Яков Кротов

X ВЕК: КТО СТОИТ ЗА КАМЕРОЙ-ОБСКУРОЙ

История римских пап в первой половине Х века - гвоздь в папском ботинке. Особенно выделяется папа Иоанн XII. Даже современные апологеты римо-католичества отделываются сомнительным доводом: "Но в догматах он не погрешал!" Безошибочным был, а всё остальное - извините. Официальный историограф Ватикана Цезарь Бароний в XVI веке назвал этот период Смутным - Obscura, эпоха шлюх на папском престоле. Точнее, Смута - он придумал, а про шлюх - процитировал епископа Кремоны Лиутпранда (ум. 972), который описал преступления папы Иоанна XII и его предшественников. Прижилось! Моммзен в своей истории Рима помянул шлюх, и поехало, даже до сего дня.

Никто не решается подвергнуть сомнению рассказы Лиутпранда - ведь это означало бы, во-первых, лишиться очень сочного куска истории, во-вторых, если подвергнуть сомнению одно, что не украшает Церковь, то не придётся ли усомниться и в другом - в хорошем и полезном для Церкви? Не разумнее ли согласиться, что у папства был смутный период, а в обмен потребовать признания, что у других смутности было ещё больше, а безошибочности-то вовсе не было?

В итоге почтенные кембриджские профессора в многотомной "Истории христианства" начала 2000-х в томе по раннему Средневековью умудрились вообще не упомянуть "Смутного папства", шлюх и лично Иоанна XII. На всё у них нашлось место, они даже озаглавили том "История христианств" и всячески подчёркивали, что христианства были тогда очень разные, а вот смутные папы попали в многотомную кембриджскую "Историю Средневековья", издававшуюся параллельно. Они, видите ли, не христианство, хотя бы и смутное...

Полезно помнить, однако, что о папе Иоанне XII и его предшественниках мы знаем из одного источника - сочинений Лиутпранда. Фигура, мягко говоря, заинтересованная - Лиутпранд был среди судей, которые объявили Иоанна низложенным. Мало того, Лиутпранд вообще своеобразный историк.

Например, описывая своё посольство в Константинополь, он возмущался тем, что византийские архиереи не спрашивают согласия пап на ношение паллия. Правда же в том, что этот своеобразный знак отличия родился именно на христианском Востоке, тут никогда его не давали централизованно.

Это, впрочем, полбеды. Историю паллия Лиутпранду было узнать неоткуда. А целая беда в том, каким он был человеком. Простой пример. Он видит византийского императора

"чудовищем, пигмеем, толстоголовым и похожим на крота из - за маленьких глаз; отвратительным со своей короткой, широкой, и полуседой бородой; опозоренным своей шеей, в дюйм длиной; очень щетинистым за счет длины и толщины своих волос; эфиопом по цвету кожи; «с ним бы ты не хотел повстречаться средь ночи»; пузо огромное, зад тощий, бедра чересчур длинны, учитывая маленький рост, с короткими голенями, соразмерно к его ступням и пяткам; одетый в роскошное, но слишком поношенное облачение, дурно пахнущее и выцветшее; обутый в сикионские [женственные] башмаки; дерзкий на язык, лиса по натуре, клятвопреступник и лжец".

Что ж, может, и правда Никифор таким был. Хотя за крота Лиутпранд на Страшном суде ответит. Плохо то, что следует далее:

"Всегда, мои повелители и августейшие императоры, вы казались мне прекрасными, насколько же еще прекраснее показались после этого! Всегда величественными, насколько же более величественными после этого! Всегда могущественными, насколько же более могущественными после этого! Всегда добрые, насколько же добрее после этого! Всегда исполненные добродетелей, насколько же преисполненные впредь!"

Не стошнило? В любом случае, продолжим.

Забота Лиутпранда о Риме и римлянах, о процветании Италии очень трогательна. Ради всего этого он и пришёл в Италию вместе с войсками Оттона I. Папу Римского судил исключительно ради блага римлян.

Тем не менее, в своём отчете о поездке в Константинополь Лиутпранд замечательно охарактеризовал римлян:

"Братоубийца Ромул, в честь которого именуют себя римляне, был рожден в измене ... сделал для себя убежище, в которое принимал нищих должников, беглых рабов, душегубов и всех, кто заслуживал смерти за свои деяния. Он собрал множество таких и назвал их римлянами. От такой-то вот знати и ведут свой род те, кого вы зовете космократами, миродержцами - императорами; кого мы, а именно лангобарды, саксы, франки, лотаринги, бавары, швабы, бургундцы, так презираем, что когда приходим в ярость, не можем назвать своих врагов более оскорбительно, нежели «римляне» - одним этим именем, «римляне», мы обозначаем все, что есть презренного, трусливого, алчного, развратного, лживого: одним словом, порочного".

