Суеверие: отпустить умирающего
Одно из самых странных и, помимо прочего, неявных суеверий, встречающихся и у верующих, и у неверующих: что бывает «чрезмерная» любовь, которая «не отпускает» стариков, не даёт им умереть. Например, сын «так любит, так любит» мать, что она и хотела бы умереть, но из любви к нему задерживается, хотя это ей мучительно.
Любопытно, что это суеверие превосходно уживается с неприятием эвтаназии, с суеверным же страхом перед самоубийцами.
Суеверие это часто апеллирует к религии, хотя оно антирелигиозно. Отсюда идиома «ныне отпущаещи» как «можно и помереть». Такое же извращение евангельского смыла («теперь свободен»), как в «нищие духом», на 180 градусов извращение (не «люди, которым нужно духа», а «люди, у которых мозги набекрень»).
Суеверие это связано с непониманием сути любви и сути свободы.
Любовь не связывает нимало. Прямо наоборот, любовь освобождает. Любовь не хочет смерти любимого человека и, конечно, не согласится «отпустить», а будет всеми силами продлевать жизнь. Идея, что из любви можно «отпустить», сказать: «Мамочка, не стесняйся, умирай на здоровье!» — глупая и опасная идея, бесчеловечная идея. Видеть в этом эгоизм или, тем паче, нежелание отпустить человека к Богу в рай, означает считать любовь эгоизмом. «Как дай вам Бог любимой быть другим»? Ни за что! Если так говорят, значит, не любят. Просто по определению того, что есть любовь. «Пора в рай»? Это присваивание себе тех Божественных полномочий, которыми Сам Бог не пользуется. Что и есть суеверие.
Свобода же есть, в числе прочего, и свобода не зависеть от другого. Может ли человек «задержаться»? Конечно, но только по собственной воле. По разным причинам человек может приостановить естественный распад. Это так не только с точки зрения религии, это так и с точки зрения науки. Только очень примитивный биолог полагает, что «как» определяет «что», что только состояние тела и процессы в мозгу определяет, когда умрёт человек, что даже самоубийством человек кончает потому, что решение о самоубийство принял его «организм», а человек лишь осуществляет это решение. Вменяемы лишь отдельные части организма, человека просто не существует, он лишь сумма физиологии, итог в ведомости на аминокислоты.
Организм, конечно, диктует. Окружающие тоже диктуют — их диктовка слышна организму. Но решает всё-таки человек. Если он есть — но тут идёт речь именно о случаях вменяемости. Если бы человек зависел от любви до такой степени, что стал бы невменяем, то тут уж и человека нет. Такой человек не смог бы и ощутить, как его любят, так что и проблемы не было бы.
Следует ли удерживать человека, если это возможно? Конечно, следует! И когда возможно, и когда невозможно — всегда. Следует ли оставлять последнее слово за человеком? Конечно! Следует ли считать, что человек, стремящийся умереть, невменяем уже потому, что идёт навстречу смерти? Конечно, нет, иначе мы обесцениваем идею человека. Бывает, что человек невменяем и поэтому кончает с собой — но бывает, что человек невменяем и поэтому цепляется за жизнь любой ценой, в том числе, ценой существования окружающих. Сократ, Иисус — были вменяемы. Сказать, кто их великих завоевателей и диктатор был невменяем, трудно — на первый взгляд все, но, может, были среди них и нормальные.
Другое дело, что человека надо уметь, как говорят теперь уже не только врачи, «сопроводить» во время агонии — агония же может тянуть очень и очень долго. Но «сопроводить» не потому, что не нужно «удерживать», а потому что человеку в умирании его бывает нужна помощь, и помочь не так просто, этому учиться надо. Но «помочь» и «отпустить» вещи даже не разные, а противоположные. Помощь — не отпускает, помощь — сопровождает. Разница — как между жизнь и смертью, и надо быть верным жизни даже в смерти, особенно, если это смерть другого.