«Когда же они пошли, Иисус начал говорить народу об Иоанне: что смотреть ходили вы в пустыню? трость ли, ветром колеблемую?» (Мф 11:7)
Жан Птифис считал, что это «тонкий намек на Эзопа, его басню о тростнике и оливковом дереве» (С. 99).
В переводе Гаспарова, правда, речь именно о дубе: «Дуб и тростник спорили, кто сильней. Подул сильный ветер, тростник дрогнул и пригнулся под его порывами и оттого остался цел; а дуб встретил ветер всею грудью и был выворочен с корнем».
Птифис, как истинный француз, указывает, что есть переложение этой басни Лафонтеном. Есть и не менее семи переводов русскими авторами. Лучший, конечно, Крылова. Все остальные русские переводчики современники Крылова.
Мораль Эзопа: «С сильнейшими не следует спорить».
С Лафонтеном и прочими не всё так просто. «Бушует ветр, удвоил силы он, Взревел и вырвал с корнем вон Того, кто небесам главой своей касался И в области теней пятою упирался».
Контекст очень разный. Лафонтен – современник английской революции и Фронды. Сумароков, Крылов, Дмитриев и прочие – современники французской революции. Дуб вполне может быть королем или даже императором.
Тем не менее, басня не из самых популярных по причине, скорее всего, внутренней гниловатости и нелогичности. Дуб не спорит с ветром, дуб спорит с тростником. Дуб не революционер, дуб неблагоразумный раб. Тростник – Молчалин, коонформист без страха и упрека. Басня не против тиранов, а против сопротивления тиранам. Можно ли сказать, что конформист «сильнее»? Сила в том, чтобы победить, или в том, чтобы не спорить с победителем?
Николай Николев (1758-1815), аристократ, придворный, это уловил очень четко (у него не «тростник», а именно «трость»):
«Растенье низкое (вещал ей Дуб, кончаясь),
Растенье, кое век качаясь,
Пред малым ветерком как слабость нагибаясь!
Не мни торжествовать, хоть скоро буду мертв
От клеветы твоей и бурна ветра злости,
(Кому поклонами не приносил я жертв);
Но знай, что Дуба смерть славнее жизни Трости.
Я был неколебим, стоял колико мог,
И пользой твердости у мира был в предмете;
А ты — ты гнешься ввек, всем ветрам трусишь в свет,
Как слабость, низость, лесть — валяешься у ног».
Читатель мой! реши, судил ли я по праву,
Не Трости дав, а Дубу славу?
Иль тот правдивей суд, которой дали им,
Неподражаемым пером своим
Бессмертные гонители пороков,
В Париже Лафонтен, в России Сумароков?»
Точно ли Иисус знал басню Эзопа? Мы не знаем. Собственно, басни Эзопа сохранились в рукописях намного более поздних, чем евангелия, и, скорее всего, большинство Эзопу лишь приписывались. Иисус не противопоставляет тростник – дубу, Он сравнивает тростник с придворным льстецом – а Иоанна Предтечу с пророком Илией. И обещает нам, христианам: «Меньший в Царстве Небеном больше его».
Что обещает это обещание? Предтечу, как и дуб у Эзопа, повалили – срубили голову и всё. Более того, Иисуса тоже ведь того…
Так что обещание двусмысленное: мы «больше» в том отношении, что нас будут рубить мечом подлиннее, распинать на кресте повыше? Или что мы устоим? Э, если мы в Царстве Божием решительно – какая разница? Главное – быть дубом Божьим, а то было такое присловье в 1970-е: «В полку три дуба: начхим, начфин, завклуба, И один дубочек – военный переводчик». Конформист переводит наглость в подлость. А мы – христовы переводчики, переводим язык Божьего всемогущества на язык человечьего сопротивления злу добром.