С годами я все больше ценю свою мать. Да, она не участвовала в мировых войнах (разве что зажигательные бомбы сбрасывала с крыш), не сидела за политику. Учитель, трое сыновей. Но! Она была очень умная — подозреваю, что айкью у нее был не менее 150, хотя айкью далеко не лучший показатель – и уж точно умнее меня — она была очень хорошо образована, и не только потому, что ИФЛИ, но главное — она была толерантна. Все ее достоинства концентрировались в этом свойстве. Я даже не знаю, как это раскрыть. Не просто доброта, не просто милосердие, понимание, терпение. Это все реактивные, а не проактивные свойства, а ее толерантность была активна как солнечная корона. Вот моя теща, которую я с каждым годом, глядя назад, все больше ценю — у нее все-таки была более обычная реакция на зло и несправедливость, на глупость и агрессию — реакция защиты — ирония. Теща не была еврейкой, упоминаю, потому что в принципе такую реакцию я чаще встречал именно у евреек (и евреев, конечно). Национальное тут ни при чем, просто сочетание дискриминации с образованностью, когда человек от среды получает два противоположных сигнала — «учись, подымайся выше» один, а второй — «не высовайся, ж...ская морда». В результате ресентимент, более или менее окультуренный. Такое было даже у Боннер (очень похожей на мою мать и внешне, и многими параметрами). Яркий пример — Марина Джуринская, была такая прихожанка о.Александра Меня, преязвительная и премилая.
У моей матери язвительности не было ни на волосок. И когда я думаю о Матери Божией, то Она для меня созвучна моей матери — немолодая, всегда усталая и всегда активная пожилая еврейка. Не идише мом — «идише мом» это самое антисемитское из всего, что я знаю, это гнусная издевка, а вовсе не похвала. «Идише мом» — эгоистичная и глупая, вздорная агрессивная дура, превратившая ребенка в куклу, отыгрывающая на ребенке все свои комплексы. Бррр... Сами вы идишемом!
Толерантность... Не кротость, не смирение. Вот Мария Витальевна Тепнина, одна из наших приходских святых Божиих одуванчиков из стали и бриллиантов — детский стоматолог, подруга матери отца Александра, червонец по катакомбной Церкви 1947 года. Кроткая, смиренная, стальная... Умерла через год после отца Александра, рядом и похоронена. Но не толерантная! Может, «толерантная» не лучший термин, но я не могу подобрать другого, а у меня словарный запас большой. Поэтому приходится писать длинный текст. Толерантность как очень творческое мирное состояние духа — именно духа, а не души. Словно огромная широкая река (не море), скорее Волга, чем Днепр, Волга изгибистее, Днепр прямолинеен, и эта река несет и покачивает пловцов и корабли с лодками. И поит, и энергией делится. Полная самоотдача — и при этом полное личностное самосохранение, без невротичности малейшей. Воплощенная сила без насилия. Даже без насилия в виде отгораживания. Это очень, очень редкое явление... И если я начинал жизненный путь, ориентируясь прежде всего на отца — и все боевое, фельетонное, педагогическое во мне от отца — то с годами, надеюсь, я все-таки больше хочу как мама. Ну, думаю, лет через 30-40 я приближусь к идеалу...