Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

Богочеловеческая комедия

XIII век: монархия - плацебо для золотушных

В 1889 года Марк Твен издевательски изобразил, как король Артур исцеляет золотушных. Издевался он не над Артуром и золотушными, а над Средневековьем:
«Если вам попадется король, который не может излечить золотуху, будьте уварены, что самое ценное суеверие, поддерживающее его трон, — вера в божественное происхождение его власти, — утрачено. В годы моей юности монархи Англии перестали лечить золотуху своим прикосновением — и напрасно: они добились бы излечения в сорока пяти случаях из пятидесяти».

Только вот Артур у Твена живёт в VI веке, а вера в то, что короли могут исцелять золотушных, расцвела в XIII веке. Это уже не совсем Средневековье. Спрашивается: как это вдруг то, что отсутствовало в «Тёмные века» вдруг появилось, когда уже началось разнообразное оживление, плавно переходящее в возрождение и просвещение?

К охоте на ведьм и к еврейским погромам это тоже относится, но пока ограничимся золотушными.

В XII столетии упоминания — первые! - о королевском чуде очень отрывочны. Аббат Гвиберт из обители под Суассоном в самом начале столетия подверг критике почитание молочного зуба Христа. Этим зубом очень гордились монахи Сен-Медарского монастыря в Суассоне. Гвиберт написал памфлет, в котором подчёркивал, что подлинные чудеса могут происходить от фальшивых святынь и что Бог совершает чудеса и не через святых. Помянув Александра Македонского (перед которым расступилось море, если кто не в курсе), аббат перешёл к современности:

««Да что там? разве не видели мы, как повелитель наш, король Людовик, свершает обычное чудо? Собственными глазами зрел я, как больные, страдающие золотухой, с язвами на шее или других частях тела, толпами сбегались к нему и молили его, чтобы коснулся он их рукой, а притом и осенил крестным знамением. Я стоял подле него, совсем близко, и даже защищал его от их докучливости. Король же меж тем выказывал прирожденное свое великодушие; привлекши больных к себе покойной рукою, осенял он их крестным знамением. Отец его Филипп также наделен был сим славным и чудесным даром и пользовал болящих с превеликим пылом, однако ж, не знаю за какие грехи, дара сего лишился».

«Не знаю» - это не всерьёз. Филипп был отлучён от Церкви из-за того, что взял в жёны при живой жене одну писаную красавицу. Пустили слух, что Бог его покарал всякими болезнями. Забавно, что оная красавица была пятой женой графа Анжуйского Фулька, но это архиереев не беспокоило (как и то, что с жёнами №№2-4 граф разводился под предлогом слишком близкого кровного родства).

Отдельные известия о королях, исцелявших крестным знамением, встречаются и в более ранние времена, но там всегда речь идёт о личной святости, а не о даре, который передаётся в силу принадлежности к королевскому роду.

В конце XII века ещё чётче свидетельство Пьера из Блуа, священника при дворе Генриха II Английского:

«Прислуживать королю значит [для клирика] творить святое дело, ибо король – святой; он – помазанник Божий; недаром был он помазан священным миром, каковому помазанию, ежели кто о силе его не знает либо в ней сомневается, доказательством исчерпывающим послужит исчезновение паховой чумы и исцеление золотушных больных».

Исцелял золотуху, видимо, и Генрих I, причём он это делал в юности, когда жил в Нормандии (Нейстрии), у англичан же реакция была такой:

«Чудо сие было для нас в новинку».

Эти скупые свидетельства выявил французский историк Марк Блок, а вот одно, которое от него ускользнуло. В 1167 году умер цистерцианский аббат Эльред, вскоре Уолтер Дэниел пишет его биографию и описывает, как Эльред исцелил человека, проглотившего лягушку. Два перста вложил несчастному в рот, помолился, и лягушка сама по его пальцем выбралась и выскочила. При этом Уолтер замечает, что даже короли не имеют власти извлекать лягушек из людей. Ремарка показывает тот же скепсис в отношении королевского целительного могущества, что у Гвиберта.

Скепсис можно предположить и у Пьера из Блуа, потому что он писал в довольно своеобразном жанре, который Марк Блок охарактеризовал как «упражнение в софистике», в котором всё носит иронический характер.

