Боль как средство сострадания

Фантаст Шекли выдумал прибор, который при малейшем признаке опасности окружал космонавта непроницаемым полем. Прибор оказался никуда не годным, потому что, если опасность была непрерывной — поле действовало непрерывно. То есть, если кто-то махал перед носом космонавта ножом, поле не выключалось и тот, кого оно окутывало, быстренько погибал от удушья.

Человек пытается защититься от скорбей — чужой злобы и собственной слабости и глупости, от страха смерти и от болезней — тем, что создает вокруг себя, поближе к телу какую-то защиту. На лицо можно надеть марлевую повязку — она не пропустит заразу. На тело можно надеть кольчугу — она защитит от ножа. На душу можно надеть маску высокомерия — и никакие насмешки не страшны. Можно всего себя одеть в броню гордыни — и даже смерть встретить равнодушно. Это действительно переживается телесно, как близость к телу некоей стены, которая не дает волнам житейского моря нас захлестнуть.

Только вот беда: слишком тяжелая броня убивает своего неблагоразумного хозяина. Замурованному человеку смешно говорить, что стена прочно ограждает его со всех сторон. Чужая гордыня может убить мое тело, но собственная гордыня убивает мою душу. Я задыхаюсь в том очищенном пространстве, которое создаю, чтобы дышать спокойно. Я думал устроить маленький садик перед домом, а он разросся и уже не выпускает меня погулять, он уже разваливает фундамент. Долгая и кропотливая работа, которую многие люди совершают годами, огораживая себя от психологических посягательств других людей, завершается тем, что сам защищающийся превращается в чудовище, изматывающее всех окружающих своим эгоизмом, агрессивной самообороной, упреждающей злобностью.

Выход из этой ситуации описал св. Максим Исповедник, мимоходом заметив как-то, что спасение совершается с теми, кто «расширяем скорбями» (Творения, М., 1993, т. 1, с.212). Скорбь можно победить не бегством от нее, не сверхзащитой от нее, а тем, чтобы в испуге бежать вширь, к Небесному Царству. Расширить себя — то есть, снять с себя кожу эгоизма, снять гордыню, убрать равнодушие и безразличие, которые отделяют от нас весь мир, подобно безумно широкой нейтральной полосе.

Положившись на Бога, рискнув, человек обнаруживает, что он как раз и нашел защиту. Только ограда — там, где ей и положено: бесконечно далеко от ограждаемого, не досаждая ему, не прикасаясь к его коже. Это гордыня трется о нас, непрестанно отвлекает наше внимание на себя, раздражает — подлинная стена невидима. Тот же Максим Исповедник перечисляет, что может быть названо стеной: мудрость Божия, ангелы, «навык в истинном и твердом ведении, окруженный стеной всех нравственных, естественных и богословских умозрений» (Там же, 213). Не наше добро, а Божие — вот стена, а если уж наше добро — то это добро умозрения, взирания на Бога, на далекий горизонт. Чтобы пройти по проволоке, надо глядеть не под ноги, а выше, намного выше.