«И привели осленка к Иисусу, и возложили на него одежды свои; [Иисус] сел на него» (Мк. 11, 7).
Поэт Вениамин Айзенштадт (1921-1999) вложил в голову ослика молитву: пусть лучше меня распнут, а Иисус будет жить. Что замечательно отвечает на римские издевательства как над иудеями, так и над христианами: о первых говорили, что в Святая Святых Храма хранилась голова осла, о вторых — не говорили, но сохранилась карикатура в одной из римских казарм III столетия, где изображён распятый с ослиной головой: вот, мол, в кого веруют христиане. Только осёл даст себя распять, а значит, только осёл будет поклоняться Христу. Это ведь ещё древний скептический грек, а не Вольтер, сказал, что быки поклонялись бы быку, если бы умели изобретать.
Да, изобрести божество по своему образу и подобию дело нехитрое — люди только этим и занимались в течение веков, чему свидетельство многочисленные идолы. Но никто не считает себя ослом, никто не захочет остаться в памяти людей грязным комочком плоти на двух деревяшках — а всё-таки покланяемся мы Тому, на Кого не хотим быть похожим, Кому хотим подражать в красивом и добром, а не в том, что было налицо тогда, на кресте. Другое дело, что для того, чтобы стать Богом, человек прежде должен стать ослом. И когда апостолы бросали свою одежду на осла — было в этом символическое отождествление себя с этим животным: мол, и сами готовы Тебя пронести на руках. Что ж, прошло время символов и ослов — лишь человек может ввезти Бога в игольное ушко человечества.