Более того: ни слова об этом королевском даре нет у аббата Сугерия, автора биографии Людовика Толстого. Значит, и он не считал это явления достойным упоминания.

Главное, - только с XIII века у нас появляются сведения о том, сколько людей приходили к королям за исцелением. Марк Блок вряд ли ошибался, когда приписывал советникам Генриха I сознательную пропаганду чудотворных способностей своего повелителя. Однако, у пропаганды есть не только производители, но и потребители. В не тоталитарных странах на рынке пропаганды идёт жесточайшая конкуренция (в тоталитарных её нет, но там и пропаганда имеет очень поверхностный эффект). То, что называют «эволюцией представлений о королевской власти» - это не история пассивного приятия монархической пропаганды, это история запроса людей на те или иные представления. Монарх и его советники предлагают — человек выбирает, быть или нет монархистом, а если быть, то каким. Многие монархи были убиты горячими монархистами, и даже целые монархии падали, потому что монархисты и монархи оказывались по разные стороны баррикад.

Помазание короля миром в Западной Европе распространилось с IX столетия, а искать исцеления от короля как помазанника стали значительно позже. Расцвет — в XIII веке. Эдуард I Английский в 1286 благословил 197 человек, в 1291 году 519 человек, в 1292 году 1219 больных. Его преемник никогда не благословлял более 885 человек, а в среднем — полтысячи, иногда чуть более сотни. Впрочем, снижение количества больных может объясняться занятостью короля — когда он был на фронте, церемония не проводилась. Снижалось количество приходящих к королю за исцелением и в те периоды, когда авторитет короля по разным причинам снижался — например, в 1299 году стал популярен соперник Эдуарда Томас Ланкастер, ему приписывали дар чудотворений, и к Эдуарду вообще не обращались больные, пока Ланкастера не разгромили и не обезглавили.

Статистики по Франции нет, зато есть указания на то, что, кроме собственно подданных короля, за исцелениями приходили испанцы и итальянцы.

В 1310 году придворные французского короля писали: «Господь творит его руками над страждущими чудеса несомнительные». Это не блеф, подтверждают историки. Король Филипп боролся с папством, однако «Перуджа и Урбино, города, которые, по крайней мере теоретически, являлись папскими владениями, поставляли ему своих золотушных даже в 1308 г.».

Бывают пирамиды каменные, бывают пирамиды финансовые (в Европе впервые — в XVII веке), бывают и пирамиды политические. Монархизм — яркий пример, и XIII век обнажает истоки этого монархизма — идёт запрос снизу. Не мечом и гипнозом людей убеждают в целительной силе короля, а люди начинают видеть в короле целительную, очищающую силу. Как говорится, «на исторической сцене появился новый актёр». Не абстрактный «народ», а конкретный человек — Жанна де ла Тур, Маргарита из Анса, Агнесса из Эльбефа, кастелянша Жилетта из Монтрея... Монахи-францисканцы... Гилельм из Альбы... Пётр из Шартра... Августинец Григорий из Гандо подле Перуджи...

Янки при дворе короля Артура хвастался, что исцелил от золотухи королевскую казну. По традиции-де короли выдавали исцелённым золотую монету, а рачительный американец заменил их никелевыми монетами:

«Из 800 пациентов король удостоил прикосновением более 700; по прежней расценке это обошлось бы государству в 240 долларов; по новой расценке мы выплатили около 35».

На самом деле, всё было прямо наоборот. Первоначально выдавалась небольшая сумма — обычно, одно пенни — и только тем больным, которые приходили издалека, в покрытие дорожных расходов. Со временем стали выдавать каждому, а к концу XV века, при Генрихе VII, выдавали уже золотую монету в 7 шиллингов 8 пенсов. Из чего следует один железный вывод: вера в монархию пошла на убыль. Что и подтверждается ходом последующей истории — чем менее люди верили в монархию, тем более она прибегала к золоту и мечу, тем вернее шла к гибели, вооружённая роскошно, абсолютистски самодержавная но — без такой важной малости, как вера со стороны подданных.

 

 

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова