Из зрителей - на сцену

Ранее

«Так будут поступать, потому что не познали ни Отца, ни Меня» (Ио. 16, 3).

А если не будут изгонять? Если христиан станут терпеть? Ну вдруг? Что сложнее — иудею открыть двери синагоги для христиан или христианину войти в распахнутые двери синагоги? Вот нам разрешат не обрезываться, не соблюдать субботу. Разрешат сохранить всю догматику и обрядность, уж какая у кого есть. Допустим, лет через триста, когда и синагог, и мечетей, и церквей будет как кот наплакал. Человечество широко шагнёт вперёд к светскости. Ну допустим! Верующие будут как филателисты. Через триста лет будут филателисты, никуда не денутся — есть же сейчас собиратели античных монет или вообще камней.

Мы вернёмся или потребуем, чтобы вместо этого иудеи ходили к нам? Или даже так: мы согласимся молиться с иудеями, а наши христианские молитвы сделать дополнительным бонусом, бременем, веригами? Учить иврит нам будет не нужно — если уж иудаизм так широко шагнёт вперёд, то про особый сакральный язык точно забудут. И про пейсы. И про нательные крестики. И про песочек блаженной Матронушки и про дублёнку Илии.

Будет ли это означать, что иудеи познали Отца и Сына?

Это неправильный вопрос. Задавая его, мы считаем себя подсудимыми, Духа Святого — утешителем, адвокатом нашим. Но разве мы подсудимые? Мы судьи. Мы сделали из камня, на котором лежало тело Иисуса, прокрустово ложе. А на этом камне даже Иисусу было нехорошо, что уж говорить о простых людях.

Христианином называется всякий, кто познакомился с Христом, но познакомиться и познать — разные вещи. Приходят в театр и зритель, и актёр. Один знаком с театральной жизнью, может быть, даже с актёром, но вот актёр знает театр, хотя не знает никого или почти никого из зрителей. Если и знает, то это скорее мешает, чем помогает. Актёр не для зрителей, актёр для игры.

Зрители могут освистать актёра, согнать его со сцены. Актёр не может освистать зрителей и выгнать их. Познал Сына тот, кто не может никого освистать и изгнать. Граница не между конфессиями и догматами, а между сидящими и поднявшимися, между наблюдающими и представляющими. Представляем ли мы себе, во что ввязался Бог, создав людей? Он создал зрителей. Он стал актёром, и немногое улучшится, если назвать Его почтительно «актором», как нынче политических деятелей принято именовать. Кто думает, что из тщеславия, тот обнаруживает полное незнание театра. Актёр посредственный развлекает зрителей, актёр гениальный делает зрителей участниками спектакля, поднимает их на сцену — не всегда телом, но всегда духом.

Многие люди ворчат на то, что в религиозной жизни любой конфессии есть деление на представляющих и наблюдающих, жрецов и мирян. Но деление на сцену и зал уничтожается не отказом посещать театр, а подъёмом на сцену. Тогда уже все вопросы обрядовой и вероучительной чистоты не то чтобы отступают на второй план, как декорации в театре никогда не отступают на второй план, но обретают своё истинное место.

Горе тому, что посмеет уничтожить декорации и театр, рассчитывая тем самым победить фарисейство — он просто утонет в самом базовом, дорелигиозном фарисействе.

Блажен тот, кто не просто познакомится с Богом и присоединится к верующим в Него, а тот, кто поднимется туда, где Бог и люди играют и действуют на равных, познает, наконец, что единство Божие — это единство Действующего, и верность этому единству не в уничтожении разнообразия, а в разнообразии творчества.