БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ
XII ВЕК: ОТКУДА РАСТУТ НОГИ?
Вильям Вейкфилд писал в 1974 году в своей монографии о еретиках XII-XIII вв.:
"По иронии истории, самый успех программы папы Григория VII (освободить церковь от контроля светских властей, распространить целибат и вообще упорядочить поведение духовенства) вдохновил на деятельность тех людей, которые стали головной болью для церкви и духовенства" (20).
Тут всё логично только с точки зрения логики власти, канцелярии. Власть - источник жизни. Были недостатки у власти - не было жизни или жизнь была плохая. Власть произвела реформу - жизнь улучшилась. Человек есть производное от власти. Нет власти - нет человека и жизни, а глупые анархисты этого не понимают.
Конечно, можно поиздеваться и предложить историкам доказать, что без реформ Григория VII не было бы вальденсов, альбигойцев, францисканцев. Словно до этих реформ не было "еретиков", "вольнодумцев", энтузиастов. Надо бы доказать, что Пьер Вальдо вдохновлялся постановлениями Ватикана - читал их, знал.
Издеваться не надо. Доказывать тут нечего. Дело не только в том, что в XI-XII веках "рядовые католики", в отличие от современных, ничего не знали о декларациях римских пап. Газет не было, интернета не было. Дело в том, что не было традиции интересоваться мнением Папы. Не то было папство, не то... "То" - стремящееся регулировать не только политику империй, но и каждый шаг мирянина - лишь зарождалось. Это не означает, что общество XII века было "более свободным". Та своеобразная сцепка мирян и папства, которая восторжествовала с XIX века, тоже может быть формой свободы (а может быть и сектантством). В XII веке не было политических партий - это не означает, что люди были свободнее в своём выборе.
Историк должен исходить не из стереотипов прошлого (которые особенно упорно гнездятся в канцеляриях), а из реального опыта. Это довольно трудно, это главная особенность в поведении учёного вообще - избавиться от предрассудков. Так вот, что власть и её политика есть источник жизни - предрассудок. Не реформы породили тех, кто мешал реформам своим энтузиазмом (избыточным, с точки зрения "реформаторов"). Сперва был энтузиазм, сперва было внутреннее пробуждение самых разных людей. Это поистине "великое пробуждение" началось в Х столетии, началось не в папских покоях, не в монашеских кельях, а началось там, где начинается всякая жизнь - в душе тысяч людей. Другое дело, что задокументирован оказался этот энтузиазм очень избирательно - ведь документирование ограничивалось тогда очень узким слоем элиты. Тем не менее, не верхушка айсберга порождает айсберг.
XII век - это уже качественно иной уровень документации. Заговорили и стали писать тысячи людей, которые до этого не оставляли после себя никаких следов, о которых писали лишь их враги. Конечно, процесс лишь начинался, но всё же он уже явно отличается от происходившего в предыдущие века.
Говорить нужно не о том, как власть порождает энтузиаст и как неразумно некоторые плебеи пользуются энергией, которую им предоставляет власть. Говорить надо (исследовать надо) конкуренцию энтузиазмов, не давая количественным и властным коэффициентам исказить картину. Папа - это лишь человек. Один человек. Его слова стоят не более и не менее - для историка - чем слова любого другого человека.
Конечно, слова властного лица, могущего и наградить, и погубить, имеют большой отклик. Но это отклик всегда затухающий, тогда как отклик на призыв лица частного, имеющего лишь ту власть, которую имеет любой человек, может быть как затухающим, так и, напротив, разгорающимся до бесконечности. Что, собственно, и составляет предмет истории Церкви: как лишённый абсолютно всякой власти Иисус и вообще бесплотный Дух породили отклик, не затухающий по сей день.
Бесценен опыт людей, живших при большевистском тоталитаризме. Они хорошо знают, как именно власть разлагает, католикам такое разложение и не снилось. Так вот: сами выражения "головная боль для духовенства", "возмутители спокойствия", "бузотёры", "маргиналы" (у Вейкфилда - "troublesome", отсюда в современном русском англицизм "траблы" - "неприятности"), - это из языка ненависти, а ненависть это первый признак того развращения, которое свойственно власти. В XII веке, пожалуй, это нагляднее, чем в XXI-м., потому что уж очень был велик разрыв между вселенскими притязаниями церковных лидеров и реальной жизнью, которая под внешней разукрашенной коркой текла сама по себе. Вся рота шагала не в ногу с ротным, - но ротный даже не задумывался о том, что, может, напрасно он решил, что имеет дело с солдатиками.
См. власть; свобода.
