Есть ли суть у православия или католичества?

У людей существуют вымышленные сообщества — например, нации. Слово «нация» есть, а наций нет. Существуют реальные сообщества, которые никак не называются, потому что их существование не сознают или даже отрицают. Жильцы моего дома это абсолютно реальное сообщество, тщательно уклоняющееся от осознания того, что оно сообщество. Это неудивительно — власть смертельно боится самого осознания того, что жизнь есть не на Марсе, а в доме. Отсюда рукой подать до местного самоуправления — и власть бдительно следит, чтобы никто не смел подать друг другу руки для самоуправления, руки надо подавать стукачам, демагогам, палачам.

Существуют и абсолютно реальные сообщества, чьё существование абсолютно недоказуемо. Например, научное сообщество, Церковь, союз любящих сердец, он же брак. Зарегистрировать их можно — в виде академии наук, религиозной организации, брака — но регистрация не есть доказательство, это же люди, а не бозоны. Сейчас брак зарегистрировали, а через мгновение его уже и нет. А через два мгновения опять есть!

Всё это нормально. Не вполне нормально и забавно, когда эти сообщества перемешиваются. Например, католичество, православие (суннизм, махаяна или хасидизм тоже, но ограничимся Церковью, как ни безумно звучит «ограничимся безграничным»). Православие — это абсолютно реальное сообщество, это конкретная культурная традиция, развитой язык говорения о Боге и с Богом. Однако, у православия нет и в принципе не может быть «сути», именно потому что оно — язык. Сущность есть у Церкви. Она — реальное сообщество, чья реальность, конечно, недоказуема. Доказуемо и очевидно существование церковных организаций с их зданиями, служащими, от патриарха до уборщицы, но не Церкви как Церкви. Как с браком. Совместное ведение хозяйство доказуемо, а брак — нет. Общество смотрит на это сквозь пальцы, потому что если начать читать в сердцах и влагать персты во всё, что созвучно глаголу «влагать», то такой бардак начнётся, что всё кончится.

Языки появляются и исчезают. Точнее, люди выделяют какие-то языки как реальные, но это достаточно условные обозначения. Язык как жизнь — нет общей для всех «жизни», жизнь у каждого своя. Жизнь вообще — условное обобщение. Церковь — реальный, пусть и невидимый, мир а вот жизнь в Церкви у каждого своя. Католичество и православие — языки Церкви.

Всё было бы нормально, но с языками нужно держать ухо востро, чтобы корректоры и редакторы не заменили авторов, чтобы исследователи языков исследовали языки, а не диктовали, что говорить. Православие и католичество  это не просто языки двух разных церковных традиций. Это языки, которые изначально сформировались как языки ненависти, как языки замкнутости и отчуждения. Сперва как общий диалект антиарианства, потом это диалект разделился на язык антикатоличества и антиправославия. Да-да, увы, «суть» католичества в антиправославии, а «суть» православия в антикатоличестве. Как «суть» москвича — что он не тверич, а суть тверича — что он не москвич. Был единый язык, потом его носители разделились, заизолировались — получился из единого пра-индоевропейского языка пучок из двухсот языков и сотен тысяч диалектов, миллионов жаргонов. «Православие» — обозначение сотен диалектов  и тысяч жаргонов, «католичество» — тоже. Ну какая суть у английского языка? Что это английский язык, а не французский и не русский.

Вот здесь и начинается проблема. На первый взгляд, католичество резко отличается от православия интернациональностью, даже космополитичностью. Но это иллюзия. Тяжёлое наследие Римской империи, точнее, её позднесредневековой ипостаси, когда Рим попытался создать унифицированный для всей Европы христианский жаргон. Самое ужасное, что — получилось! Были убиты тысячи местных традиций, было резко сужено разнообразие, которое одно — признак жизни. Так ведь и с православием та же самая беда! Господство одного и того же музыкального языка, одного и того же живописного языка. У них — готика норма, у нас — византийщина. Ужас в том, что о любом изображении Христа можно с ходу сказать, католическое оно, православное или ни то, ни другое. Значит, католичество и православие сузились до набора стилевых приёмов. Ну и при чём тут Бог?

На самом деле, всё не так уж плохо. Поскольку католики и православные веруют в Бога, а не в католичество или православие, постольку они чрезвычайно разнообразны, говорят на очень разных языках, и, главное, то, что они говорят, не укладывается в официальные рамки католичества или православия. Американское католичество отлично от нигерийского, как по форме, так и, главное, по содержанию. Содержание — это не общение с Богом, а общение с людьми. Американский католик иначе общается с людьми, и часто он общается с людьми как американский православный, а не как русский католик или русский православный. Потому что у него особая традиция свободы — не американской свободы, а личной. Даже если американский католик ультра-реакционер, он свободный ультра-реакционер, в отличие от русского.

Свобода, как и Бог — реальность, а Америка, Нигерия или Россия — вымышленные сообщества, использующие эту реальности.

Вот почему идея, что православие — это особый способ говорить о Христе — разумна, но идея, что православие  — это особый способ говорить о Христе русскому (или украинскому, или китайскому) человеку — это идея иррациональная. «Русский человек» — фикция, «вымышленная реальность». Как и американец, украинец, о нигерийцах и китайцах и говорить нечего.

Чтобы говорить о Христе, конечно, надо использовать конкретный национальный язык — русский или английский. Но не язык определяет, что и как будет сказано. Не огонь, вода и кастрюля определяют, какого вкуса будет суп. Русский ханжа будет одинаково ханжески говорить о Христе, католик он или православный. Может перейти в протестанты — будет протестантский ханжа. Форма изменится, суть останется. А вот русский святой будет говорить о Христе на свой особый, неповторимый манер — поэтому к нему будут идти, не потому, что он католик или православный. Да хотя бы и не святой, а просто блаженный! 

То, что в истории сформировались православный и католический язык — скорее, трагедия, как и любое разделение языков некогда единого народа на непонятные друг для друга языки новых племён и этносов.  Были франки, да разделились. Были германские племена, но англичанин уже не понимает немецкого. Правда, при одном условии: если англичанин не выучил немецкий. Идеал, конечно, не в том, чтобы все люди стали говорить на одном языке, а в том, чтобы все люди владели всеми языками. Уж к языкам религиозных традиций это точно относится.

Можно ли вообразить себе человека, который одинаково легко владеет и языком православия, и языком католичества? Является одновременно и православным, и католиком? А что воображать, таких было много в истории. Билингвы. Да любой «православный русский человек» владеет ведь разными православными языками — жаргоном казённого православия и диалектом преподобного Сергия Радонежского, языком отца Александра Меня, но при случае может и матерщинки черносотенного православия подпустить. Много их, православий... Первичен же верующий человек. Человек ищет первичности, подлинности, но если остановиться в поисках на том, что «я стал католиком», «я стал русским православным» — начнётся погружение в зыбучий песок вторичности.

Первично иметь собственную религию, собственный словарный запас, собственную интонацию — собственную любовь, в конце концов — и тогда, на каком бы языке человек не произносил «Христос воскрес», это будет сказано уникальным, только ему присущим способом, и тогда это будет настоящее православие, да и настоящее католичество. Как надо любить любимую, тогда абсолютно стандартное обручальное кольцо будет не цирковым обручем, а единственной в своей орбите лентой Мёбиуса.