451 ГОД: ПОЛОСАТЫЙ ДОГМАТ
Пятый век для обычного учебника — эпоха крушения Римской империи. Для учебника церковной истории — эпоха Халкидонского собора, созидания победоносной православной империи.
Словно о разных мирах идёт речь.
410 год — взятие Рима готами, 455 — взятие Рима вандалами, 476 год — отсылка германцем Одоакром, правителем Италии, регалий римских императоров в Константинополь, формальный конец «античности». Трагичнее «взятия» - люди гибли, символичнее бескровное «отдание». Грабили, грабили и вдруг словно с пренебрежением отшвыривают себя такие сокровища, за которые нынче любой богач на колени бы встал, которые в нынешней массовой культуре как золотой ключик Буратино.
451 год, принятие догмата о Христе. На смену прекраснокрасивой римской античности приходит византийщина. Упадок, сползание в восточную самодурь, - и вдруг среди всего этого безобразия создаётся текст, который по сей день многими европейцами (ну, десятками) считается вершиной учения о Христе. Как если бы неандерталец вдруг высек из мрамора Нику Самофракийскую.
Конечно, второй Рим вовсе не считал себя упадочным, он вообще не считал себя вторым. В этом смысле отношения Римской империи с Византийской напоминают отношения Украины с Россией. Москва вовсе не думает о себе как о «второй столице» по отношению к Киеву, она просто рассматривает Киев как черновую Москву, опытный и не очень удачный пробник (как украинский — не очень удачный русский).
Правда, в отношениях римлян с греками всё сложнее, потому что римляне-то считали себя потомками троянцев. Это как если бы украинцы считали себя потомками татар.
* * *
На самом деле, налицо полная гармония. Халкидонский догмат как явление мысли аналогичен другому феномену византийской истории V века — стенам Феодосия.
Стены Феодосия — один из главных туристистических аттракционов Стамбула. Вообще-то схожие стены были во многих городах Европы, но промышленная революция их не вынесла и снесла — мешали перевозке грузов. Стены исполинские.
Стена, выстроенная вокруг Рима Аврелианом в 271 году, была толщиной 3,4 метра, высотой 8 метров. Император Гонорий в начале V века их надстроил до 16 метров, но Рим всё равно пал.
Великая Китайская стена, которая старше стены Аврелиана лишь на полвека, длиннее, но и пожиже, только на самых важных участках она достигает высоты 8 метров и ширины 5,5 м.
Стена Феодосия напоминала зубы акулы: снаружи невысокий барьер — всего 2 метра, затем ров глубиной в 10 метров и шириной в 20, потом вторая стена, высотой 8 метров и толщиной менее 2, а затем уж основная — толщина в 5 метров и высота в 20.
Второй Рим отличался от первого тем, что землетрясения тут случаются несравненно чаще. Отсюда в церковнославянских молитвах, переведенных с греческого, постоянные воздыхания о «трусах» - об избавлении не от исподнего, и не от робких людей, а от подземных толчков. Пятый век начался с землетрясения в 403 году, которое биограф Златоуста истолковал как наказание за суд на святым. В наши дни Стамбул тоже трясёт регулярно, что в сочетании с довольно беззаботным строительством приводит к большим трагедиям. В Константинополе строили ответственнее. Поэтому тут появилась полосатая архитектура: рядов пять кирпичей («плинфа» - кирпич толщиной всего 5 сантиметров, зато 35 на 35 в других измерениях), а затем несколько рядов из камня. Конструкция более сейсмоустойчивая, мелкие подвижные элементы (мелкие в сравнении с римскими стенами из огромных глыб) гасили часть разрушительной энергии «труса».
Потом эту полосатость унаследовала арабская архитектура, затем её заимствовали итальянцы, но заимствовали именно по зависти, без практической нужды — они-то строили не из плинфы, и малость перебарщивали, отчего соборы в Сиене и Флоренции весьма напоминают каторжников.
Стены Константиноля тысячу лет его спасали, а потом перестали спасать. Теперь они развлекают туристов, служат убежищем бродягам, засыпанный ров используется под огороды.
В современной церковной жизни России очень полюбили подчёркивать, что догмат — это стена.
