Как каяться в неведомом для тебя грехе?
Христианство дается нам как милосердие. Крещение есть прощение, опередившее суд, амнистия до приговора. Христос есть Спаситель от справедливого — то есть, прежде всего, от скорого суда. Когда христианство превращается в обличение, в принуждение к покаянию, в угрозу — оно перестает быть христианством и становится обычной религией, не обязательно ханжеской, но обязательно безбожной и бесчеловечной.
Милосердие может осуществляться по разному. Проще всего миловать то, что заслуживает помилования. И на протяжении веков христиане делили грехи на смертные и простительные, на тяжелые и легкие, вводили тысячи оттенков и на каждый оттенок давали — куда ж деться, если христиане! — особое прощение. Милость Христова отпускалась порциями в строгой пропорции с мерой греха.
Только пропорциональное милосердие не исчерпывает всего милосердия Христова. И дело даже не в том, что само деление греха на смертный и простительный — условно, что всякий грех, строго говоря, к смерти, всякий непростителен — если нет Христа. Пропорционально рассуждающее милосердие может быть очень жестоким, ибо оно считает себя вправе указывать человеку пропорцию, и даже еще круглее: говорить человеку о его грехе. «Как же ты, христианин, а совершил...» — вот формула, которая любого христианина довести до озверения.
Полнота Христова милосердия — в том, что Господь не говорит нам о наших грехах — о всех, которые Он видит. В Нагорной проповеди Бог показал, насколько остро Его — судейское — зрение: для него похотливый взгляд равен прелюбодейству, а крепкое словцо — убийству. Но никому, никогда Бог не сказал, какими грехами человек грешен с Его, Божьей точки зрения — ибо это и был бы тот самый Суд, от которого Бог отказался ради Воплощения и Распятия, ради милосердной и спасающей нас по сей день отсрочки. Бог прощает нас «вообще», и милосердие Его прежде всего в том, что мы не знаем, как много Он прощает. Мы залихватски говорим, что Он «взял все грехи мира», не представляя себе, что это за «все грехи». Если бы мы видели хотя бы все свои личные грехи, себя одного — тут начался бы для нас ад, тут бы мы сошли с ума, тут бы мы впали в отчаяние. Господь милосерден и прощает нам грехи, не рассказывая нам о том, что прощено. Он хочет спасти нас, а не свести с ума, вырастить святых, а не шизофреников, без конца оглядывающихся на собственную мерзость. Ему достаточно нашего признания в самом крошечном грехе, который настолько мал, что мы способны его увидеть и не стесняемся о нем сказать — Он ухватывается за него и вытягивает из нас все грехи, словно мышку за хвост. И если мы поступим иначе по отношению к ближним — мы вновь пытаемся уничтожить Христа и Его беспредельное, милостивое милосердие — насадить милосердие жесткое, холодное, убивающее человека.
Такая опасность подстерегает каждого христианина. Крещение не гарантирует от греха; мы вносим в Царство Христово гордыню внутри себя, и рождается новый грех — ловушка специально для христиан. Механизм этой ловушки виден из общехристианской истории. На протяжении веков — не всех двадцати, но по крайней мере тринадцати — христиане обвиняли евреев, что те распяли Христа. Да, распяли! Но весь ужас и глубина греха — в том, что он остался неведом для совершивших его. Большинство кричавших «Распни Его!», так и остались в убеждении, что ничего греховного не совершили. Кто же грешнее: распявшие Христа и не сознавшие греха своего или христиане, кто тыкал их носом в совершенное, призывая понять, что это грех? Конечно, христиане виновнее, ибо христиане спасены безграничным Христовым милосердием, чтобы передавать это милосердие дальше, а не чтобы махать им словно мечом. Христиане виновнее, ибо им Бог неведомые грехи простил и забыл, и не явил, а мы — неведомый иудеям грех не прощаем, или, если и прощаем, то все понуждаем их сознать неосознанный грех. И подлинно христианами в отношении к иудеям мы становимся лишь теперь, когда говорим, что те невиновны в Голгофе. Это не ложь и не лукавство, это величие Христова милосердия!
Самый тяжелый свой грех мы несем, танцуя. Самый яркий наш грех виден окружающим, но не нам. Самый звучный наш грех слышат все, кроме нас. Не беда! лишь имейте веру в Спасителя, и Он простит нам этот танец, эту слепоту и глухоту, не исцеляя нас от них. Но никогда — никогда — увидев чужой грех, не говорите о нем человеку. Прощайте — молча. Прощайте — прощая, а не обличая. Господь сказал мягко: «Не судите, да не судимы будете» — а ведь точнее и справедливее (но немилосердно!) было бы сказать: «Вы не судимы Мною — так не судите!» Он пощадил нас, принимая покаяния в неведомых нам грехах. Пощадим и мы других, прощая грехи, не требуя осознания их — и так поймем загадочные по огромности обетования слова заповеди: «Блаженны миротворцы, ибо они нарекутся сынами Божиими». Не обличители и правдолюбцы — милостивые и миротворцы!