БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ
1083 ГОД: АРМЯНО-ГРУЗИНСКАЯ УТОПИЯ В ГРЕЧЕСКОЙ БОЛГАРИИ
Рассказывая (под 1051 годом) о своеобразии Киево-Печерского монастыря, летописец на первое место поставил независимость от власти и денег:
"Мнози бо монастыри от князь, и от бояр, и от богатства поставлени, но не суть таци, каци суть поставлены слезами, пощеньем, молитвою, бденьем".
"Богатство" - производное от власти (в отличие от того, как это в современном западном мире, и в сходство с современной Россией). Власть - производное от насилия, завоевания, меча. Насилие - такой же контекст средневековой жизни, как культура - контекст жизни современной. "Слёзы, пост, молитвы, бессонные ночи", - патологические ответы на патологическую реальность, в которой власть и деньги использовали Бога для самооправдания.
Прелестный пример "монастыря, поставленного боярином и князем" - Петрицони на севере Византийской империи. Ныне он называется Бачково, в 30 километрах к югу от Пловдива.
Это Болгария, а в 1083 году, когда основывался Петрицони, не было никакой Болгарии, а была византийская провинция, и ещё сто лет не было Болгарии. Болгары, конечно, были, но во всей истории с Петрицони о них не упоминается. То есть, конечно, крепостные крестьяне упоминаются, но что они болгары - византийцам совершенно неинтересно. Как русским было неинтересно, что в Эстонии живут эстонцы. Есть единый народ - византийский, советский, и нечего тут...
При этом национальное волновало византийцев до чрезвычайности. Основатель Петрицони в уставе монастыря отдельной главой записал: никогда, ни при каких обстоятельствах, не принимать в обитель греков. (Болгар, что забавно, он в расчёт не принимал). Потому что греки... Русский летописец сформулировал знаменитое "греки лукавы суть", 24 глава устава Петрицони гласит:
"Я повелеваю всем в монастыре и предписываю это для наиболее точно исполнения, чтобы грек никогда не был священником или монахов в этом моём святом монастыре, разве что в качестве нотария, умеющего писать и посылать мнение главы монастыря правителям мира сего, а в качестве представителя монастыря могущего защищать интересы его. Я предписываю это и настаиваю на этом, потому что греки любят насилие, лукавы [любят окольные пути, неискренни, непорядочны], жадны. Если появится греки, он будут обкрадывать монастырь, причинит ему вред, постарается поставить настоятелем человека, который будет нерасположен к обители, или сам попытается стать настоятелем, или под каким-нибудь гнусным предлогом передаст монастырь кому-нибудь чужому. Мы часто видели, как подобное происходило с нашим народом из-за его простоты и доброты. При этом мы следуем грекам как учителям в вере и повинуемся их догматам".
Хуже греков только "ненавистные франки", которые упомянуты в конце устава.
Кем же по национальности был автор устава, создатель монастыря? Об этом историки спорят на протяжении сотни лет. Личность выдающаяся, поэтому армяне настаивают на том, что это армянин, грузины на том, что это грузин.
Проблема в том, что в XI веке не было ещё того представления о национальности, которое сформировалось в XIX веке. Создатель монастыря Петрицони подписывался на армянском и употреблял некоторые армянские слова, гордился принадлежностью к армянской династии Арсакидов. При этом основным его языком был грузинский, и обитель предназначалась прежде всего для грузин, а потом уже для армян.
Кем же следовало быть, чтобы создать монастырь? Конечно, построить избу для трёх-четырёх человек одно, но Петрицони изначально получил содержание, достаточное для прокорма пятидесяти человек. Это уже вполне сопоставимо с крупными афонскими обителями того времени.
Основателя монастыря звали Григорий Пакуриан. Пакуриан, если подчёркивать его армянскую ипоставь, Бакуриани, если подчёркивать его грузинскую часть. За сто лет до рождения Григория его родина - Тао-Кларджети - была завоёвана Византией. Аристократов не уничтожили, а, как говаривали (и практиковали) на Руси, "вывели" - переселили на запад империи, чтобы они не могли бунтовать, опираясь на поддержку своего народа. Сохранились печати полудюжины членов рода Пакуриан (в том числе, четыре печати Григория в Эрмитаже). Вблизи монастыря Петрицони нашли печать Татула Пакуриана, обладателя пышного титула "архонт архонтов" - на армянском его называли "ишханац ишхан". Татул в 1104 году руководил обороной города Мараш от крестоносцев, - неудачно, он сдал город и вернулся в Константинополь.