Лиутпранд хвастался своим расистским выпадом перед повелителем - ведь повелитель был римским императором, но не был римлянином, не был итальянцем, а был саксом. Лиутпранд был лангобардом.

Скорее всего, Лиутпранд не произносил этой речи перед византийским императором - ведь это мы говорим "византийский император", а он-то считал себя римским императоров. Византийцы - ромеи, римляне. Смелость смелостью, но оскорблять в лицо царствующую особу... Скорее всего, Оттон понимал, что его посол преувеличивает, но принимал это как литературную игру.

Игра - игрой, но как приятно обнаружить, что расизм и национализм не в XV и не в XIX веке придумали. Льстивый холуй и расист - и уже "епископ Кремонский Лиутпранд" становится ближе, понятнее и человечнее.

* * *

Лиутпранд не только не скрывал, что пишет историю из мести, он даже назвал свою историю "Книга воздаяния". Некоторую деликатность он всё-таки проявил - мог бы и "Книгой отмщения" назвать. "Воздаяние" подразумевало, что Лиутпранд хотел отомстить бывшему хозяину и восхвалить нынешнего. Однако, восхвалений в книге почти нет.

Откровенность Лиутпранда несколько примиряет с его характером, а откровенная любовь к длинным бородам у этого лангобарда просто умиляет. Видимо, не случайно это племя получило такое прозвание ("лангобард" и означает "длиннобородый"). Описывая одного придворного, который рискнул отправиться лазутчиком в стан врага, Лиутпранд особенно отмечает, что тот "вымазал свою длинную и прекрасную бороду смолой, окрасил в чёрный цвет золотистые волосы".

Карьеру Лиутпранд не делал, он её унаследовал. Его отец знал греческий и ездил послом в Константинополь в 922 году, его отчим знал греческий и ездил послом в Константинополь в 941 году, он сам знал греческий и ездил послом в Константинополь в 960-м.

С отчимом Зигфридом налицо некоторая загадка. В 941 году он был не только послом, но и епископом. Либо его брак на матери Лиутпранда был "гражданским", что совершенно не исключено, либо к 941 году мать умерла и отчим пошёл по духовной стезе.

Для русского интересно, что основные сведения о походе князя Игоря на Константинополь в 941 году - это рассказ отчима Лиутпранду. Самое пикатное, что византийский император пожелал доставить итальянскому послу приятное: "Игорь с большим позором вернулся на родину. Греки же, одержав победу и уведя с собой множество пленных, радостные вернулись в Константинополь. Роман приказал казнить всех (пленных) в присутствии посла короля Гуго, то есть моего отчима".

Что ж, у архиереев в жизни так мало удовольствий (а тогда и телевидения не было, и богословских конференций), так хотя бы казнью русских агрессоров развлечься.

Лиутпранд не был не только русским, но хотя бы украинским патриотом, а был норманистом и объяснял, что "русские" - те же норманы. Он искренне и глубоко боялся и ненавидел и русских, и норманнов, и славян, и венгров, - всех, кто пытался втиснуться в и без того перенаселённую (по меркам того времени) Европу. Лангобарды, конечно, тоже втиснулись, но они с чисто русской наивностью полагали, что будут последними.

* * *

По средневековым представлениям, Лиутпранд написал очень много. Тем не менее, он так и не сообщил, чем именно досадил ему бывший хозяин. Тут в его трудах зияет многозначительная лакуна. С точки зрения кадровика всё выглядит не очень хорошо: служил Лиутпранд королю Гуго, а потом предал его и перешёл на службу к набиравшему силу королю Беренгару, когда же на горизонте появился набиравший силу король Оттон, первый как Пётр Великий, Лиутпранд перешёл к Оттону.

Впрочем, верность отнюдь не относилась к числу средневековых добродетелей. Поэтому средневековые люди беспрестанно в ней клялись. Покровителей меняли чаще, чем зубные щётки.

Папа Иоанн XII, которого Лиутпранд осудил как представителя порнократии, в момент суда был как раз на стороне Беренгара - а Лиутпранд судил как представитель победителя Оттона.

Папа тоже несколько раз принимал то сторону Беренгара, то сторону Оттона. Эта ветреность никак не была связана с предполагаемой ветреностью его матери и бабушки. Рим тогда был в очень пикатном положении. Запустевший нищий город, которым интересовались исключительно из соображений чести. Приходилось между заинтересовавшимися маневрировать.

