«И было в те дни, пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане» (Мк. 1, 9).
Для безгрешного Богочеловека Крещение — снисхождение, для людей крещение — начало восхождения ко Христу. Когда душ принимает чистый человек, он освежается. Когда душ принимает грязный человек, ему важно совсем другое.
Что же, в конце концов, меняется от Христа? Какая разница? Златоуст, комментируя рассказ о крещении Иисуса, вворачивает красивую симметрию: «Не чистота крестящего, но сила крестившегося» привлекает Духа Святого.
Дальше Златоуст обрушивается на тех, кто и после крещения спокойно грешит. Меняется, может быть, лишь одно: человек обретает свободу грешить, ошибаться, гадить.
До этого человек гадил просто потому, что человек был гадом, после Христа отрицать свободу, вольность (точнее, произвольность) греха — самый тяжкий грех.
До Христа чистота — чудо, исключение, извращение. Кстати, бесполезное. Какой мне толк от чужой чистоты, когда и своя-то мне ни к чему? Чистым может быть и топор палача, и труп. Иисус — и чист, и властен, но чистота Его не имеет абсолютно никакого значения (в отличие от чистоты у людей). В Нём важна сила, сила, делающая меня свободным. Во Христе (не после Христа, можно ведь быть после Христа, но вне Его) я отвечаю за свой выбор.
Это не чудо, это возвращение к моей настоящей природе, которая отличается от природы любого существа тем, что в ней не все детерминировано. Поэтому Златоуст тут же говорит о том, что человек, принимающий Духа Христова, выше ангелов, человек сын Божий. Человек настолько же выше ангелов, насколько видимая свобода выше невидимой. Видим и свободен! Человек — воплощённая свобода, двуногая и с аппендиксом. Дело за малым: чтобы свобода не покрывалась пылью и грязью. Вот тут и появляется Христос и показывает пример.