БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ
23 ИЮНЯ 1004 ГОДА: ЛЮБОВЬ И ЛЕТОПИСЬ
Канун праздника рождения Иоанна Предтечи. Страсбург. Генрих II, причисленный к лику святых уже в 1146 году, "творит народу суд". Всё очень скудное и ветхое. Генрих уже два года как король, только это очень мало что значит, и ему приходится заново завоёвывать то, что уже много раз завоёвывалось предками. В 1004 году он только-только совершил поход против лангобардов, впереди поход против поляков, и так до самой смерти, ещё двадцать долгих лет, он будет метаться по центральной Европе. Обычная жизнь. Набожный человек (он воспитывался в соборной школе, - возможно, его готовили к церковной карьере). Умер бездетным, как и его кузен Оттон III. Был женат, но говорили, что Генрих и его жена Кунигунда дали обет воздерживаться от супружеских отношений. Что немало помогло канонизации.
23 июня, однако, происходит событие, открывающее совершенно противоположную сторону тогдашней жизни:
"Внезапно обрушился дом, в котором король творил народу суд; никто при этом не потерпел вреда, за исключением священника, который непозволенным образом жил вместе с женой одного отлученного. Вследствие того, будучи виновнее всех там находившихся, он и поплатился жизнью за свое злодеяние: ему переломало все кости".
Кто сказал, что в Средние века не было любви? Священник живёт с женщиной - что, исключительно потому, что нужна прачка днём и подстилка ночью? Кто из утверждающих такое согласится, что сам бы повёл себя точно так же - спать и жить с нелюбимой женщиной исключительно по материальным обстоятельствам? Никто! А тут ведь ещё не просто женщина, а жена живого мужа, да к тому же не просто мужа, а человека, отлучённого от Церкви. Это не облегчающее обстоятельство, а отягчающее, потому что отлучение мужа затрагивало и жену, как затрагивало всю собственность несчастного. Неужто священник не мог найти себе что-нибудь более пристойное?
Во всяком случае, летописец Видукинд упомянул про анафему именно потому, что само по себе сожительство священника с женщиной не потрясло бы читателя. А так - он получил право на хорошую, увесистую мораль:
"Как приятно описание дел благочестивых! Как возвышают они наш дух! Как радуют они нас, когда мы их воспринимаем и слухом нашим и зрением. И однако же, по ожесточению своего сердца мы, несчастные, остаемся при своей лени; несмотря на известные наказания за зло, мы не отстаём от вкоренившихся в нас пороков и не находим никакого приятного побуждения стремиться к бесценным наградам праведных".
В принципе, обличения грешников дело тривиальное, однако тут налицо творческий и личностный подход: грешник согрешил прежде всего тем, что не внял творениям Видукинда. Он описывает историю, чтобы люди праведнее жили, а этот негодяй живёт с женой отлучённого... Если уж летопись не воздействует на людей, то куда катится мир?!.. Святая вера в то, что написанный текст должен преобразить человечество - и, соответственно, святой гнев на тех, кто всё-таки не преображается. В наши дни точь в точь так же рассуждают пропагандисты и политтехнологи, когда их бессмертные агитки не оказывают ни малейшего воздействия на аудиторию. Только средневековый летописец был искренен, а нынешние не очень.
