Есть тысячи военных капелланов. А я первый, кажется, антивоенный капеллан.
Мне неустанно напоминают, что я злой человек. Все вокруг добрые, а я почему-то злой. Добрые люди бомбят друг друга, крадут, лгут, угнетают друг друга, но зато они добрые, а я злой. Может, мир стал бы лучше — ну, пригоднее для житья — если бы было больше злых людей и поменьше добрых?
Жена — для готовки! Жена готовит меня для Царства Божьего, жена готовит меня к встречам с дурными людьми, жена готовит меня к самопознанию, в общем — будь готов, всегда готов. Готовит по-разному. Чаще всего тушит
Одно время Бог мне платил деньгами. Теперь свободой. Каждый день на свободе — чудо больше хождения по водам. Знамение. Знак. Есть «кирпич», а это знак «кирпича нет». Иди! Живи! Не ворчи, а твори, тварь ты Божия любимая..
Дано мне жрало в плоть и ржало в дух...
Моя сильная сторона в том, что я безжизненные цитаты и факты оживляю так, что они цепляют сегодня.
Моя слабая сторона в том, что я безжизненные цитаты и факты оживляю так, что они цепляют сегодня, а быть зацепленным не так уж приятно.
Есть люди, живущие на Западе. Есть люди, живущие в западне. А я живу в Западе и на западне.
Я вырос на «Маугли»... Что может быть хуже дряхлой белой кобры, у которой высох весь яд? Ха! Дряхлая белая кобра, у которой яд не высох! И вот в этом гадюшнике я живу. Ну, я тот ещё Маугли, конечно... Разжиревший, в очках... Д я и в лучшие годы по деревьям на лазал.
Мой отец из концлагеря присылал нам «Каргу» — «Карманную газету». Брал новости о нас и фотографии, которые ему присылала мама, и изготавливал великолепные такие книжечки.
Моя книга, каждый день расширяющаяся, это «Инга». «Интернетная газета». Можно «Хринга» и «Принга». А может, лучше а ля Свифт «Гуинга».
Я раб Кремля от рождения и, боюсь, до смерти. Но я не работал на убийства, совершаемые Кремлём и его солдатами.
Было, я изучал историю русского дворянства XVI-XVII веков, а это история убийц. А стало: я написал историю преступлений Кремля — его завоеваний и обманов, и последнее написанное жирнее первого.
Восслед Сергеичу восславил я свободу и к не убий я призывал.
Моя совесть нечиста, потому что я духом Джек Потрошитель, но руки мои чисты, потому что я мыл их регулярно, и маску порядочного человека я носил неукоснительно, чтобы меня не соблазняли малые сии.
А вот кое-кто кое-где не у нас живут в Нью-Йорке и работают на войну и несвободу!
Таки кто тут выходит блудный дочь?
Я сторонник заповеди «не убий никогда и никого». Если, не убивая, я окажусь рабом китайцев или туарегов, так тому и быть. Не привыкать — был рабом Кремля, стану чьим-то ещё, священномучениче Хижино Дядитомианское, моли Бога о мне грешном. Но убивать грех, лучше быть рабом, чем убийцей. Кто думает иначе, обычно сам не воюет, лишь хочет, чтобы за его свободу убивали другие, а он им заплатит. Наличными или налогами.
Я пишу так, словно на кого-то нападаю? Словно кому-то что-то доказываю? Мурр, спасибо за комплимент! Да, я не Сахар Медович. А вы не боитесь сахармедовичей? Силовиков за их спиной не замечаете? Или вам нравится силовичество? Вот за моей спиной железно ни одного боевого кролика нет.
Матушки, сколько ж любителей кататься на троянских лошадках! А потом удивляются и Бога упрекают: все люди такие ласковые, глаза у путиных и гундяевых добрые-предобрые, значит, от Бога зло, больше не от кого... Ну и от меня, конечно, но для меня честь оказаться в такой компании.
Даже Померанца не пощадили — взяли его фразу про пену на губах ангела и превратили в оправдание сахармедовичей с атомными бомбами.
Сохрани меня Бог от добрых людей, это они чуть меня не угробили в Филатовской больнице и всю жизнь мешали и мешают работать. Николай Романов, Лениныч, Сталинидзе, Хрущёв и далее — ни одного злого человека не было среди правителей России, все добрые и ласковые, сдержанные, и народ такой же, один я выродок.
Вот бывают основоположники... скотоложники...
А я — противоположник.
Если уж молиться по признаку сходства, то мой покровитель — блаженный Августин. Вокруг цивилизация погружается в варварство — что делать? То же, что всегда — дописывать, что начал писать. Августину было тяжелее: он не имел интернета, не знал, что не всюду торжествует варварство. С другой стороны, Августин был крепче в вере и видел Град Божий, недоступный вандалам и побеждающий вандализм.
В смерть некоторых людей трудно поверить. В смерть отца Александра Меня было невозможно поверить. Думаю, в смерть Иисуса было невозможно поверить даже тем, кто за ней наблюдал.
Со мной будет иначе. «Слыхали, Кротов умер?» -»Как, только сейчас? Кто бы мог подумать, я думал, в конце девяностых! Представляю, как он в реанимации правды требовал!!»
Вся моя жизнь вполне может быть описана в рамках пушкинской сказки. Жил-был Балда. Стал Балда попом.
Прометея клевал орел в печень, а меня клюёт петух в з…цу. Зато я не прикован и не краду ничего у богов, а возвращаю украденное Богу.
«Либеральное» — не мой любимый термин. Но тут как с «еврей» — я ненавижу национальное любое, но если антисемит выползает, я напоминаю, что я «галахический еврей». Тем более, есть в этом что-то от «галактический еврей».
Да, я не святой. И как человек, написавший несколько тысяч биографий святых, скажу: ваше счастье!
Когда в 1990 году я впервые написал в газету (это был, увы, некролог отцу Александру), я был не в силах перечитать написанное. Потом многие годы я с большим трудом заставлял себя перечитывать написанное, ломая врождённую убеждённость, что написано идеально и без ошибок. Сейчас я нервничаю, если сразу не перечитал написанное три-четыре раза...
Полемизировать с человеком других убеждений нужно так, чтобы, в случае, если ты переменишь свои убеждения на его, не было мучительно стыдно за то, что и, главное, как ты говорил раньше. Хамство в полемике часто (не всегда) объясняется подспудной неуверенностью в идеях, которые защищаешь. Вообще полезно себе представить, что ты завтра проснёшься атеистом — сразу тянет помолиться, а если атеист — ну Канта почитать, что ли...
Да, у меня тяжёлый характер. Порядка 10 мегатонн. Но ведь 40 лет назад было около 12-ти!
Крымваш. Сиваш. Кремльваш. Сибирьваш. Сивашваш. Космосваш. Мавзолейваш.
Яневаш!
Да, я пишу вычурно, маньеристски, элизабетински. Но я не пишу заумно! Я так писал уже в 19 лет. Иначе мне скучно. Кстати, я изначально дал себе слово не цитировать слишком много, не щеголять знаниями и, кажется, в эссе не очень щеголяю, сдерживаюсь. В отличие от некоторых типа Максима Соколова.
Присядешь с утра перед променадом записать мысль на манжете и сидишь уже час — так эта дура раскаталась в эссе как тёщин язык.
Я говорю проще, чем пишу. Когда я говорю, я словно черчу по прямоугольной линейке. Когда я пишу, я пользуюсь лекалом, да просто рисую. Но кто сказал, что чертёж понятнее картины маслом?
