Нужда Бога и нужда в Боге

«Сердцем своим ты всегда знал, что нуждаешься в Боге больше, чем во всём остальном; но знал ли ты, что и Бог, в полноте Своей вечности, нуждается в тебе? Как мог бы существовать человек, если бы Бог не нуждался в нём, как мог бы существовать ты?»

Так Мартин Бубер разворачивает далее мысль блаженного Августина о том, что лишь в Боге успокаивается человек. Конечно, «успокаивается» не в том смысле, какой слово «покой» приобретает в жёстком, рабовладельческом опыте: забиться в угол подальше от хозяина, замереть, не дышать, чтобы не болело израненное тело, чтобы никто не трогал; это идеал не вечной жизни, а вечной смерти. О том, что Бог нуждается в человеке, говорил в те же годы Бердяев.

Если Бог так велик и могуч, как его описывают верующие — с чего Он будет вмешиваться в их жизнь? Бог утонуть не может, так что Ему волнения человеческие? Разве повара беспокоит, что испытывает пылинка на лампочке в центральном зале ресторана? Царя не беспокоят переживания клопа в постели другого царя, тем более — за печкой какого-нибудь крестьянина. Величие определяется разрывом, пропастью между объёмами. Увы, верующие склонны к идолопоклонству — вновь и вновь мы превращаем Бога в предмет, пусть и поклоняемый, пусть и очень большой. А Бог велик не потому, что бесконечно больше «всего остального», а потому, что Он любит «всё остальное». Бог велик не потому, что всё сотворил и пустил плавать, как ребёнок пускает щепочку по весеннему ручью.

«Бог есть любовь» с некоторых пор стало штампом. («С некоторых пор» — это с Христа). Трудно себе представить, что в течение тысяч лет представление человека о Боге включало в себя что угодно, только не любовь. Впрочем, и представление человека о самом себе даже в наши дни менее всего включает в себя любовь. Человек есть существо разумное, существо говорящее, но не существо любящее. Любовь приятна, но экстремальна, как отпуск в экзотической стране.

В крайнем случае, человек представляет себя существом, нуждающимся в любви, хотя всё-таки любовь на десятом месте после здоровья, власти, хлеба, воды, дома, покоя, и денег, денег, денег... Для такого человека Бог — это существо, которое нуждается во всём этом так же, как человек, и тогда Богу нужно строить дома — только побольше, нужно окуривать его дымом, как окуривали людей от заразы, только класть ладану побольше и поприятнее. Любить такого Бога можно, но это как любовь к земному царю, превосходно описанная Львом Толстым на российском материале. Восторженная любовь подростка к российскому императору очень полезна для подростка и совершенно бесполезна для императора, который на любовь может и должен отвечать разве что благосклонностью, но уж никак не любовью. Такое божество нуждается в преклонении, в любви, но само, увы... Это не Бог — боженька.

Вырастая из такой подростковой религиозности, человек приходит сперва не к любви. Он приходит к подростковой же решимости ни в чём не нуждаться другим, хитрым способом. Не перелезть через препятствие, а повернуться к нему спиной. Не нуждайся — и не будешь нуждающимся. Не нуждайся в деньгах — и будешь богат. Не нуждайся в любви — и будешь богоподобен. Так и взрослые люди иногда рассуждают. Это своеобразный религиозный атеизм. Для такой философии (назвать это религией уже трудно) Бог — это абсолют, по определению ни в чём не нуждающийся, не двигающийся (ибо всякое движение есть уже признак нужды, хотя бы нужды в перемене места). Такой Бог не просит, чтобы Его любили, и Сам не любит. Это абсолют, который уже понял, что главное не в том, чтобы тебя любили, но ещё не понял, что главное в том, чтобы ты любил. Семнадцатилетний бог. Божок.

Бог-боженька и бог-божок сходны в одном: они властвуют, но не любят. Им нужны подданные, но им не нужны любимые. Впрочем, подданные им тоже не так уж нужны, они и без подданных велики. Их можно познавать и понимать, но их нельзя обнять.

Такое божество очень близко и понятно человеку, потому что таков всякий человек, ставящий себя выше других — то есть, буквально всякий. Если бы люди творили бога по своему образу и подобию, только такой бог и был бы известен людям. Однако, людям известен и настоящий Бог — Бог, Который не нуждается ни в чём и нуждается во всех и каждом. Бог, Который может пережить, если Его не любят, хотя и страдает. Бог, Который может умереть, если Его не любят до того, что казнят. Бог, не имеющий пространственных измерений, но Которому тесно без творения.

Такой Бог велик, потому что Он съёживается до вселенной, доходит до каждого атома и нейтрино, до всего Ему есть дело, и обо всём Он заботится изнутри, не отменяя свободы и независимости Своих творений, какими-то обходными, чудными (чудаковатыми и чудесными) способами. Учитель «выгорит», если будет слишком вкладывать душу в заботу о своих учениках, врач «выгорит», если не соблюдет дистанцию в отношениях с больными. Бог — не выгорает, хотя Он вообще снимает дистанцию между Собой и творением. Он — разгорается. Человек даже интереснее Богу, чем другому человеку. Другой интересуется собой, другими людьми, Богом — а Бог интересуется только другими людьми, но не Собой. Отсюда молитва — довольно странный для человеческого эгоизма разговор, в котором одна сторона в основном слушает, а другая в основном говорит. Благодать не столько учит человека просить чего-либо у Бога или благодарить о чём-либо, сколько даёт почувствовать, как Бог внимателен к нам, даже, когда мы ругаем Его.

* * *

Есть в Боге одна черта, роднящая его с ангелами и собаками — верность. Другое дело, что в Боге это — одна черта из невообразимого количества, а в ангелах и собаках только это одно и есть.

Верность Бога, однако, имеет непривычный для человека вкус, потому что Бог верен не по нужде. Ангел не может не быть верным, он нуждается в ком-то, кому он хранит верность — увы, падший ангел хранит верность самому себе, но всё же хранит. Собака, увы, может хранить верность надзирателю или преступнику. Им нужны объекты верности.

Богу не нужен никто, в том числе, человек. Да, Бердяев совершенно писал, что есть нужда Бога в человеке, что нелепо представлять Бога бесчувственным чурбаном. Однако, нужда бывает разная. Бывает нужда от недостаточности — именно такая у ангелов с собаками, бывает нужда от избытка. Иисус — проходит сквозь человечество, словно гость случайный. Есть апостолы — хорошо, нет — обойдётся. Вот в Отце Иисус нуждается, а с людьми как-то иначе. Это замечательно — значит, Его можно любить. Любовь не терпит причинности. Если у любви есть причина, то это уже не любовь. Бог верен по любви, а не по нужде. Может ли человек ответить Богу тем же? Наверное — в конце концов, «блаженны нищие духом» как раз о том (помимо прочего), что нужду надо уметь переносить, чтобы любить не то, что помогает справиться с нуждой (и не тех), а просто — любить.