Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

11 МАРТА 212 ГОДА: УБИЙСТВО ИМПЕРАТОРА ЭЛАГАБАЛА

Заканчиваю писать об императоре Гелиогабале нижеследующий текст (декабрь 2011 года), и вдруг почта приносит статью, в которой Путина ругают: «очень много от Нерона, Коммода и Гелиогабала». Поверьте — нет! Гелиогабал лучше Путина!

В романе Пастернака «Доктор Живаго» есть очень чёткая характеристика Римской империи и места в ней Христа:

«Рим был толкучкою заимствованных богов и завоеванных народов, давкою в два яруса, на земле и на небе, свинством, захлестнувшимся вокруг себя тройным узлом, как заворот кишок. Даки, герулы, скифы, сарматы, гиперборейцы, тяжелые колеса без спиц, заплывшие от жира глаза, скотоложство, двойные подбородки, кормление рыбы мясом образованных рабов, неграмотные императоры. Людей на свете было больше, чем когда-либо впоследствии, и они были сдавлены в проходах Колизея и страдали.
И вот в завал этой мраморной и золотой безвкусицы пришел этот легкий и одетый в сияние, подчеркнуто человеческий, намеренно провинциальный, галилейский, и с этой минуты народы и боги прекратились и начался человек, человек-плотник, человек-пахарь, человек-пастух в стаде овец на заходе солнца, человек, ни капельки не звучащий гордо, человек, благодарно разнесенный по всем колыбельным песням матерей и по всем картинным галереям мира».

Фельетонность противопоставления бросается в глаза. Не обязательно знать, что у римлян были спицы в колёсах, чтобы почувствовать преувеличение. Ну что это такое, в самом деле — императоры злятся на свою неграмотность и кормят грамотными рабами рыб. Понятно, что у поэта Пастернака крутилось в мозгу гениальное «Мы не рабы, не бары мы», и ему хотелось крикнуть номенклатуре: «А мы рабы и рыбы мы, немы как рыбы мы, рабы». Понятно, что Пастернак хотел своим романом похоронить Горького (не вышло; впрочем, романы Горького скончались сами) с его «человек звучит гордо». Но уж про «картинные галереи мира» - да неужто сын художника не понимал, что не из благодарности и не из веры живописал Семирадский Иисуса, а гонорара для.

На самом же деле во времена Римской империи христиане вовсе не противопоставляли себя имперской безвкусице, неграмотным императорам (грамотные они были! Нерон даже пьесы писал, коли уж на то пошло!! а Гитлер писал картины!!!). Историк Церкви Евсевий Кесарийский в конце III века торжественно рассказывал, что в 320-е годы

«мать императора Мамея - была ли ещё на свете такая благочестивая женщина! - сочла за счастье встретиться с Оригеном - слава его разнеслась повсюду и дошла до ее слуха - и ознакомиться с его удивительным для всех проникновением в смысл Священного Писания. Находясь в Антиохии, она пригласила его прибыть к ней в сопровождении воинов-телохранителей. Он пробыл там некоторое время, разъяснил многое во славу Господа, показал, как обучаться науке Божественной, и поторопился вернуться к обычным занятиям».

Такие рассказы (неважно, насколько достоверные) питаются вполне холопской психологией. При Сталине заключённые (да и надзиратели, и «свободные») с придыханием рассказывали о том, как кремлёвское ничтожество освободил одного епископа; да и в наши дни подобных рассказов подобные души сочиняют в изобилии).

Мать императора вполне могла жить в Антиохии и развлекаться беседами с провинциальным философом, потому что правила бабка императора — Юлия Меза. Именно Юлия сперва посадила на трон своего старшего внука Элагабала, а когда тот оказался неважным правителем, заменила его другим внуком.

К вопросу о предубеждениях историков и современников. Римские хронисты упрямо вытесняли из сознания несомненный факт правления Юлии. Не может женщина править! Поэтому они говорили о том, что четырнадцатилетний Элагабал «понравился» солдатам тем, как танцевал, а потом те же служивые его убили — мол, разонравился. В примечаниях к этим хроникам пишут, что Меза «оказывала влияния» на сыновей — очаровательный эвфемизм. Ну да, а Сталин «оказывал влияние» на Калинина и прочих.

Элагабал у тех же хронистов — чудовище, один из самых скверных императоров. Пастернак наверняка именно его имел в виду, говоря о «свинстве» (примечательный для урождённого еврея способ обзываться; впрочем, и риторические преувеличения Пастернака вполне в библейском духе).

Между тем, Элагабал — преинтереснейший казус, ведь он был свергнут из-за религиозных новаций. Ему не удалось то, что сто лет спустя удалось Константину — почему?

Элагабал, хотя и принадлежал к высшей знати империи, был прежде всего сирийцем, жил в Сирии и был искренним почитателем божества, в честь которого и был назван. «Эли» - хорошо знакомый по Библии термин — «Бог», «габал» - «высота». Став императором, юноша не отказался от своей веры и, более того, выстроил в Риме храм в честь Элиогабала. Выстроил на своей личной земле, но на видном месте, откуда храм был виден издалека. Привёз в Рим главную святыню своей религии — чёрный камень (что напоминает о Каабе; культ, действительно, поддерживался и арабами). В разгар лета этот камень на колеснице перевозили во второй храм, который был построен, видимо, в нынешнем Трастевере. Щедро и часто совершал жертвы Элагабалу.