С точки зрения армянского летописца Маттэоса Урхайеци Григорий Пакуриан был "ивер по роду". С точки зрения византийской принцессы Анны Комниной, он был "знатного армянского рода". Свой среди чужих, чужой среди своих... Видимо, точнее всех его характеризуют историки В.П.Степаненко и В.С.Шандровская, используя замечательный неологизм, звучащий как "карамелизация" - "картвелизация". Ведь это XI век, Грузия пока ещё - княжество Картли.
"Картевилизация" армянских аристократов, оказавшихся на службе у византийских императоров, - явление того же рода, что превращение варягов в русских. Хотя и не настолько законченное - ненависти к русским, подобной ненависти Пакуриана к грекам, варяги не испытывали. Впрочем, они и были не "на службе у", не они служили - им служили.
Почему Пакурианы смешались с грузинами, а не с греками? Да греки не особенно и стремились смешиваться. Чтобы сделать карьеру, надо было стать "халкидонитом", православным в византийском понимании, перестать быть "армянским еретиком". Но халкидонитами были и грузины, поэтому армяне, принимавшие православие, часто именно "огрузинивались" - зависело от места проживания. По той же логике многие крещёные евреи в Российской империи "украинизировались". Когда человек оставил родной берег и пытается высадиться на чужом, сойдёт любой плацдарм.
Григорий Пакуриан разбогател на военной службе у Константинополя. Его можно сравнить с поляком Рокоссовским или греком (говорят) Жуковым на службе у Кремля. Грузин Джугашвили и украинец Хрущёв тоже отлично "кремленизировались". Имения Пакуриана были разбросаны по всей империи, но в основном - на Балканах, поэтому и монастырь он создал тут. Устав монастыря он подписал не у Константинопольского патриарха, а у Иерусалимского.
Монастырь существует и поныне, более того - уцелело одно здание XI века. Оно пережило и восстание болгар против византийцев (включая армяно-греков), и турецкое разорение. Это здание - склеп, где был похоронены и Григорий Пакуриан, и его брат Апасий, погибший бездетным ещё до основания обители - их гробницы были частью стен верхней часовни. Фрески в нём XV века, но архитектура - типичная романская, резко отличная от милых зданий Бачковского монастыря, построенных в позднее Средневековье с полосатыми арочками арабо-византийского стиля.
Анна Комнина описывает, как Григорий помог Алексию Комнину совершить дворцовый переворот, прилагает к нему цитату из Гомера: «ростом был мал, но по духу воитель великий». В награду за помощь Алексий сделал Григория доместиком - главнокомандующим, ранее сам Алексий занимал этот пост. В 1086 году Пакуриан погиб в бою с печенегами. Анна несколько странно описывает его гибель: "Доместик яростно сражался, с силой набрасывался на врага, но ударился о дуб и тотчас же испустил дух".
Уж не отсюда ли выражение "дать дуба"?
Конечно, если бой вёлся в лесу, где вообще-то всаднику очень плохо, то на полном скаку удариться о горизонтальную ветвь дуба - верная смерть...
Устав монастыря, написанный Григорием, рисует настоящую православную утопию. Таких утопий много рисуют в современной России, некоторые даже воплощают. Простейший пример, всем доступный - Сретенский монастырь в центре Москвы. Тут с середины 1990-х годов при обильном финансировании и всяческом покровительстве всемогущей спецслужбы, из которой вышел очередной басилевс, был создан поистине райский уголок - никакого Бога не надо. Ну, Его там и нет.
Главное (и не совсем обычное, характерное именно для этого столетия) - Пакуриан старается сделать монастырь полностью свободным от всякого вмешательства со стороны светских и церковных властей - впрямую он называет местного митрополита Филиппопольского. В сущности, он мечтает о том, о чём мечтали монахи Печерского монастыря - о свободе как гарантии того, что созданное переживёт века, что никто не станет паразитировать на твоей жизни. Отсюда несколько раз повторенный запрет какому-либо епископу вмешиваться в жизнь обители.
Формально это противоположно идее свободы монастыря от светской власти, которая воодушевляла католических иерархов в том же столетии. Но направление-то одно, к свободе. Другое дело, что полной свободы в феодальном мире быть не могло, свобода - это выбор либо одного хозяина, либо другого.
Пакуриан точно заботился больше о монастыре, чем о себе, потому что запретил своему роду вмешиваться в выборы настоятеля. Это было необычно. Многие монастыри, основанные олигархами, через два-три поколения превращались в своего рода пенсионные фонды для разорившихся бездарных потомков своих основателей. Григорий же особенно подчёркивает, что монастырь - не частная лавочка он наделён свободой ("элевтерией") и самоуправлением ("autexousia").
