Богочеловеческая комедия
636 год: битва при Ярмуке и битва при Синае
Бог — в деталях добра, дьявол — в деталях зла. Бог не может быть в деталях зла, хотя зло часто именно в этом пытается убедить человека.
Зло — это война. Множество людей в наше (сравнительно миролюбивое время) прекрасно разбираются в тонкостях военного дела полуторатысячелетней давности. Многие до сих пор словно живут в эпоху, когда мусульмане одерживали свои первые победы. Израильтянину или европейцу по сей день трудно признать, что победы эти были не случайны, что арабы были организованы не хуже византийцев, что решающую битву у Ярмука в 636 году они выиграли не потому, что византийцев предали монофизиты-армяне и христиане-арабы. И уж подавно современному еврею не хочется вспоминать, что вместе с арабами Мухаммеда сражались и евреи — сражались, хотя всего десять лет назад Мухаммед вырезал несколько сотен евреев. В ту эпоху военные союзы заключались (и расторгались) крайне легко. Мусульмане победили византийскую армию благодаря тем же самым качествам, благодаря которым побеждали евреи мусульман в ХХ веке: они были сплочённее, фанатичнее, свободнее.
Силы были примерно равны. Битва была проиграна, прежде всего, потому что доблестный император Ираклий (кстати, первый принявший титул «басилевс» и тем самым порвавший с римской, античной традицией) победил персов — и теперь персы, хотя и хотели, не могли прийти на помощь византийцам.
Кто интересуется войной, до тонкости знает, что арабы в VIII веке изобрели новое седло для верблюдов. Но надевалось на горб, а не крепилось за горбом, и только теперь верблюд превратился в боевую машину. Впрочем, и Запад (Византия ведь была для арабов Западом, так?) не оставал — было усовершенствовано конское седло, на нём сперва появилась передняя лука, а потом и задняя. Наконец, появились стремена. Правда, арабы первое время считали стремена признаком изнеженности. А ещё у арабов были короткие мечи (как у древних римлян), а персов — длинные. А ещё у арабов и и византийцев стрелы стрелы были тяжелее, чем у персов, зато били точнее. А вот мечи арабы носили на перевязи через плечо, а не на поясе. И так далее, и тому подобное.
А вот спросили бы у арабского воина, чем уныние отличается от тоски и печали — не сказал бы. Спросили бы у византийского воина, как связаны тщеславия и гордыня — не понял бы вопроса. А в монастыре на Синае (теперь он посвящён св. Екатерине, а тогда был Преображенским) жил во времена всех этих стрел, битв и мечей игумен Иоанн, в России больше известный как Иоанн Лествичник (именно в его честь колокольня Ивана Великого), и писал свою «Лестницу» о восхождении к Богу, и там как раз подробно разбирал такие вот детали — детали жизни, а не смерти. Как выразился один из его почитателей, мы потеряли Иерусалим земной, зато благодаря Лествичнику обрели Иерусалим Небесный.
Впрочем, одно общее было у воинов разных религий и монахов. И византийцы, и арабы сделали своим боевым кличем имя Божие. «Аллах акбар!» не хуже и не лучше «С нами Бог!» (прямая цитата из Библии). Примечательно, что император Маврикий в конце VI века предупреждал, что сильно кричать не надо:
«Что касается боевого клича, который иногда по обыкновению издается во время сражения, именно клича "С нами Бог!", то он кажется нам бесполезным и вредным. ... Ведь когда это происходит, более трусливые из стратиотов в большом страхе сдерживают свой натиск, а наиболее смелые, движимые запальчивостью, выскакивают вперед и разрушают боевой строй. То же самое можно заметить и об их лошадях - ведь и среди них есть различия».
Почему-то византийские лошадки боялись крика «С нами Бог», а мусульманские не боялись «Аллах акбар».
От Ярмука, где арабы разбили византийцев, до Синая, где Лествичник боролся с унынием своим любимым способом — сочинял, не так уж далеко — пятьсот километров. От войны до мира, от военной гордости собой и всем своим до монашеского смирения ещё ближе, и не случайно Лествичник завершил своё эссе о тщеславии и смирении вполне армейской метафорой. Начал он в стиле Сократа: мол, вошло к нему Тщеславие, держа на руках свою дочь — Гордость. Иоанн начал их бить, хотя уж как можно бить мать с ребёнком... А он — бил, и Гордость призналась, что Тщеславие — не её мать, оно — её лошадь. Значит, и гордость — не младенчик, а гусар. Кто хочет победить Гордость, должен бороться с Тщеславием — и тогда можно петь, как пели израильтяне, спасшиеся от египетских всадников:
«Пою Господу, ибо Он высоко превознесся; коня и всадника его ввергнул в море. Господь крепость моя и слава моя, Он был мне спасением. Он Бог мой, и прославлю Его» (Исх. 15, 1-2).
Вот и вся разница между тем, кто борется с ближним ради ублажения своей гордыни (конечно, под разговоры о самообороне и положении души за ближнего), и тем, кто борется с собой ради победы над собой, между битвой при Ярмуке и той битвой при Синае, которую вёл сам с собою Иоанн Лествичник.