Завоеватели, впрочем, тоже были все нищие. Вообще мозаичная борьба всех этих королей, императоров и графов друг с другом, которая сводит с ума любого читателя летописи, была тем ожесточённее, что дрались как подростки. Ярости было больше, чем сил. Как метко выразился Лиутпранд, "ни одна сторона не могла навредить другой так, как того требовали её ненависть и мстительность".

Может быть, лучше всего аромат эпохи чувствуется не в описании разных жестокостей, не в детской лести летописца, а в зайце. Осада Рима. Войска вокруг городских стен. Вдруг на поле выскакивает заяц и воины бросаются его ловить - Лиутпранд замечает, что так "принято". Вот какая это "армия" - немногочисленная и плохо вооружённая толпа крестьян, пошедших воевать под угрозой повешения. Главное на войне - подкрепиться, так что поймай зайца на обед, и пусть император сам, если хочет, штурмует город, он-то сытый, ему что.

Насчёт повешения - вот Людовик готовится отразить набег венгров. Он не патриотизмом будит подданных, не к защите родных взывает. Он "возбудил души всех своих подданных следующей угрозой: было объявлено, что тот, кто уклонится от участия в войне, которую он собрался вести с венграми, вне всякого сомнения будет повешен".

Что ж, какое возбуждение, такие и зайцы.

* * *

Папа Иоанн XII, которого Лиутпранд знал, если так можно выразиться о судье, лично, вообще-то мало кого интересует. Всем интересны именно его мама и бабушка, которых Лиутпранд ославил "шлюхами". Только надо помнить, что как раз этих римских патрицианок Лиутпранд не знал, так что все его грязные намёки - всего лишь грязные намёки.

В полной мере оценить достоверность информации Лиутпранда о тосканских графинях, которые якобы распутничали с папами и крутили ими, как хотели, можно только, поняв, что он был последовательным и стойким женофобом. Он ни об одной женщине, кажется, не отзывается хорошо, и почти о каждой - как о шлюхе. Особенно он ненавидит женщин, которые смеют участвовать в политике, а неудачных политиков обзывает женственными.

Когда речь заходит о женщинах, Лиутпранд всё сводит к сексу. Эрменгарда Иврейская "получила власть над всей Италией", как он пишет? Ну понятно - "причиной же её власти было то, что она, - стыдно и сказать, - вступала в плотские связи со всеми, не только со знатью, но и с простолюдинами". Правда, Эрменгарда оказалась коварным политиком, она сеяла феодальные междоусобицы среди итальянцев: "Сильное волнение было вызвано из-за слабости плоти красотой Эрменгарды, ибо одним она дарила свою любовь, а другим в ней отказывала".

Женоненавистничество Лиутпранда - не тривиальный факт. Может быть, это его личная фобия, возможно, это специфически лангобардское. Источников нет, не проверишь. С уверенностью можно сказать, что ни саксы, ни франки, ни итальянцы того времени этого женоненавистничества не разделяли и к участию женщин в феодальных разборках относились спокойно.

Другое дело, что распутство в соединении с кощунством для всех людей той эпохи было стереотипным признакам врага. Не только Лиутпранд мог бы написать:

"Служителей Божьих тащили в оковах, дев, посвящённых [Ему], насиловали, а замужних бесчестили. Церкви не могли быть убежищем для спасающихся бегством. Ведь в них устраивались пиры и оргии, совершались непристойные деяния и пелись неприличные песни. Даже женщины в них, - о ужас! – открыто предавались разврату".

Это клише, в котором специфична для Лиутпранда только последняя фраза. Что значит "женщины предавались разврату"? Без мужчин? Нет, конечно, просто мужской разврат для Лиутпранда - за скобками, он не разврат, а всегол лишь "непристойные деяния".

* * *

Если отсечь эротические фантазии Лиутпранда относительно итальянок, то остаётся его описание суда над папой Иоанном XII. Краткая фраза об Иоанне в полуофициальной "Книге понтификов" является, видимо, лишь рефератом приговора того же суда.

Суд был скорым, начался 6 ноября 963 года и тогда же закончился. "Посвящал дьякона не в указанное время, и притом в конюшне" - совершенно непонятное обвинение. Никакого особого времени для рукоположения в диаконы не существует. "Поставлял епископов за деньги и однажды поставил епископом в Тудертине десятилетнего мальчика". Ни одного имени! Что до мальчика, то сам же Лиутпранд описывает, как выдавали замуж трёхлетнюю принцессу - из династических соображений. Епископство было прежде всего должностью, которую знатная семья старалась "застолбить". "Дворец обратил в дом публичного разврата". Без имён, опровергать нечего. Названы имена трёх любовниц Папы, но предусмотрительно добавлено: "Хотя мы и не видали своими глазами". Кого-то приказал убить, - но всё так невнятно, скороговоркой.

