Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

1351 ГОД: КОРЫСТОЛЮБИВЫЕ ЕВРОПЕЙЦЫ И РУССКИЕ МОЛИТВЕННИКИ

21 октября 1351 года 60 генуэзских галер причалили в византийском порту Гераклея. Генуэзцы воевали с венецианцами, флот шёл на помощь осаждённой Галате. Генуэзцам нужны были припасы, византийцам были нужны деньги. Флотилия покупала провиант и в других портах, всё обходилось мирно.

22 октября, однако, несколько гераклейцев – из «имевших власть» - убили двоих моряков. 

Адмирал Паганино Дориа убеждал не мстить. Генуэзцы рвались в бой, тем более, что видели: город не подготовлен к бою. Флотоводец уступил. 23 октября за два часа город был взят и начался грабёж.

Единственное, чего добился Дориа: солдаты не тронули знатных женщин, собравшихся в городском соборе.

Некоторые итоги происшедшего были зафиксированы в бухгалтерской книге экспедиции: в Гераклее было взято в плен 766 человек, в том числе один священник, одна еврейская семья, около 50 детей. Пленных продавали в Галате с 6 ноября 1351 года по конец мая 1352 года: взрослых за 15 иперперов (серебряные солиды), детей дешевле. Священника продали за 31 иперпер. Покупали (в рабство) итальянцы, в основном генуэзцы.

Епископом Гераклеи в это время числился Филофей Коккин. Реально он в городе не жил, почему историк (и враг Филофея) Григора писал: «О пастве же своей он там (в Константинополе) мало думал».

Филофей организовал сбор денег на выкуп пленных. Он писал о самом себе в третьем лице, что итальянцы «усовестившиеся его доблести и рвения о пастве, отпустили самых незначительных из пленников без выкупа» (ТОДРЛ, 33, 258). В бухгалтерских книгах это не отмечено, но там упомянуто 57 пленных, которые были выкуплены пятью генуэзцами и тут же отпущены на свободу – видимо, речь идёт именно о «незначительных».

В благодарность Богу Филофей написал молитву, которую вскоре перевели на Руси: «В нашествии ратник и о избавлении пленных». Молитва стала популярна в рукописях. Вошла в Требник Петра Могилы (3, 179).  

Молитва была написана, как по-гречески выразился Филофей, «автоматом». Сегодня перевели бы «экспромтом», в древности перевели «внезапу, а не преж во уме изображена», а в другом варианте – «самохотне».

В 1979 году историк Гелиан Прохоров свою статью об этой драме закончил словами:

 «Характерно (и исторически закономерно!) распределилось по странам то, что было написано в связи с Гераклейской трагедией: у греков остались исторические повествования, у итальянцев – счетоводная книга, у русских – молитва».

Неожиданный и – при жесточайшей коммунистической цензуре – почти невозможный выпад. Проявление сугубо идеологических предпочтений самого историка. Эти предпочтения были зародышем той идеологии, которая через 15-20 лет сменила в России коммунистическую: антизападническая и изоляционистская. Православие тут оказывается не тем, что соединяет с другими странами, а тем, что отличает. Греки – нехорошие, они не молятся, живут прошлым. Католики (европейцы) – нехорошие, живут деньгами. Одни русские набожные и добрые.

Реальность же такова, что молитву-то сочинили всё-таки не русские, а грек, в требник же включил молитву не русский архиерей, а украинский архиерей румынского происхождения из Константинопольского, а не Московского патриархата. Корыстолюбивые европейцы всё-таки полсотни человек выкупили сами и отпустили на волю. Не говоря уже о том, что в XIV веке на Руси был преподобный Сергий Радонежский и полтора десятка его учеников, - все вместе не написали и сотни страниц. Таких святых молитвенников в Византии, Болгарии, Италии, Франции было в XIV веке сотни.

В Византии был святой Григорий Палама, писавший отнюдь не исторические хроники, а мистические трактаты, были и его ученики. Что до якобы меркальной Западной Европы, то XIV век – не только столетие «итальянской бухгалтерии», но и столетие Джотто, Лоренцетти, Фиренце, Экхардта, Таулера,  Уиклифа, Екатерины Сиенской, Оккама с его бритвой и Буридана с ослом.

В России к мистике и искусству были вполне равнодушны, жители терпеливо занимались "собиранием земель" (говоря простым латинским языком, милитаризмом).

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова