Мой отец сидел в одном лагере с Любарским, и Любарский мне рассказывал, когда мы познакомились в начале 90-х — он стал меня печатать в «Новом времени» (отец умер много раньше), что на отца моего косились. Отец был стариком (на самом деле, 63 года, но три войны — включая истребление «басмачей» — и 18 лет тюрем, включая Лефортово и концлагеря), от работы освобожден (лесоповал, на свидании печку я топил отборным дубовым паркетом), относились к нему уважительно. Но папа сотрудничал с администрацией — делал всякие агитплакаты, разбивал клумбы, он был страшный энтузиаст подобной работы, он точно то же делал в пионерлагерях и детдомах, где работал.
Я к тому, что не надо делать культ из вполне конформистской фигуры, раз — не Новодворская, мягко говоря. Пыталась пройти по краю, не смогла. Не более того. Не пастор Николай Романук, который сидит полгода в ожидании приговора. Во-вторых, надо понимать, что Александр Подрабинек имеет биографию, благодаря которой может критиковать кого угодно хоть в Вашингтоне, хоть в концлагере. Да и живет он в России, а не там, где большинство его нынешних критиков. Я его текста не читал, но повторяю: человек боролся за демократию по-настоящему. Это дорогого стоит.
Я сам, понятно, симпатизирую Беркович — просто потому, что она же не доносы на солагерников пишет, а что-то делает позитивное. Она ведь не «Гибель Бандеры» ставит? Все мы в концлагере — что ж теперь, ничего не делать в знак протеста! Они будут только рады. Я бы и в концлагере катехизацию вел, и если бы пришли вертухаи послушать, я бы их не прогнал. Наше дело телячье: мычать и брыкаться, а куда засунут и зарэжут или нет, это уже их дело.