В заключение самые страшные обвинения: "ходил публично на охоту", "причинял пожары", "подпоясывался мечом, носил шлем и панцирь". Во время игры в кости произносил имена языческих богов. Вто, скорее всего, чистая правда, другое дело, что в этом так же мало сатанизма и язычества, как в поминании ч..рта при ударе молотком по пальцу.

"Все единодушно" свидетельствовали об одном: Папа выпивал. Лиутпранд добавляет веское: "по любви к дьяволу". Ну да, раз алкоголик, так и сатанист.

На конец Лиутпранд оставил самое дикое:

"Уверяли также, что он не только не посещал утренней и канонической церковной службы, но даже и не ограждался крестным знамением".

Это было, пожалуй, чересчур. Про папский разврат и поставление диакона в конюшне пересказывали все, кому не лень, а про то, что папа не крестился, как-то стеснялись.

Оттон предложил обвинителям покляться в том, что они не лгут. Обвинители поклялись, но на всякий случай сбавили регистр: "Когда вы нам не верите, то поверьте, по крайней мере, войску государя императора, которое пять дней тому назад видело Папу препоясанным мечом, со щитом, в шлеме и панцире; если бы не протекавший между ними Тибр, то войско захватило бы Папу в этом наряде".

В сухом остатке, таким образом, не обнаруживается ни кровосмесительного разврата, ни сатанизма, а только присвоение себе военной формы.

Самый комический момент, однако, наступил через две недели, когда пришёл ответ от Папы на обвинения. Иоанн XII не оправдывался, а заявил, что отлучит от Церкви всех, кто пытается его сместить. Что было истолковано как намерение развалить Церковь, "отлучить всех, чтобы никто не мог служить обедни и поставлять епископов". Как будто, кроме собравшихся в Риме дюжины архиереев, других на свете не осталось!

Оттон выразился предельно честно об истинной причине смещения Папы: "Он забыл клятву в верности, данную мне над телом св. Петра".

Как уже было сказано, сил у императора было немного. Он покинул Рим, после чего Иоанн XII вернулся в Город при полном одобрении жителей.

Лиутпранд постарался приделать этой истории хороший конец:

"Господь пожелал показать, как справедливо был свергнут Папа Иоанн своими епископами и всем народом, и как несправедливо его приняли вновь; в одну ночь, когда Папа оставался за городом в доме одной замужней женщины, дьявол поразил его в виски так сильно, что он умер от раны, восемь дней спустя после этого происшествия (14 мая 964 г.). Но по внушению того же, кто его убил, он не принял напутствия: в справедливости этого меня неоднократно уверяли его родственники и друзья".

Многие историки пытались извлечь какое-то рациональное зерно из этого бреда. Действительно, если взять отдельные фразы, то они осмыслены. Допустим, Папу убил обманутый муж. Допустим, Папа был такой безбожник, что отказался от последнего причастия. Но невозможно это соединить - что Папа отказался от причастия, потому что его убедил ревнивый муж. Или в обоих случаях Лиутпранд имеет в виду сатану как такового?

Самое же невероятное - ссылка на родственников и друзей. Можно себе представить, что бы сделали родственники и друзья Иоанна XII с кляузником, попади он им в руки. Хорошое ещё, Лиутпранд не поклялся могилой своей матери.

* * *

Никакой "порнократии" в Риме Х столетия, конечно, не было. Город оказался в положении Новгорода веке эдак в четырнадцатом или Киева в семнадцатом: зажат между крупными государствами, причём государства крупнее Рима, но настолько слабые, что ни у одного нет сил его контролировать дольше пары месяцев. Экономический ресурс папства - на нуле, политическое влияние - чуть больше. В результате городская верхушка взяла власть в свои руки. Иоанн XII был, собственно, сыном римского мэра, который надеялся осуществить некоторую личную унию светской и церковной власти. Были такие прецеденты и в России - например, правление царя Михаила Романова и его отца патриарха Филарета. Замысел удался: даже кратковременные набеги крупных слабых государств не помешали Иоанну XII умереть на своём посту, а уж в чьей кровати - не так важно, тут вопрос не мебели, а политики.

См. лангобарды.