На самом-то деле «догмат» от греческого «докейн» - «казаться», «решать», и в этом смысле это кузен слову «ересей» - «идейная позиция», «точка зрения», «мнение». Только «догмат» - это решение властное. Когда евангелист Лука говорит (синодальным языком), что вышел указ Августа о переписи — в греческом оригинале слова «догма». Апостол Павел говорит, что Христос своей «догмой» упразднил закон (Еф. 2,15) — в синодальном переводе «учением».
Дело не в этимологии, дело в том, что стену можно понимать по-разному. Для христиан античности стена — это добродетели, исполнение заповедей. Сделал доброе дело - добавился камушком в здание Церкви ("Пастырь" Ерма). Для русских православных современных...
«Свою любовь христианство надежно оградило стенами догматов — не для того, чтобы мешать мысли, а чтобы не дать этой самой мысли разболтаться, не лишить ее выбора. … Если нет догмата — значит, в пространство любви можно втащить что угодно» (Д.Сивашенкова, pravda.ru, 26.12.2011).
Здесь та же самая паранойя, которая одушевляет русский национализм - «понаехали тут». Безопасность превыше всего! Хорошая любовь — хорошо огороженная любовь. Идеальная любовь — тюрьма. Чтобы никто не входил, никто не выходил ( кроме тюремщиков) и чтобы никто не болтал. Термин «разболтаться» имеет ведь в русском языке два значения — мысль, которая не болтает, напоминает парламент («говорильню»), который не место для разговоров, как блестяще выразился один из путинских председателей думы. Стена, данная для выбора — как фельдфебель, данный в Вольтеры.
Сильнее разве что у другого автора, который призывает бояться не только агрессии, но и любви:
«Вот посмотрите на черепаху. Вы сочувствуете ей: бедняжка! Она таскает этот панцирь, ей так тяжело… Вот сбросила бы она панцирь, похудела бы, быстро передвигаться бы стала… Как всё было бы замечательно! Но дело в том, что у черепашки панцирь оттого, что у какого-то её соседа слишком острые зубки. Иногда у соседей черепашки не зубки. Представляете, в детском садике что было бы с черепашкой без панциря? Её бы до смерти заласкали детишки» (А.Кураев).
Вспоминается анекдот советских времён: "Наш мирный трактор ответил огнём из бортовых орудий, развернулся и улетел". Наши черепашки - самые скорострельные черепашки в мире. А как они мочат в сортирах!
Халкидонский догмат очень напоминает константинопольские стены. Он механически соединяет разнородные элементы для обороны от «соседей» и «детишек». Различие в том, что из Феодосиевых стен сделали какое-то полезное употребление, и они всё-таки красивы, а халкидонский догмат... Его и запомнить-то невозможно, ни один энтузиаст православия его не воспроизведёт — в отличие от Константинопольского символа 381 года. Да и по содержанию этот догмат — пирог, в котором чередуются слой «человеческого» со слоем «божественного»:
«Во двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, (никакоже различию двух естеств потребляему соединением, паче же сохраняему свойству коегождо естества, во едино лице и во едину ипостась совокупляемого); не на два лица рассекаемого или разделяемого, но единого и тогожде Сына, и единорожного Бога».
Бог, человек, Бог, человек, Бог, человек. Вместо «цемянки» - раствора на основе кирпичной крошки — слова «неизменно», «нераздельно», «неразлучно». Которое из «естеств» кирпич, а которое камень, каждый может определять в меру своей фантазии.
Папа Лев Великий, который был одним из творцов догмата, хотя сам на собор не смог приехать — готовился к очередному падению Рима — утверждал, что правильная вера гарантирует неприступность государства. Как раз Византия с её постоянно плодящимися спорами о вере, устояла, тогда как Рим, гордящийся своей ортодоксальностью, вечно кто-то завоёвывал, до армии США в 1944 году с её протестантскими капелланами включительно. Сглазил папа, накаркал... Забыл по дереву постучать.
Впрочем, пожалуй, и от халкидонского догмата есть польза — от него кормятся, высаживая огородики богословия, подобные тем, что высаживают на руинах Феодосиевых стен, мужчины определённого сорта, о которых Господь сказал, что они копать не умеют, а просить стыдятся. Получать же деньги за «богословие» - это как бы не стыдно.
