продукт, приносящий прибыль. Такова и религиозность, воспринявшая матрицу капиталистического мышления и поведения. Только вот человек не может и не должен быть продуктом, приносящим прибыль. Творческий продукт — не для прибыли, а для соединения себя с другими. Тут любые производственные метафоры оказываются провальными.
Для современности эталонным человеком, точнее, эталонным препринимателем остается Робинзон Крузо. Это единица — но единица не капитализма вовсе, что любопытно. Это единица либертарианина. Но либертарианин это всего лишь зародыш капиталиста, стадия гусеницы. Появляется Пятница — и Крузо превращается именно в капиталиста (не в рабовладельца и не в феодала).
Своеобразие капитализма в том, что аграрий может работать на себя (натуральное хозяйство), но капиталист всегда нуждается в другом.
Крестьянину противостоит природа и ее циклы. Тут ненужно планирование более года, да это и не планирование, а просто знание природы. Изменить весну на какое-то другое время года крестьянин не может. Капиталист планирует особую, им создаваемую реальность. С этим связана детализация планов капиталиста: он должен тщательно, словно в заклинании, описать то, что он собирается организовать.
Крестьянин не ставит своей целью прибыль. Он удовлетворяется простым воспроизводством. Капиталист не может без прибыли.
Крестьянин живет в циклическом времени года. Капиталист живет в прямолинейном — и всегда восходящем — времени.
Самое главное своеобразие капитализма: отношение к вещам как к людям и к людям как к вещам. То, что капиталист продает, от спички до AI, он воспринимает с родительской нежностью, с ухмылкой рабовладельца, с ухватками охотника. Вот покупателей и своих работников капиталист хотел бы видеть автоматами по покупке и продаже. Вот где корень того отчуждения,Entfremdung, которое Маркс заметил, но неверно объяснил.
Кстати, еще одна черта, которая в современном христианстве воспроизводит капиталистическую парадигму: разбивка верующих на группы,иногда даже откровенные призывы акцентировать работу с молодежью. Таргетинг.
Внимание: я не утверждаю, что капитализм плохой, тем более, что он хуже феодализма или родового строя. Я просто описываю. Как и все мы, я носитель именно капиталистического мироощущения — куда ж деться. Но это лишь грамматика, парадигма, форма внутри которой налицо безграничное разнообразие содержания.
Влияние капитализма (и любой другой экономической реальности) на религиозную жизнь есть влияние метафорическое. Я могу сравнивать проповедь с продажей товара, но не быть торговцем по духу. Когда Дмитрий Ростовский сравнивает духовное чтение с рынком: вот на возу разложил свои книги Аквинат, а вот стоит Фома Кемпийский, зазывает и т.п. — это всего лишь метафора, как сеятель, и пастух.
Но когда я читаю долгосрочный план евангелизации., написанный тяжеловесным канцеляритом безо всякого намерения кого-либо евангелизировать, просто для отбывания повинности перед начальством... Тут метафора превращается и сравнения в отождествление, и тут даже не капитализм, тут просто мертвечина.