Обитель была посвящена, по моде того времени, Успению. На этот праздник было даже разрешено пускать на службу женщин и семейные пары. Генерал не стал в своём уставе регулировать порядок богослужения (этим грешат уставы, написанные монахами), зато подчеркнул, что его родственники и вообще знатные особы должны пользоваться в монастыре определёнными преимуществами - бытовыми: есть отдельно, иметь слугу. "Ибо слабость природы следует утешать необходимой поддержкой".
Впрочем, устав и других монахов не обязывал очень уж умерщвлять свою плоть ранними вставаниями. Более того, в отличие от Никона Черногорца, Пакуриан запрещал отдельным монахам придерживаться более строгого поста - нечего выпендриваться.
Из пятидесяти монахов 27 должны были заниматься только богослужениями (шестеро священников, два диакона, два иподиакона). Монахи, которые должны были работать - пекарь, привратник, повар и т.п. - всё же призывались и молиться - молиться о благополучии императора, "Христолюбивого воинства" и заупокой души Пакуриана.
Монастырь - киновия, то есть едят все вместе, скота не держат, каждый день исповедуются настоятелю. Впрочем, налицо противоречие - устав запрещает иметь что-либо своё в келье, но на Пасху всем братиям определено выдавать деньги для приобретения одежды и прочего. Во многих обителях всё это выдавалось централизованно, и Пакуриан гордится своей оригинальной придумкой. Руга (пособие) была разной: настоятелю - 36 номисм, 15 монахам (священникам, ризничему, постриженникам из аристократов) - 20 номисм, ещё 15 человек получали 15, а оставшиеся 20 - 10 номисм. Перепады немалые, но настоятель в монастыре - как генерал, его власть абсолютна, в этом Григорий достаточно архаичен. Пакуриан оговорил, что покупки монахам следует делать на ярмарке, проводимой около монастыря - отсюда разрыв во времени между получением монастырём доходов (в основном, в сентябре, когда собирают урожай) и выдачей руги - на Пасху устраивалась ярмарка.
В отличие от многих строгих монастырей, монахам разрешалось встречаться с родными - только не в своих кельях. Еда трижды в день, по праздникам - четыре, каждому монаху выдавалось по четыре меры вина. Не совсем тривиально предписание Пакуриана откладывать деньги в фонд на случай чрезвычайных обстоятельств. Самое же милое - 29 глава, предписание организовать три странноприимных дома ("ксенодохея" - корень тот же, что в ксенофобии), где путники и больные могли бы получить должный уход. Была приписана к монастырю и школа, где шестеро ребят обучались грамоте в объёме, необходимом для того, чтобы стать священниками в том же монастыре.
Не надо думать, что Пакуриан не задумывался над тем, справедливо ли основывать монастырь на эксплуатации крестьян. Справедливость не в том, чтобы не было эксплуатации, а в том, чтобы эксплуатация была справедливой. Точь в точь как с основным делом Пакуриана - войной. Не вообще не вести войн, а вести только справедливые войны. Григорий во введении к уставу подчёркивает, что построил монастырь на собственные деньги (откуда они - другой вопрос) что он не понуждал своих крестьян к дополнительному труду, не накладывал на них дополнительных поборов ("гиперэперея"), так что они не "были принуждены страдать ради строительстве святых церквей и монастыря". Но, конечно, в сентябре - что положено платить, то платите... Зачем, собственно, завоёвывали Болгарию... И если поскрести любой средневековый монастырь - включая, естественно, и Киево-Печерский - то быстро обнаружится эта самая точечка, крантик, тумбочка, из которой берутся деньги левой рукой, в то время как правая держит меч не напрасно.
Отдельно Пакуриан предписывает держать по три негасимые лампады над гробами своего брата и своим собственным. Гробов тех уже нет. Огромный архив полководца он хранил в соборе Святой Софии в Константинополе - там бумаги и погибли, очевидно, через сто лет во время взятия города "ненавистными франками". В середине XIV века контроль над монастырём целиком перешёл к болгарам, но тут случилось турецкое завоевание, и утопия закончилась. В конце XIX века, когда болгары и греки (никаких грузин, конечно) спорили о том, кому принадлежит монастырь, устав Пакориана обнаружили в архиве совсем другого монастыря. Сегодня это - именно болгарский монастырь, где для верующих - действующие храмы, а для неверующих - мавзолей как одно из древнейших (собственно, древнейшее) зданий Болгарии.
