XII век: суммируется ли любовь?
Cм.: Бернар Клерковский, любовь.
XII cтолетие - уже начало капитализма с его главной идеей вечного накопления. Вера в прогресс лишь подвид этой идеи. Не просто "бросил зерно - вырос колос". Колос увянет, зерно придётся бросать снова. Нет, тут - начал изучать природу, копить знания, от поколения к поколению и до "зелёной революции", так что каждый следующий урожай плодовитее предыдущего, и вместо периодического голода - периодический кризис перепроизводства. Камень на камень, кирпич на кирпич, будет счастливее далёкий правнук, и на Марсе будут яблони цвести.
Далеко не сразу становится ясно, что накопить можно не всё. Кирпич на кирпич, факт к факту, - это пожалуйста. А вот мысль к мысли - это как посмотреть. Во всяком случае, в художественном творчестве нет никакого накопления. Наскальные фрески в пещере Ласка изумительны и абсолютны. К Сикстинской мадонне прибавлять нечего. В этом, кстати, неправда тех, кто брюзжит на "современное искусство" - оно, видите ли, "разрушает". Искусство не здание, тут нет ни "строительства", ни, соответственно, "разрушения".
Богословие - не античное, а современное капитализму - верит в накопление. Оно начинается как "глоссы" - пометы на полях классиков, которые из омертвелого сокровища превращаются в капитал. А капитал - как Земля, должен вертеться. Ученик должен быть выше учителя, да и у каждого отдельного автора каждая новая книга должна быть лучше предыдущей. Ничего этого в античной культуре, не говоря уже о темносредневековой, не обнаружить.
Современный христианин в этом отношении вполне капиталист. Он обращается к прошлому для обнаружения там сокровищ, которые можно сделать капиталом, пустить в дело, употребить на строительство будущего. А в прошлом - грязь, кровь, ложь, самообман, и вера не освобождает от этой дряни, а сама служит ей. Изучение истории Церкви учит лишь тому, что у Церкви нет никакой истории - позитивной. "Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы могли бы принять за образцы". Укажут отца - поскребёшь, а там такое... Вроде как святой Бернар Клервосский - такие высокие слова о любви говорит - правда, довольно занудно - и одновременно идеолог самого оголтелого христианского милитаризма:
"Воистину драгоценна в глазах Господа смерть его святых, погибают ли они в битве, или умирают в постели, но смерть на поле брани более дорога ему потому, что она славнее".
И его противники вроде Абеляра или аббата Сугерия ничуть не лучше - они противники не по части милитаризма.
Только вот есть, есть у Бернара изумительные афоризмы. В основном построенные по принципу хиазма (симметрии). "Мера любви к Богу - неизмеримая любовь". Непереводимое "humiliationem convertit in humilitatem" - "унижение конвертируй в смирение".
"Любовь не ищет вне себя самой своей причины, не ищет для себя и плода, её польза в самом её проявлении. Я люблю, потому что люблю; я люблю для того, чтобы любить".
А уж какие у Бернара образы! Любимая книга - "Песнь Песней", только жених - всегда Бог.
"Душа, жаждущая вечно покоиться на лоне Супруга, чувствует, как перси ее наливаются током сострадания: только надави их — и дивное брызнет молоко".
В сравнении с этим кажется банальной позднейшая живописная традиция: Бернара поит молоком Богородица. Причём, поит "дистанционно" - из её груди молоко брызжет на полметра, падая на губы Бернара. Может шокировать - хотя вообще-то ничего более шокирующего, чем Распятие, нет. В основе сюжета - предание о том, что ребёнком Бернар молился перед "Чёрной Мадонной Шатийонской" в отцовском замке Фонтен и был удостоен этих самых капель. Что ж, предание не хуже и не лучше предания о чудесной просфоре, которую съел подростком преп. Сергий, после чего научился читать. Неудивительно, что часто считают, что в честь св. Бернара Клервосского названы сен-бернары (которые имели на ошейнике фляжку с вином) - на самом деле, в честь св. Бернара Ментонского (ум. 1008). Инерция мышления: Богородица поит св. Бернара, св. Бернар готов поить молоком сострадания страждущих, сенбернары поят вином сострадания замерзающих.
Очаровательна логическая непоследовательность Бернара. В трактате о любви к Богу он бросает великолепное: "Язычник, даже если он не знает Христа, должен любить Бога, коли он знает себя". Но через пару глав - "Язычник, не зная Христа, не может знать ни Отца, ни Духа Святого". Разгадка в "должен". Любовь, по Бернарду, есть долг. Долг - аксиома, любовь - теорема. С этим отчасти примиряет осознание любви как прибыли. Любить Бога выгодно, доходно. Конечно, это есть и в Евангелии - таланты, жемчужины, вообще всё, приносящее прибыль, приносит меньше Царства Божия. Но у Бернара есть удивительная интуиция бесконечности. Чтобы любить ближнего, надо полюбить его в Боге - конечное в Бесконечном. Абсолютная близость требует абсолютной бесконечности как своего живого контекста. Есть в этом что-то, позволяющая понять "дух капитализма" как веры в бесконечность прибыли и развития, да и любви.
Тонкость в том, что бесконечность не есть бесконечное развитие. Бесконечное бесконечно в любой своей точке. Это было бы очень грустно, если бы не было любви, которая, действительно, в каждой своей точке есть одна и та же бесконечная радость. Жаль только, что эти точки никак не сливаются в прямую - даже у святых, этих сенбернаров истории. Но, с другой стороны, надо же что-то оставить и бесконечности...