Это был не первый случай, когда император приносил в Рим культ нового божества (как всегда, с Востока — западнее Рима ничего стоющего не было), но первый раз, когда римляне возмутились этим так, что император скончался. Что же в этом культе было необычного?

Женщина не должна править! Элагабал, безусловно, был божеством мужеского полу, но вот поклонение ему император совершал в высшей степени странным для римлян образом, одеваясь как баба. Русскому православному это может показаться странным — что ж такого, нормально, духовенство всегда одевается по-бабьи (впрочем, русский так к этому привык, что даже не отдает себе отчёта в этом странном, вообще-то, факте). Римляне, однако, к такому отнюдь не привыкли.

К чему именно не привыкли римляне, хорошо видно на примере пропагандистских усилий, которые предпринимала придворная бюрократия, чтобы представить императора в выгодном свете. Самым несущественным было лёгкое изменение имени — не Элагабал, а Гелиогабал. Совершенно непонятное божество превращалось благодаря этому в обозначение солнечного Гелиоса. Существенной оказалась одежда. Меса сразу потребовала от внука, чтобы он приноравливался к римским обычаям:

«Переоделся в римское платье, раз он готовится вступить в Рим и войти в сенат, чтобы и иноземная и совершенно варварская одежда, когда ее увидят, сразу же не оскорбила увидевших ее, так как они непривычны к ней и думают, что такого рода утонченность к лицу не мужчинам, а женщинам».

«Женским» была длина одеяния, тиара, которую Гелиогабал носил во время богослужения, драгоценности, использование парчи и шёлка.

На монетах, однако, Гелиогабал изображался в более привычном для римлян одеянии: не в хитоне до лодыжек, не в тиаре, а в брюках, в тунике с длинными рукавами и с традиционной императорской диадемой. Иногда поверх туники накинут плащ, «хламис». Именно таким стала традиционная солдатская одежда у римлян III столетия (Icks, 2010).

Император не только одевался как баба, он ещё и дал женщинам «слишком много воли»:

«Гелиогабал был единственным из императоров, при котором женщина вступила в сенат со званием светлейшей, словно мужчина. На Квиринальском холме он создал сенакул, то есть женский сенат» (SHA).

Кузен Гелиогабала Александр себе ничего такого не позволял. Его мать встречалась с христианским философом — но в Антиохии, не в Риме. Про Александра никто не злословил, что он хочет перенести в Рим «религиозные обряды иудеев и самаритян, а равно и христианские богослужения для того, чтобы жречество Гелиогабала держало в своих руках тайны всех культов». Так что Элагабала зарезали через три года правления, Александра же через 14 лет. Про Александра с восторгом говорили, что он никого не казнил, про Элагабала — что тот был сексуальный маньяк, назначал на важнейшие посты своих любовников из актёров цирка, румянился как женщина, разыскивал матросов с огромными членами, в общем — всё по Пастернаку. Правда, эти байки запечатлены были спустя полтора столетия после гибели юноши, у более близкого к событиям Геродиана этих выдумок нет. Логика клеветы понятна: раз одевается по-женски, значит, он попросту женщина в мужском обличье. А римляне, что бы там ни говорил апостол Павел, не любили сексуальные меньшинства точно так же, как их не любят современные христианские фундаменталисты. Потому и приписывали нелюбимым императорам именно нетрадиционную сексуальную ориентацию.

Тут, возможно, и ответ на вопрос, о чём могла мать императора разговаривать с Оригеном. По крайней мере одна общая точка соприкосновения у них была. Для Оригена было принципиально, что Мария оставалась девственницей и до, и после рождения Иисуса. «У Марии нет других детей, согласно здравому о ней учению, кроме как Иисуса». «Братья и сёстры Иисуса» - дети Иосифа от первого брака. Воспевание девственников и девственниц, буквальное понимание и воплощение в жизнь слов о «скопцах Царства ради Небесного», - всё это очень созвучно римской культуре. Тому же Гелиогабалу ставили в вину осквернение девственницы-весталки (он на ней женился, между прочим). Самый стандартный гендерный расизм: женщина не должна властвовать, не может осквернять своим присутствием сенат (или клуб), она должна удовлетворять половые потребности мужчины, за что мужчина должен её презирать и восхвалять девственниц, которые самим фактом своей девственности удовлетворяют Самого Бога.

Элагабал вовсе не собирался проводить религиозную реформу, не собирался навязывать римлянам культ чужого для них божества (как сделал Костантин). Он был всего-лишь навсего избалованным юношей, который не понял, что всевластие римского императора ограничено даже более, чем всевластие Бога. Почему Константиново христианство восприняли спокойнее, чем Элагабалов гелиогабаллианство? На одну причину указал специалист по правлению Гелиогабала Мартийн Икс: у Константина был авторитет военного победителя. К тому же, Константин не предложил Риму подстроиться под христианство - скорее, он подстроил христианство под Рим.

Icks, Martijn. The Crimes of Elagabalus: The Life and Legacy of Rome's Decadent Boy. Emperor London, I.B. Tauris, 2011, 288 pp.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова