|
См. XVIII век.
29 сентября 1769 года губернатор Харьковский генерал-майор Евдоким Щербинин сетовал в письме к архиерею, что, хотя «пятый год течет, как город Харьков сделан губернским, однакож чрез все оное время … не слыхать было ни единожды проповеднического гласа» в городском соборе. Единственный священник в городе, способный произносить проповеди, о. Михаил Шванский, проповедовал в церкви Харьковского коллегиума (Лебедев, 1902, с. 180). Архиерей распорядился произвести Шванского в протоиереи и обязать его самому говорить проповеди в соборе.
Спустя 15 лет белгородский же еп. Аггей Колосовский приказал выдавать Шванскому ежегодно из Харьковского Покровского монастыря: по 2 четверти ржаной муки, пшеничной, пшена, шесть баранов, бочку пива (35 вёдер), 6 вёдер вина, 10 вёдер мёду. Если же Шванский должен был ехать в Белгород или куда-либо по нуждам коллегиума, его обеспечивали тройкой с кучером и с коляской «по характеру его». Амфиан Лебедев, цитируя этот указ, выделил слова про характер курсивом. Ему, в 1902 году, было уже немного смешно устанавливать зависимость между достоинством человека («характер» тут обозначает именно достоинство) и экипажем. Гоголь это ещё прекрасно понимал.
Шванскому, видимо, недолго пришлось пользоваться своими привилегиями. Уникальность Шванского видна из того, что, когда летом 1787 г. новый архиерей – Феоктист Мочульский – приказал в Харьковском коллегиуме обучать искусству проповеди, это показалось учителям «невместимым» и последовало «всеобщее неудовольствие». Тогда проповедником был назначен преподаватель Харьковского коллегиума о. Андрей Прокопович (ум. 1826).
Прокопович был легендарной фигурой. Сын полтавского старшины, свысока глядевший на «мужиков». Префект коллегиума, потом ректор, с 1796 соборный настоятель. Духовный цензор, опубликовавший сам сборник своих проповедей, латинскую хрестоматию, комментарии на послания ап. Павла. Одним из первых в России получил в 1798 г. наградной золотой крест, а позднее и орден Анны с алмазными знаками. Харьковский епископ Павел пытался было «смирять» Прокоповича, требуя, чтобы тот «против власти и начальства не восставал укоризнами и строптивыми защищениями своей мнимой непогрешительности» (Багалей, гл.2 5). Но Прокопович дошёл до Синода, где признали архиерея виноватым. Случай почти невероятный.
Проповеди Прокопович издавал, но, видимо, проповедовать не любил. В 1791 году он с удовольствием просил архиерея сделать проповедником и толкователем катехизиса священника Вознесенской церкви о. Василия Фотиева, который «сам звание сие на себя принять желает».
Фотиев оказался уникальным человеком, своего рода Менем XVIII столетия (впрочем, и XIX, потому что скончался он в 1829 году). Книг, правда, он не издавал, но в то время не книги, а устное слово оставалось главным средством проповеди. На его беседы о вере в Харьковском коллегиуме стали собираться не только ученики, но и «множество обоего пола людей» - горожан. Пришлось беседы перенести в церковь, где было просторнее, чем в классе: «Многие, во время этих бесед становятся на столах и окошках, и по чрезвычайной тесноте ломают столы и разбивают окошки» (Лебедев, 1902, 231).
Фотиев был сыном священника из Григоровки под Харьковым, окончил сам коллегиум. Отличался небольшим ростом и большим умом; был одним из энтузиастов создания в городе университета. В 1803 г. профессор Илья Фёдорович Тимковский с восторгом говорил о Фотиеве: «Остёр в понятиях, любит свою должность, охотно упражняется для нее». В это время Фотиев преподавал в народном училище и содержал пансион. В сущности, этот пансион был своеобразной элитной школой, самой лучшей и самой дорогой в Харькове. За некоторых учеников платили 300-350 рублей в год, что равнялось жалованью крупного чиновника, зато другим делалась скидка. Среди прочих учителей был француз, преподававший танцы и декламацию, Иоганн фон Шмерфельд, позднее профессор Харьковского же университета, даже некий «пастор». При открытии университета пятеро воспитанников Фотиева были приняты в него студентами.
В 1813 году переводчик Роман Цебриков, посещая Харьков, пришёл в восторг от о. Василия, назвав его «весьма ловким, развязным, обходительным и в прямом смысле слова человеком светским». Это было сказано без сарказма – «развязность» тогда противопоставлялась невоспитанности, точнее, надменности и замкнутости, не желающей и не умеющей общаться. Восторг был связан именно с тем, что духовенство в целом воспитанностью не отличалось.
Фотиев по собственному проекту возвёл новое здание Вознесенской церкви (в 1801 г. в Москве была напечатана его речь на заложение храма). Её сравнивали с Сергиевским артиллерийским собором в Петербурге – классицизм, по его моде алтарь был окружён колоннами. 17 сентября 1817 году именно у этой церкви остановился проезжавший через Харьков император Александр I и поздоровался с духовенством – то есть, очевидно, с тем же Фотиевым.
Вознесенскую церковь коммунисты, перестроив, приспособили под военную кафедру Харьковского университета сельского хозяйства, а Вознесенскую площадь наградили именем Фейербаха. |
