«Это сказал Иисус,
Поднял взгляд вверх и сказал:
- Отец!
Время пришло.
Прославь Твоего Сына,
Чтобы Сын прославил Тебя» (Ио 17:1).
Два архаизма трудно, но необходимо убрать из перевода: не «настал час», а «пришло время» и не «глаза», а «взгляд». В каких-то славянских языках «час» по-прежнему означает «время», но в русском бесповоротно он означает лишь отрезок времени в 60 минут.
Из мелочей: время именно «пришло», там очень простой глагол, который передает в евангелиях именно приход и уход людей. Пришли, ушли.
Посмотрел вверх, а не «на небо». Конечно, утрачивается перекличка «неба» с «Отцом Небесным», но так ли уж это важно. Люди в комнате, над головами у них крыша, никакого неба не видно. Может, в греческом или арамейском нет слова «вверх», а в русском есть.
Рука тянется заменить второе «сказал» на «добавил», но останавливается – подлинник однозначен. К тому же тут есть некоторый смысл в повторе: он напоминает, что перед нами дистих, параллелизм.
Главное – очень хочется заменить «прославь» на что-то попроще. Покажи, яви, открой… Да, «открой» - отлично! Речь идет именно об этом. Открой, как открывают памятник, сдергивая с него покрывало. Открой, как открывают дверь, шкатулку, книгу…
Уж очень «слава» испоганено во всех языках мира.
Кстати, тут греческое «доксасон». Так что, когда объясняют, что «докса» это мнение, «православие» - «правильная позиция», это не вполне точно. Плотное слово, многослойное. Но тут, безусловно, именно открой. Было откровение словом, откровение образами, но решающее откровение – Крест. Вознестись к Отцу, минуя крест, и чистеньким, без шрамов, синяков и послевкусия смерти посылать Духа… Это означает, что между Богом и человеком остается дверь. Приоткрытая, но нам через неё не простиснуться, переговариваться можно, а что толку.
На иконах рисуют иногда Иисуса, спускающегося в ад, причем у него под ногами двери ада, которые Он сорвал с петель. Мило, но на самом деле это двери не ада, а рая, и с петель они не сорваны – ну какие в раю петли, там же стен нет, поэтому он рай – но они распахнулись, когда Иисус произнёс «Открой!» и уже не закроются никогда.
Но даже и «открой» недостаточно ясно. Речь идет о действии наружу. Не двое моют друг другу спинку, восхваляют друг друга, а Один рывком преодолевает собственную невидимость – невидимость ведь есть абсолютная закрытость – и становится доступным для взгляда. Другое дело, что увиденное это мука, это смерть… Смерть, из которой рождается вечность как из обычного трупа рождаются червяки, но все же именно смерть и труп. И никакое воскресение этого не перечеркивает.
