Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

"Ромео и Джульетта": где любимый, там и воскресение

"Формирование современной цивилизации" - это серия взрывов. Конечно, идёт и самый тривиальный прогресс, постепенный или скачкообразный переход количества в качество, но интереснее именно взрывы. Первый - взрыв зрения. Не просто иконопись переходит в живопись. Микеланжело, Рафаэль и Винчи - это именно взрывы, которые до сих пор длятся. Наподобие наскальных росписей во французских пещерах. Взрыв архитектуры и скульптуры относится сюда же. Вот музыка взорвалась лишь в XVIII веке. А в конце XVI века взорвался Шекспир. Сразу, с места в карьер - как Рафаэль в живописи, так Шекспир в драме являет предельное совершенство. Менее заметен, но не менее вулканичен Монтень, так ведь и эссе не столько читают людей, сколько смотрят телевизор (а Шекспир - Голливуд своего времени).

Сюжеты Шекспира примитивны - или, лучше сказать, традиционны - до невозможности. Любовь, погибшая из-за случайного стечения обстоятельств - какая пошлость. Какой инфантилизм, подростковое "и они все будут идти за моим гробом и рыдать". Конечно, лучше садо-мазохистских фантазий, хотя, впрочем... Нет, не лучше и не хуже, фантазии они фантазии и есть. Только сюжет не имеет ни малейшего значения. Как на картинах Тернера не имеет значение море и корабли, а только свет и цвета. Сюжет Тернер навешивал, чтобы не побили камнями, и к Рафаэлю с Винчи это тоже относится. Улыбка Моны Лиза означает: "Хотите портрет? Получайте, идиоты, но знайте, что лицо тут случайность, а свет - суть".

Конечно, при сравнении Шекспира с предшестенниками - итальянскими новеллистами, испытываешь шок. Они так корпели, их так читали, а ведь это были всего лишь аннотации к ненаписанному. Ужас? Да разве в наше время большинство людей не читают, не смотрят и не слушают то, что является лишь аннотацией к шедевру или, наоборот, сжатым изложением шедевра? Ну что делать - годовалому малышу бархатная коробочка намного интереснее бриллиантового перстня из этой коробочки.

Все сюжеты Шекспира не имеют ни малейшего значения, и в "Буре" он позволил себе обойтись вовсе без сюжета - так, рожки да ножки, наподобие остатков от рафаэлевских лебедей на полотне Френсиса Бэкона. В Шекспире главное - язык Шекспира. Шекспир наслаждается языком как Колумб Америкой, только вот использует он язык много лучше, чем даже американцы - Америку. Но если всё-таки смотреть по сюжетам, чем "Ромео и Джульетта" отличаются от "Марьотто и Джанноца", то два формальных момента бросаются в глаза.

Во-первых, случайность спрессована до вселенной за секунду до большого взрыва. Вот потерпи секундочку - и всё будет отлично. Пусть все - включая твои собственные органы чувств - твердят, что любимая умерла, но подожди хотя бы трупного запаха. Ведь Ромео замечает, что никаких признаков тления нет! Вспоминается старый, шестого века богословский спор о том, было ли подвержено тлению тело Иисуса между смертью и воскресением. Вся история человечества, с нетерпеливым покрикиванием - ну когда же, когда же - и есть "эффект Ромео". Потерпи, у любви свои сроки, в отличие от смерти!

Во-вторых, у Ромео есть двойник - нет, не Парис, а Меркуцио. Любовь мешает Ромео убивать. В реальной жизни единственным обстоятельством, которое мешало убить, был страх либо палача, либо кровной мести. Не убивать, потому что враг в родстве с любимой - это революция в сознании. Меркуцио и есть Ромео средневековый, Ромео, для которого любовь лишь развлечение. Мистер Хайд. Ночной Ромео, ночной духовно - а ночной Ромео у балкона есть всего лишь свет во тьме, как и положено любимому и любящему. Вот это раздвоение личности, которая есть основа созидания личности, и станет одной из главных тем "современного сознания".

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова