Богочеловеческая комедия
1310 год: сожжение Маргариты Порет как патриархальная реакция на женскую веру
Сексология утверждает, что мужчины падки на женщин, соединяющих в себе Богородицу и проститутку. Это всего лишь проекция в интимную жизнь простейшего факта раздвоенности любого человека. Рациональное начало против эмоционального. День против ночи. Мистер Джекил и мистер Хайд. Мистеру Джекилу – святую, мистеру Хайду – распутницу.
Раздвоенность трудно устранить, легко сублимировать. Например, святой Андрей Критский (VIII век) в молитве, которую по сей день великим постом читают десятки тысяч русских, противопоставил двух жён праотца Иакова: любимая Рахиль, нелюбимая Лия. Лия досталась даром и родила четверых, Рахиль он отрабатывал четырнадцать лет и родила всего двоих. Лия – это волевое начало в человеке, Рахиль – интеллект. Научиться уму-разуму труднее, чем «грудь вперёд, баки расчеши». Спустя полтысячелетия Ричард Сен-Викторский тоже «запал» на Рахиль, тоже сравнил её с интеллектом, но обыграл наличие ещё одной женщины – служанки, которую Рахиль использовала в качестве суррогатной матери, а Виктор – в качестве символа воображения. Сперва рожала служанка – сперва воображение представляет идеалы, а потом интеллект их познаёт.
«Приятно держать в памяти, пусть даже лишь воображая, то, чего ещё человек не обрёл разумом. Это первый шаг к созерцанию невидимого» (PL, 196:10).
Виктор и подобные ему люди, прежде всего, Бернард Клервосский совершили в XII веке революцию в мистике, которую впервые подметил Катберт Батлер в 1967 году. Мистика стала эмоциональнее. Не просто абстрактная созерцательность, а физические ощущения. Бернард физически переживал, как Христос входит в него, касается его (PL, 183, 1141-2). Батлер полагал, что сказалось влияние текстов Дионисия Псевдо-Ареопагита, но тексты существовали уже тысячу лет и не влияли – нет, здесь первична внутренняя потребность, а потом уже подыскали из древних аналоги.
Наглядные проявления этой мистической революции в следующем столетии: Христа во время распятия стали изображать более страдающим. На византийских крестах Иисус часто напоминает то ли балеруна, изображающего умирающего лебедя, то ли политика, торжественно раскинувшего руки избирателям. Теперь появляются судороги, боль, искажённое тело. У многих православных по сей день это считается неприемлемым, признаком загнивания католичества.
В том же XIII веке Николо Пизано впервые – в барельефе Пизанского собора 1260 года – изображает ступни Христа приколоченными одним гвоздём. Этой манеры православные решительно не приняли. Как говорил настоятель одного подмосковного собора, проверяя перед групповыми крестинами крестики, поданные родителями: «Посмотрим, католические лапки или наши». Крестики-то махонькие… Одновременно на иконах Воскресения – тех, где раньше изображался просто пустой гроб - впервые появляется сияющий Христос. В том же веке в церквах стали устраивать представления, воплощавшие евангельские события, в том числе, натягивали проволоку, по которой актёр, изображавший Иисуса, подымался и исчезал среди картонных облаков. Искусствовед Кьяра Фругони предположила, что поэтому на некоторых иконах изображены лишь ноги воскресшего Иисуса. Что видели, то и рисуем.
С того же XIII века идёт и другая революция – женщины выходят из тьмы на свет. Они начинают говорить, рассказывать о своих видениях, некоторые самостоятельно определяют свою судьбу. Так появляются бегинки в Голландии и Бельгии – аморфная сеть набожных женщин, которые не становятся монахинями, живут «как все», но всё же далеко не как все. Отношение к этому разное, и бывают и случаи гонений. Иногда женщина получает «зонтик» от гонений, подключаясь к францисканскому или доминиканском ордену в качестве «терциарки», что-то вроде «члена-корреспондента». Живёт дома, воспитывает детей, но «имеет право» не скрывать, что она молится больше обычного, имеет видения.
В XIV веке эта женская революция получает вполне материальные проявления. Во-первых, появляются домашние алтари – появляются внезапно, распространяются широко. Женщина всё ещё прикована к дому, ну так она дома заводит миниатюрную церковь. Джованни Доминичи в «Правилах ведения домашнего хозяйства» (1405 год) рекомендует так располагать эти алтари, чтобы дети могли за ними ухаживать – чистить, украшать цветами. Платили за проторенессанскую живопись треченто мужья, но молились перед этими образами их жёны. Женщина картина чаще заменяла книгу – грамотность была выше среди мужчин.
Во-вторых, женщины становятся мистиками, и мистицизм этот именно тот, который идёт от XII века. Не женщины ввели эмоции в религиозную жизнь, заметим для мачо. И главное чувство – отождествление себя с Богоматерью. Большинство этих женщин, кстати, были замужем и имели детей.
Альдобрандеска да Сиена (ум. 1309) увидела, как на распятии выступила капля крови и эта капля очутилась на её губах – необыкновенно сладкая и нежная (такой же эпизод в житии Джакомо Бьянчони). Чтобы запечатлеть случившееся, она заказала картину с изображением – нет, не себя, а Марии, держащей на руках сына, снятого с креста, и губами прикасающейся к ране в его боку.
Анджела из Фолиньо (ум. 1309) представляла себя в позе Пьеты – Иисус у неё на руках после Креста, она видит его шею.
Сирота Ванна (ум. 1306) из Орвьето, когда её на улице стали дразнить дети, привела их в церковь, показала нарисованного на стене ангела и сказали: «Вы узнаете, что этот ангел – моя мать».
Эти дамы (можно ещё помянуть Умильту из Фаэнцы, ум. в 1310 году) скончались в своих кроватях, а в 1310 году очень, видимо, близкую к ним по духу Маргариту Порет в Париже попросту сожгли. Однако, была и другая крайность – ведь у женщин-мистиков были не только враги, но и почитатели, благодаря которым мы о них знаем, которые записывали их рассказы о видениях.
Почитание было, на вкус современного человека, своеобразным. В середине XIV века – тогда же, кстати, когда была впервые выставлена для публики Туринская плащаница – монахи выставляли для поклонения сердце Маргариты из Читта ди Кастелло, слепой визионерши. Сердце было помещено в золотой сосуд. Более того, монахи выставили и «три камешка с тремя разными изображениями», которые якобы были обнаружены в сердце Маргариты. На первом – Мария в золотой короне, на втором – младенец в колыбели среди овец, на третьем – св. Иосиф и на коленях рядом с ним женщина в доминиканском облачении и рядом белый голубь.
В сердце Кьяры да Монтфалко после её смерти «нашли» три гвоздя и другие миниатюрные символы Страстей (крестик, терн, даже бич).
Николай Бердяев называл такое «объективация». Опредмечивание. Что духовная жизнь приобретает эмоциональное измерение – вовсе не беда. Это не поглупление, как верно отмечал Ричард Сен-Викторский. Это не истерика. А вот материализовывать духовное и предлагать алчущим духа камни, пусть даже с набожными картинками – это и не Рахиль, и не Валла, не интеллект и не эмоции, это простое идолопоклонство.
Лит.:
Frugoni, Chiara. Female Mystics, Visions, and Iconography. // Women and Religion in Medieval and Renaissance Italy. Ed. D.Boernstein, R.Rusconi. На итальянском оп. в 1983 году.
