Воскресение: от трупа к мёду

«ибо, где будет труп, там соберутся орлы» (Мф. 24, 28).

Понятно, что тут Иисус цитирует поговорку. В русском языке есть выражение «вороньё слетелось», в голландском ещё ближе: «Waar aas is vliegen kraaien» — «вороньё трупа не упустит», в смысле, что все спешат туда, где есть, чем поживиться. Так что русская поговорка «рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше», из той же серии.

У Матфея и у Луки пословица в чуть разных контекстах, и в обоих случаях звучит непривычного для современного уха. Иисус предупреждает, что вернётся, но что будут и самозванцы, которые попробуют обольстить учеников. Самозванцы будут творить великие чудеса — не верить чудесам. Или наоборот, обманщики будут говорить, что Иисуса трудно увидеть, что Он прячется в пустыне или «в потаённой комнате» — не верить. Второе пришествие будет такое, что все ринутся ко Христу! Гадать не придётся!  

У Луки (17, 37) между словами о молнии, которую нельзя не заметить, и поговоркой про ворон ещё ворох фраз, которые у Матфея совсем в других сочетаниях, и, наконец, о том, что из двух землепашцев один будет спасён, а другой погибнет. Теоретически можно предположить, что ученики спрашивают, где будет погибший. Где будут «оставленные», «неспасённые»? В какой преисподней? Ответ выходит предельно чётким и поэтичным: преисподнюю не увидать, на то она и преисподняя, а вот крылатых чертенят нельзя не заметить. Над мёртвыми духом парят мёртвые духи.

Чересчур поэтично. Логичнее предположить, что первоначальное место фразы — у Матфея, сразу за словами о том, что пришествие Иисуса нельзя будет не заметить, что оно будет как исполинская молния, освещающая и небо, и землю. Тогда и поговорка про стервятников получает вполне приземлённый смысл — нельзя не заметить стервятников, которые кружат над трупом.

Что до Луки, то именно потому, что есть формальная связь между словом «труп» и словами о «гибели», изречение о воронье переставили на это место.

Конечно, надо учитывать, что распространённое в современной европейской культуре табу на упоминание и обсуждение всего, связанного со смертью, с разлагающейся плотью — явление достаточно недавнее, возникшее не ранее XIX столетия. Сегодня Иисус сказал бы «слетятся как мухи на мёд», «ложку мимо рта не пронесут».

Но это — в будущем. Пока Иисус больше похож на труп, чем на мёд. Полезно помнить, что древние считали, будто пчёлы самозарождаются при гниении туш животных, отсюда рассказ о Самсоне, нашедшем мёд в трупе льве («из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое»). Христианин рождается, потому что Христос умер.

Наш мёд впереди, зато есть время пройти эволюцию от вороны и стервятника до пчелы. Но для этого нужно чувствовать жизнь всюду, где она есть, видеть свет, напряжение, электричество духа всюду, где они есть — а они есть всюду как цветочная пыльца весной, и нужно, чтобы ни одна пылинка не пропала зря. Нужно всматриваться — есть картина Брейгеля 1559 года, иллюстрирующая голландские пословицы, так там под виселицей и вороньём пририсован человек, справляющий большую нужду.

В верхнем правом углу картины Брейгеля: вороньё слетается к виселице.

Это поговорка «Op de galg schijten» — «на всё нас…ть, даже на смерть». Но разве большая нужда — самая большая? Какающая ворона никуда не поспеет, даже если она белая.  Самая большая нужда — повернуться лицом к смерти, вглядеться и увидеть сквозь смерть — воскресение.