Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

Богочеловеческая комедия

XV век: ребёнок как пуп мироздания

Считается, что XV век – это победа антропоцентризма. В центр мироздания поставили человека, а в Средние века там был Бог. Парадоксальным образом, при этом ругают одного римо-католического архиерея. Мол, Коперник виноват – раньше в центре мироздания была Земля, а он туда Солнце поместил. Звучит абсурдно, ведь Солнце, а не Земля исконный символ Бога, в том числе и в христианстве, где несколько веков Иисус изображался в виде юноши, из головы которого исходят солнечные лучи. «Красное Солнышко» применительно к князю Владимиру звучит приемлемо ровно настолько, насколько князь воспринимается как подобие Христа, а иначе это было бы богоборчество.

На самом деле, демагогия про то, что негоже человеку быть в центре направлена на защиту прав избранных людей, а вовсе не Бога. Хотят в центр поместить себя, любимого – священника, епископа, да просто наставника.

Между тем, определённая революция в XV веке произошла. Лучше всего она видна на картинах, изображающих Рождество Христово. Именно в этом столетии появляется новая композиция, которая к нашему времени воспринимается уже как нормативная: в центре младенец, Мария и Иосиф на коленях перед ним.<!--more--> Ангелов, волхвов и пастухов досыпаем по вкусу и средствам (ведь за каждую фигуру художник берёт отдельно). Изначально это картина, но картина это очень дорого, поэтому ту же композицию делают в виде трёхмерного «вертепа».

От предыдущей композиции, воспроизводящейся и в современной православной иконописи (хотя вертепы и рождественские открытки с «западным» вариантом теперь и у православных в ходу) эта отличается тем, что Мария – на коленях перед младенцем. Впрочем, композиция эта вообще далеко не всегда помещает младенца в центр. Часто центр пуст, а три фигуры – Мария, Иисус, Иосиф – размещены вокруг пустоты как три ангела на иконе Рублёва. Часто в центре оказывается Мария. Поза у Неё всегда одна: смотрит на ребёнка, задумчиво подперев голову рукою. В цвете – на голове красный платок.

В XIV веке начинаются пертурбации. Джотто в капелле Скравеньи рисует Иисуса на руках у лежащей матери. В псалтири королевы Марии Богородица – в белом платке и, что вообще неслыханно, кормит ребёнка грудью, и грудь обнажена до предела. С точки медицины, очень правильно – прикорм молозивом сразу после родов.

Тем не менее, в XV веке Иисуса не только вырывают из рук Марии и кладут часто прямо на голую землю, но Марию ставят на колени, чего уж точно ни один гинеколог не одобрит. Художники основывались на рассказе о Рождество святой Биргитты Шведской. В 1370 году она паломничала в Иерусалим, была и в Вифлееме, но рассказ её основывался не на разглядывании земной реальности, а на откровении. Рассказ нетривиальный:

«Дева с превеликим почтением преклонила колени в позе молящейся и повернулась спиной к яслям, лицо Ее было обращено на восток, а взгляд устремлен к небу. Она пребывала в экстазе, погруженная в созерцание, Ее переполняло восхищение божественной нежностью. И стоя так в молитве, Она вдруг обнаружила, что Младенец во чреве Ее шевелится, и неожиданно Она произвела на свет Сына, от Которого исходил несказанный свет и блеск, так что солнце не могло сравниться с Ним, и тем более свеча, которую Иосиф поставил здесь, – свет божественный совершенно поглотил свет материальный. И рождение это было столь неожиданным и мгновенным, что я не могла ни обнаружить, ни понять, посредством какого члена своего тела Она родила. Я увидела неизвестно откуда взявшегося Младенца, лежащего на земле – обнаженного и излучающего свет. Его тельце было совершенно чистым. Затем я услышала пение Ангелов, оно было необычайно нежным и прекрасным. Когда Дева осознала, что уже родила Своего Младенца, Она тут же стала молиться Ему: Ее голова склонилась и руки скрестились на груди».

Упоминает Биргитта и то, что Богородица была в белой накидке и с золотыми волосами. В латинском тексте «мгновенность» родов передана оборотом «in ictu oculi», буквально «в моргание глаза», мгновение ока.

У Биргитты, между прочим, было восемь детей, про то, каково на самом деле рожать, она знала всё. Возможно, именно поэтому и вообразила себе Рождество Христово таким способом. Было ей в 1370 году 67 лет – с поправочным коэффициентом, это наши 90.

Младенец из куколки, туго спелёнутого червячка, превращается в дрыгающего руками и ногами пупса – вот революция. В центре мира не вообще человек, а ребёнок. К XIX веку это выльется в настоящую педолатрию, преклонение перед младенчеством как эталоном чистоты, когда «утирание слезинки ребёнка» превращается в самое веское оправдание любого зла. Никаких следов этой педолатрии нет в Евангелии, потому что античность к детям относилась совершенно иначе. И в наше время, кажется, педолатрия сходит на нет – и слава Богу, потому что ребёнок не может выдержать такую нагрузку. Да и педолатрия очень жёстко обходится со своим идолом – как и любое идолопоклонство. Да и женщина на коленях - тоже двусмысленный символ или, что ещё хуже, символ однозначный...

 

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова