Наш страх — наш грех

«Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ио 8, 34).

Работа на грех всегда вдохновляется необходимостью защиты от греха. Враги теснят душу, надо немножечко автомата Калашникова, чтобы выжить... И вот вполне взрослые, солидные телом людям живут и делают — часто очень добрые дела — психологически держа руки за спиной, чтобы, если их шлёпнут, было не так больно. Так ведь страх не Божий, страх шлепка — это работа греху. Наш страх — их гипноз, как говорил кролик Фазиля Искандера. Более того, «их» не существует. Страхи и есть наши ахи. Конечно, нас могут и шлёпнуть, и пришлёпнуть, но что же тут страшного? Это явление природы, не более и не менее, предмет для изучения, для визита в страховую компанию, но не для страха. Ну, Ялта. Ну, смерть. Вот Бог — это страшно. Так Он как раз не убивает! Этим и страшно — такой... такой... да я бы на Его месте... А Он не убивает! Это что же Он такое задумал!!!

Царство Божие внутри, и враги человеческие внутри человека («домашние»). Это не отменяет Ветхий Завет с его «спаси от врагов и, кстати, разбей головы младенцев их о камень», это преображает Ветхий Завет: младенчик — это ползающий (пока лишь ползающий) во мне и сосущий мой мозг грех, камень — Дух Божий...

Мы грешим, потому что обстоятельства вынуждают. Какие?! Бог — наше обстоятельство. Вот — суть откровения Аврааму, вот — радостный вопль бездомного странника: Бог — моя надежда, моя защита, мой шатёр, моё силовое поле. Вы с колесницами и ядерными бомбами, а я — с Богом!

Зло случается. Шит на вратах Цареграда, и тот случился, правда, один раз всего. Бывает, что нас и ударят. Ну и что? Мы же не кобыла — щёлкни в нос, махнёт хвостом. Нас ударят, мы — почешемся и вперёд. Как у Марк Твена в «Янки» один крестьянин ответил на вопрос о том, что должен сделать рыцарь, если под ним убьют лошадь: «Встать и почиститься». Не зачистить окружающее пространство огнемётом, а себя почистить! Вот она, мудрость-то народная.

Никто не может нас победить, потому что никто на нас и не нападает так, как мы сами на себя нападаем. Ростры-мы, а не люди — гордо носом боевым на других, а потом удивляемся, почему вдруг взрывы и ядра.

В православном богослужении как параллель к этому месту читается рассказ об ангеле, который вывел апостола Петра из темницы, из окружения шестнадцати тюремщиков. Почему вывел? Потому что Пётр был рабом Божиим, а не рабом страха. Это не означает, что всякого набожного человека Бог вытаскивает из тюрьмы, но набожного и трусливого — не вытащит. Страх парализует так, что ни один ангел не стронет нас с места. Надежда животворит — и тогда даже тюремщика иногда Бог делает ангелом для нас.

Человек — не столько тайна, сколько секрет. В детстве мы делали «секреты»: закопаешь в землю кусочек фольги от конфеты, накроешь зелёным стёклышком, а потом раскапываешь — и какое чудо, когда заблестит! Раскопать наши страхи, расшвырять — и недалеко образ Божий в нас, он засияет и нас просветит.

Часто христиане озадачиваются Христом — Кто Он, что Он, что значит «спаситель», «мессия», «сын Божий». Вроде бы понятно, а — непонятно. Очень редко при этом озадачиваются Духом Божиим — тут кажется всё понятно. Но ведь лишь кажется! Наоборот, Христос — ясен, Он ведь человек, как все мы, а вот Дух Святой — тайна, тайна преображения человеческого, тайна победы над страхами, над неизбежным следствием страхов — поглуплением. Как Он, Дух может в нас дышать, в нас веру рождать и поддерживать? Абсолютно непонятно, потому что мы — не Дух, а лишь образ и подобие Духа. Непонятно, но радостно, непонятно, но приятно, непонятно, но факт. Я создал идола — грех, я выдул мыльный пузырь из своих страхов с мыльной водой пополам, а Дух — выдувает из меня страхи, лопается пузырь и человек раскрывается для жизни в огромном просторе веры, надежды и любви.