Слово «фашизм» в некоторых странах стало синонимом абсолютного политического зла. При этом сути фашизма не понимают и не хотят понимать, «фашизм» стало пустым термином, как и «терроризм». Но «терроризм» слово пустое изначально, неудачная попытка обозначать какую-то разновидность насилия как недопустимую, тогда как недопустимо любое насилие. «Фашизм» обозначает реальную проблему, и суть этой проблемы — коллективизм. «Пучок», вот что означает «фаши».
В наши дни «фашизм» это менее всего Трамп, Путин и им подобные. Эти люди, в коллективизм не верящие, это глубокие индивидуалисты, идут за ними такие же индивидуалисты, которые объединяются лишь для уничтожения того или иного противника.
Истоки фашизма — начало 20 века, время взрывного роста информационного пространства, когда появляются не только миллионы пролетариев, сотни тысяч управленцев, но и десятки тысяч журналистов, писателей, ученых, юристов. Все эти профессии были и ранее, но не в таком количестве и качестве. Профессии эти глубоко индивидуалистические, в отличие от всех прочих. Они связаны с мышлением, а не с физическим трудом и не с командованием (администрированием, менеджментом). При этом конкуренция в этих профессиях велика. Вот здесь и появляется соблазн объединения для достижения успеха.
Соблазн этот проявился и у рабочих как «корпоративизм». Не кооперация, а именно корпоративизм, объединение не только как производителей, но и как граждан. Куда это ведет, стало ясно только с приходом Муссолини к власти, но когда Честертон писал «Дон-Кихот из Ноттингхилла», воспевая возрождения средневековых цехов и гильдий, это было еще неясно. Заметим, что приход Ленина к власти был приходом не пролетария, а технократа. Ленинизм есть победивший администратор, чиновник, аппаратчик. Именно поэтому квалификация путинизма как фашизма глубоко неверна. Маск и Трамп тоже не фашисты, но к ленинизму они достаточно близки.
Цеховое начало было вредно и у бондарей Средневековья, но в современном мире, где и рабочий должен работать отнюдь не только руками, цеховое начало вредно вдвойне. У интеллектуалов оно превращается в настоящую раковую опухоль, снижая важнейшую функцию коммуникации: критическую. В точных науках понижение этой функции редко происходит, потому что сразу наступает катастрофа. Лампочки не горят, лекарства не лечат. В гуманитарном знании книги выходят, статьи публикуются, радио вещает, а то что выходит чепуха, публикуется вздор, вещается ахинея, доказать невозможно.
На примере церковной жизни это можно увидеть в деятельности Опус Деи, Мондрагона и Коммунионе э Либерацьоне. Опус Деи — объединение с целью создания коллектива технократов, аппаратчиков, которые бы путем разнообразных манипуляций управляли бы обществом. Мондрагон — объединение рабочих для выживания в мире капитализма. Коммунионе э либерацьоне — объединение интеллектуалов. Но то, что здорово для чиновников и рабочих, для солдат и жрецов, для интеллектуалов если не смерть, то некоторое заболевание. Начинают ценить друг друга не за качество конечного продукта — мысли, книги — а за умение подстраиваться друг по друга. Но в сфере культуры конкуренция так же необходима, как в сфере науки и производства, и конкурируют тут не коллективы, а только личности. Либо происходит превращение думающих людей в работников умственного труда. «Шакалы пера, гиены ротационных машин», как выразились Ильф и Петров., а это для интеллекуала профессиональных крах.
Это не означает, что интеллектуалы обречены на одинокое шатание по лесам. Возможно единение и тут. Прекрасный пример Бердяев. Его обвиняли во всех смертных грехах, и в индивидуализме, конечно, тоже, в отсутствии соборности. Но в то время как другие интеллектуалы сбивались в стаи, чтобы выжить в эмиграции, Бердяев жил наособицу, но именно он, однако, создал и журнал, объединивший людей очень разных взглядов и многим ставший денежным подспорьем, именно он создал писательский — издательский — кооператив, именно он создал лекторий и в Москве, и в Париже, который тоже был уникальным и независимым объединением интеллекуалов, но не фалангой, не цехом, который, выстроившись свиным клином, прокладывает себе дорогу к доминированию в культурном пространстве.
Прописав несколько крепких слов в адрес коллективизма у интеллектуалов, замечу, что само по себе уклонение от коллективизма «не пользует нимало». Кураев и Быков одиночки, но они же не становятся Менем и Ерофеевым. Бывают чрезвычайно противные и опасные одиночки, как Радек. Бывают противные и неопасные. Бессмертно учение Боконона о ранг-рангах — людях, глядя на которых, мы сознаем, какимы мы склонны быть, хотя не должны бы. Для меня таким — в числе прочих — стал в свое время Тимофей Пушков, несчастный обитатель города Луганска, больной, немножко, видимо, наркоман (ну, с лечебными целями), 79 года рождения, числящийся заштатным священником РПЦ МП, даже «архимандрит Феогност». Не называю его так, потому что Пушков не считает же меня священником — как и все духовенство ПЦУ. Прославился, когда попал в российскую тюрьму — ненадолго, быстро выяснилось, что взяли «своего», а между тем скончалась его мать. И вот хочется жалеть парня, но он настолько хам и грубиян, что жалеть надо с очень безопасного расстояния, не вступая в личный контакт. Неплохо знает греческий и переводит какие-то церковные тексты, но русским владеет неважно, это общая проблема многих переводчиков.
