Терроризм как сыпь на теле закрытого общества
В драме Беслана, когда в 2004 году Путин распорядился погубить несколько сотен детей, лишь бы не вступать в переговоры с террористами, была одна малозаметная деталь. Городским властям сообщали из столицы Осетии, что готовится что-то дурное, и дали замечательный совет — разрушить дорогу к Беслану из Ингушетии. Опасность, реальная или вымышленная? Разрушить дорогу, соединяющую с потенциальной угрозой! В парламенте засели враги президента? Стрелять из танков по парламенту! Мне кажется, что враги засели в туалете? Стрелять из танков по туалету!
Страх и стремление закрыться как результат страха — не особенность России, но с 1990 года эта закрытость достигла невероятных размеров. Стремление создать «русский мир» на планете — это стремление создать глобальную сеть закрытости, самоизоляции.
Эскалация закрытости шла постепенно. Сразу после прихода Ельцина к власти в августе 1991 года был сохранён главный инструмент закрытости — Контора, только на стала служить новой власти. Хотя формально идеологией Кремля в 1991-1993 гг. было западничество и ориентация на открытое общество, на практике открытости было крайне мало, прежде всего — на уровне населения. Отношения с людьми регулировались принципом «если ты со мной не согласен на сто процентов, ты нелюдь, и я с тобой общаться не буду». Мать и ребёнок, муж и жена, братья и сёстры жили именно так. В политике эта психология выглядела как страх не столько перед политическими противниками, сколько перед любыми переговорами с ними. Это страх был не только в коммунистах, но и в людях, провозглашавших демократические принципы.
Закрытость прежде всего проявилась в борьбе с «развалом СССР», с национально-освободительными движениями, с точечными, но эффективными (хотя очень не эффектными, даже застенчивыми) мерами по организации в бывших колониях того, что с 2014 года получило название «гибридная война». Дестабилизация чужими руками. Самый яркий пример, конечно, первая чеченская война. Затем уже упоминавшийся расстрел парламента, когда идея «никаких переговоров» была впервые озвучена применительно не к внешним, а «унутренним» врагам.
Следующий шаг — фальсификация выборов 1996 года, ещё не столь масштабная, как в позднейшие годы, но даже более позорная, потому что фальсификация получила одобрение «демократических интеллектуалов» как средство победы над «комуняками». Что угодно, лишь бы сохранить демократические формы.
«Что угодно» пришло в лице Путина, который и провозгласил полное отрицание переговоров с террористами и экстремистами, ссылаясь на Запад. Так ведь и Ленин непрестанно ссылался на запад, и идея красного террора была взята из Франции 1793 года, титулы «комиссар» и т.п. В этом смысле путинизм — мрачная тень Запада, точнее, худших черт Запада, тех черт, которые и не западные вовсе, а как раз «восточные», «архаичные» — страха, доходящего до паранойи, закрытости, агрессивности.
Формально всё было соблюдено и соблюдается до сих пор. Путин не ведёт переговоров только с террористами. Правда, к терористам причисляется уже почти всё население России. Любой житель может в любой момент быть объявлен либо террористом, либо пособник террористов, либо носителем террористических идей. Отмена выборов и превращение немногих остающихся выборов в откровенную фикцию — это отмена переговорного принципа в политике, ведь выборы и есть наиболее результативная, а в некоторых отношениях единственная результативная форма переговоров граждан и власти.
Так Россия стала почти идеально закрытым обществом. Чёрная дыра на планете Земля. Идеологические обоснования закрытости значения не имеют — в Китае и в Корее эти обоснования другие, а закрытость та же. Закрытость эта исходит, следует ещё раз подчеркнуть, прежде всего снизу. Кремль лишь зеркало-рефлектор, собирающее страх и ненависть снизу в один луч. Это надо помнить нормальному миру: противостоять России закрытостью, практиковать «борьбу с терроризмом» в ущерб демократии означает идти по пагубному пути России, разрушать отношения между людьми ради спасения людей, означает идти в мрак. Сам терроризм – всего лишь сыпь на теле общества, показывающая, насколько общество больно закрытостью, подозрительностью, разрывом человеческих связей.
