Предположение, что Лазарь – автор четвертого евангелия, побуждает взглянуть на композицию этого евангелия: а какая она вообще? Может она подтверждать такую гипотезу?
Вообще композиция Четвертого евангелия крайне проста, намного проще, чем у других. Если бы не длинные монологи, это евангелие было бы короче (и проще), чем евангелие Марка.
Прежде всего, есть начало, апофеоз и конец – и все три связаны с водой. Крещение Иисуса, усмирение бури, ловля рыбы.
Усмирение бури – это Исход. Иисус как Моисей.
В тексте чередуются чудеса и передвижения Иисуса.
Чудес восемь: превращение воды в вино в Кане, исцеление умирающего в Кане, исцеление паралитика, умножение хлебов, усмирение бури, исцеление слепого, воскрешение Лазаря, умножение рыбы.
Умножение рыбы хочется вынести за скобки— последняя глава, где оно описывается, исследователями признается за дополнение. Это не принципиально.
Важнее то, что и чудеса чередуются, перемежаются события, связанные с материальными объектами и с людьми.
Чудес с людьми всего четыре: умирающий, паралитик, слепой, умерший Лазарь.
Паралитик и слепой – это словно последние стадии агонии, когда умирающий теряет способность двигаться, а затем и способность видеть.
Воскресение, стоит помнить, в оригинале – подъем. Человек начинает видеть и двигается.
Может ли воскресший вспоминать воскресение как второе рождение?
Должен!
Тогда становится понятна беседа с Никодимом с ее призывом к рождению от Духа. Не просто «обращение», «духовный переворот», а роды.
Иисус исцеляет паралитика – и сопровождает это словами: «Как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» (Ио 5:21).
Образ воды пронизывает все Четвертое евангелие:
вода крещения,
вода, становящаяся вином,
вода в разговоре у колодца – родник Духа,
вода купальни у Овечьих ворот, где находится паралитик,
вода разбушевавшегося Галилейского озера,
вода как река вечной жизни в монологе на праздник кущей,
вода Галилейского моря, в которой апостолы ловят рыбу.
Из этого образа следует два других образа жидкостей: кровь и вино. Вода становится вином в Кане – вино становится кровью Иисуса. В прологе говорится о том, что верующие в Христа рождены не от крови земных отцов (1:13), в 6 главе подробный монолог о плоти и крови Иисуса, с лихвой компенсирующий отсутствие «установительных слов» на Тайной вечере, на Голгофе течет кровь Иисуса (синоптике об этом не говорят).
Вода разбушевавшегося Галилейского моря – источник смертельной опасности. Этот образ есть в Библии:
«Объяли меня воды до души моей,
Бездна заключила меня» (Иона 2:6).
Знаменитое de profundis 129 псалма, страх жителя нагорья перед морем:
«Спаси меня, Боже, ибо воды дошли до души моей. Я погряз в глубоком болоте, и не на чем стать; вошёл во глубину вод, и быстрое течение их увлекает меня» (Пс 68).
Вода купальни может исцелять, но нужны друзья, чтобы столкнули в нее. Иисмус оказывается таким Другом – и такой водой.
Темная грозная вода Красного моря— во всяком случае, евреи именно такой представляли воду, через которую совершался Исход. И светлая вода воскресения, текущая из Иисуса и превращающая в кровь, носительницу жизни.
Очень осторожно можно предположить, что тут сказался опыт смерти и воскресения: смерти как гибель в морской пучине, воскресение как первый глоток воды воскресшего, глоток, от которого начинает ощущаться, как вновь струится кровь.
Доказательств, конечно, тут быть не может.
